Нассим Талеб - Одураченные случайностью

Я все еще удивлен одержимым отношением к рискам этого яркого человека, которые он постоянно прокручивал в голове - он думал буквально обо всем, что могло случиться. Он заставил меня сделать альтернативный план на случай падения самолета на здания офиса - и разгневался, услышав мой ответ, что финансовые условия его департамента были бы мало интересны мне в таких обстоятельствах. Он имел репутацию ужасного волокиты, темпераментного босса, способного зажечь любого по своей прихоти, но слушал меня и понимал каждое слово, которое я хотел сказать, поощряя меня пройти дополнительную милю в моем изучении случайности. Он заставил меня искать невидимые риски "взрыва" в любом портфеле. Не случайно, он имел огромное уважение к науке и выказывал уважение ученым; через десять лет или около этого после того, как мы работали вместе, он неожиданно объявился во время защиты моей докторской диссертации, улыбаясь из глубины комнаты. Кении знал, как подняться по иерархической лестнице организации и достигнуть ее верхнего уровня, перед тем, как быть выгнанным, а Жан-Патрик не сделал такой успешной карьеры, но заставил меня остерегаться зрелых финансовых институтов.

Многих людей, самоориентированных на "конечный результат" может больше беспокоить вопрос об историях, которые не имели места, чем об историях, которые действительно случались. Очевидно, что для несумасбродного человека, из разряда "успешных в бизнесе", мой язык (и, я полагаю, некоторые характерные черты моей личности) кажется странным и непонятным. К моему удивлению, этот аргумент многим кажется обидным.

Контраст между Кении и Жаном-Патриком не простое совпадение в продолжительной карьере. Остерегайтесь расточительных "знающих бизнес" людей; рыночное кладбище непропорционально хорошо заполнено самоориентированными на "конечный результат" людьми. В противоположность их обычной манере вести себя как Хозяева Вселенной, они вдруг выглядят бледными, тихими и лишенными гормонов на пути к своему офису для обсуждения соглашения об увольнении.

Реализм может наказывать. Вероятностный скептицизм еще хуже. Трудно идти по жизни, надев вероятностные очки, так как начинаешь видеть одураченных случайностью повсюду вокруг, во множестве ситуаций, настойчивых в своих иллюзиях восприятия. Для начала, невозможно читать исторический анализ без сомнения в безупречности выводов: мы знаем, что Ганнибал и Гитлер были безумны в своих стремлениях, так как в Риме сегодня не говорят по-финикийски и Таймс-сквер в Нью-Йорке не представляет собой свастику. Но что было бы, если бы все эти генералы, которые были одинаково безумны, в конечном итоге выиграли бы войну и, следовательно, были бы почитаемы историческими хроникерами? Трудно думать об Александре Великом или Юлии Цезаре как о человеке, который выиграл только в произошедшей истории, но который потерпел значительное поражение в других, виртуальных.

Если мы слышали о них, то только потому, что они пошли на значительные риски, вместе с тысячами других людей, и им посчастливилось победить. Они были умными, отважными, благородными (временами), имели самую высокую культуру из возможных в те дни - но такими были и тысячи других, кто ютится на затхлых задворках истории. Я не оспариваю факт, что они выиграли свои войны - только претензии на качественность их стратегий. (Мое самое первое впечатление от недавнего перечитывания «Илиады», первое в моём взрослом возрасте, было таким, что эпический поэт не оценивал своих героев по результату: герои выигрывали и проигрывали битвы таким способом, который совершенно не зависел от их собственного мужества; их судьба зависела только от совершенно внешних сил, в основном от явной помощи интригующих богов (не лишенных семейственности). Герои стали героями потому, что они геройски вели себя, а не потому, что они выиграли или проиграли. Патрокл не производит на нас впечатления героя своими достижениями (был быстро убит) потому, что он предпочел умереть, чем видеть Ахилла в мрачном бездействии. Очевидно, эпический поэт понимал невидимые истории. Позже философы и поэты использовали уже более тщательно проработанные методы борьбы со случайностью, что мы увидим в стоицизме.

Прослушивание средств информации, в основном из-за того, что я не привык к ним, может заставить меня подпрыгнуть из моего кресла и выражать свои эмоции перед движущимся изображением (я вырос без телевизора и научился обращаться с ТВ только к 20 годам). Одна из иллюстраций опасного отказа от рассмотрения альтернативных историй представлена в интервью, в котором Джордж Вилл, "комментатор" широкого профиля, встретился с профессором Робертом Шиллером, известном публике своим бестселлером "Иррациональный избыток чувств", но более известном специалистам своим замечательным осмыслением структуры рыночной случайности и волатильности (выраженным в четкой математике).

Интервью иллюстрирует деструктивный аспект средств информации, в угождении нашему весьма извращенному общему сознанию и склонностям. Мне говорили, что Джордж Вилл очень известен и крайне уважаем (т.е. для журналиста). Возможно, он имел даже достаточную, интеллектуальную целостность; его профессия, однако, только кажется интеллектуальной и интеллигентной для толпы. Шиллер, с другой стороны, понимает все входы и выходы случайности; он обучен работать с точной аргументацией, но кажется менее понятным публике, так как предмет его обсуждения сильно противоречит интуиции. Шиллер говорил, что рынок акций уже давно переоценен. Джордж Вилл продемонстрировал Шиллеру, что если бы люди, прислушивались к нему в прошлом, то они потеряли бы деньги, так как рынок вырос более чем в два раза с тех пор, как он начал говорить, что он переоценен. На такой журналистский, хорошо звучащий (но совершенно бессмысленный) аргумент Шиллер был не способен ответить что-либо, за исключением объяснения, что факт его неправоты в одном отдельном рыночном сигнале не должен иметь чрезмерного значения. Он, Шиллер, будучи ученым, не претендовал на то, чтобы быть пророком или одним из конферансье, которые дают комментарии по рынкам в вечерних новостях. Возможно, Йоги Берра имел бы самый подходящий момент для своего точного комментария о том, что толстая леди еще не спела.

Я не мог понять, что Шиллер, необученный сжимать свои идеи в безвкусные звуковые байты, делал в таком шоу на ТВ. Глупо думать, что иррациональный рынок не может стать еще более иррациональным; взгляды Шиллера на рациональность рынка не лишаются законной силы на основании того аргумента, что он был неправ в прошлом. Я не мог бы привести лучший пример, чем персона Джорджа Вилла, в качестве представителя многих кошмаров в моей карьере: мои попытки предостеречь кого-то от игры в русскую рулетку на $10 млн. и видения журналиста Джорджа Вилла, публично меня посрамляющего, говоря, что если бы этот некто прислушался ко мне, то это стоило бы ему потери значительного будущего. К тому же, комментарий Вилла не был импровизированным замечанием; он написал статью, обсуждающую плохой «прогноз» Шиллера. Такая тенденция делать и менять прогнозы, основываясь на судьбе колеса рулетки, симптоматична, для нашей генетической неспособности справляться со сложной структурой случайности, преобладающей в современном мире. Смешение прогнозов и пророчеств симптоматично для случайностной глупости (пророчество относится к правым столбцам таблицы 1, а прогноз эквивалентен левому столбцу).