Рысья гора - Сергей Аркадьевич Шелец
Я замечаю, что на Анюте слишком много тонального крема. Внутри заправки достаточно светло, чтобы за слоем крема увидеть под глазом Анюты фингал. Она понимает, что я вижу, и будто извиняясь пожимает плечами, и говорит:
— Ну, мой масик не хотел просто так меня отпускать.
Мы садимся за столик у окна, и чтобы нас не выгнали, берем по кофе. Из окна хорошо обозревается остановка, на которой останавливается "Икарус". 10 минут на нем, и мы окажемся в своем любимом уютном мирке. Анюта еще вчера звонила Давыдихе, и предупредила о нашем приезде. Так что нас ждут.
— Я очень обрадовался, когда узнал, что вы собираетесь валить, — говорит Нэнси, наманекюренными пальчиками убирая золотые локоны за проколотое ушко, — Мне было не плохо в принципе жить на Скандинавии, но у моего парня начались проблемы с деньгами. Вот я и решил съехать.
— Я бы с Масиком осталась, — говорит Анюта, — Но мне было пиздец как скучно. Девочки, знаете что я ела, когда жила с ним? Одно полезное для здоровья дерьмо. Хлебцы, какое-то молоко из растений. Я где угодно пряталась, чтобы спокойно втихаря покурить. Это было ужасно.
— Мою историю вы знаете, — говорю я.
— Кстати, ты не обменялась номером с его женой? Было бы интересно узнать, что там будет дальше, — улыбается Нэнси.
— Мы лично выясним, когда Олег приедет. Он будет меня искать.
Анюта достает пачку сигарет, но убирает ее. Я всегда ругала ее за частое курение, хотя сама в последние две недели скуривала 2 пачки в день.
За общением мы чуть не забываем про автобус, и заметив его, мы быстро берем свои сумки, и бежим на остановку, волочась сквозь сугробы. Нутро красного старенького "Икаруса" пахнет пылью и чем-то сладким. Мы садимся в конец, и молчим. То, на что мы решились — очень рисково. Сезон начинается с апреля, когда в гостинице заселяются люди, и когда в Рысьегорск начинает курсировать поток туристов. А сейчас там ночуют только редкие путники и дальнобойщики. Даже Давыдиха удивилась, когда мы решили снова погреться под крылом нашего менеджера, или в простонародье — сутинера.
***
У вас было такое чувство, что вы куда-то едете, а кажется, будто в пути вы прожили несколько лет? Впервые с этим феноменом я столкнулась несколько лет назад, когда добиралась на электричке из Питера в Петрозаводск. Я не спала несколько дней, в поезде клевала носом, и видела сновидения. Из-за них мне показалось, что я еду уже месяц. Приехав в пункт назначения, я малость охуела, сняла в ближайшей гостинице номер, и провалилась в глубокий сон.
Эти 10 минут до комплекса на автобусе растянулись для меня на неделю. Я проваливаюсь в полудрему, и мои размышления принимают визуальный характер. Словно изощрённый мазохист, я снова вспоминаю то, из-за чего меня выгнала из дома мать. Я снова слышу стук каблуков, в такте которого чувствуется агрессия и холодность. Слышу, как ее очередной ухажер начинает материться. Я физически чувствую запах ее духов, хотя от меня пахнет парфюмом подешевле.
По обе стороны от меня — ближайшие мне люди, прошедшие проверку временем и бедами. Мы с минуты на минуту окажемся в месте, где начали свой путь любовниц ночи, и у меня опять возникают эти червеобразные мысли о том, чтобы попробовать на вкус нормальную жизнь. Вернуться к матери с понурой головой, поступить в шарагу, отучиться, и там далее по накатанной. Забыть то, чем я жила 2 года. Слева ворочается Нэнси, будто эктоплазмой почуяв мои сомнения. Из кармана шубы он достает флягу, и пьет. Что-то крепкое.
Гребаный виски, способный прожечь крепостью сковороду, приводит меня в чувство, когда я отбираю фляжку у Нэнси. Тот возмущается. Анюта отбирает поило у меня, и пригубив морщится. Еще немного.
***
Это же исповедальня, и я в попыхах забываю сообщить, как познакомилась со своими сестрами по кровати. Напомню о том, что я бомжевала, шлялась по торговым центрам и мечтала умереть. Как-то в одном из торговиков я решила помыть голову под краном в женском туалете. На такой отчаянный позор я решалась раз в неделю, и чувствовала себя полным ничтожеством, ловя на себе настороженные взгляды дам. У меня были длинные волосы и не было шампуня, и я наносила на голову мыло для рук.
В тот самый раз в дамский туалет зашла рыжеволосая девочка, и встала рядом, чтобы перед зеркалом поправить макияж. Я как раз таки намыливала голову, и думала о том, что не плохо было бы с чистой головой прыгнуть под автобус, чтобы больше ничего не чувствовать. Девчонка достала тушь, и начала старательно красить ресницы, а я обратила внимание на то, что одета она была максимально нелепо. Огромная цыганская юбка, мужская кожаная куртка, а на плече болталась дорожная сумка. Вдруг девчонка раздраженно швырнула тушь в свою сумку, и сказала:
— Так ты долго будешь возиться, — и запустила свои пальцы в мои сырые волосы. — Никогда не наноси моющее средство на всю длину волос. Достаточно немного на корни, а потом распределить по всей шевелюре.
От неожиданности я что-то провякала, и позволила рыжеволосой себя обхаживать.
— Если волосы высушить полностью, то так они дольше будут чистыми. Под сушилкой для рук можно, но чтобы было быстрее, их можно чем-то промочить. У тебя есть полотенце?
Я помотала головой, а девчонка вытерла руки о подклад куртки, и стала рыться в своей необъятной сумке. Вытащив полотенце, она кинула его на край раковины, и помогла мне смыть пену.
— Я раньше тоже так делала. Один раз даже умудрилась покрасить волосы хной на заправке. Я не могла смыть эту дрянь с головы на протяжении часа. И разумеется я засрала всю раковину. Как тебя зовут, кстати?
Я назвала свое имя, а девушка, с виду моя ровесница, представилась Анной, или Анютой. Когда мы сушили волосы, я заплакала. За все время моего изгнания Анюта была единственным человеком, который не спрашивал что со мной, а просто человечески помог.
— Ты бомжуешь? — спросила она.
Я кивнула.
— Хочешь есть? Я проголодалась.
— У меня осталось только сто рублей, — сказала я, хлюпая носом.
— Я потому у тебя и спросила. Говорю, я сама бомжевала. Так что понимаю, каково тебе. Мы с
