Иллюзия себя: Что говорит нейронаука о нашем самовосприятии - Грегори Бернс
Однако, чтобы начать новую историю, нам все равно понадобится схема или шаблон. Мы не можем начать историю, не понимая, куда она ведет, поскольку в таком случае она будет читаться как череда дневниковых записей – хроника событий, освещаемых по мере их возникновения без осознания их смысла и значимости. Большинство из нас по умолчанию склоняются к формату путешествия героя. Что ж, вполне достойный формат. Но, мне кажется, можно отыскать идею получше – у философов древности.
Понятие достойной жизни восходит к таким мыслителям, как Платон, Аристотель и Конфуций. Хотя ради развлечения истории о путешествиях героев рассказывали довольно часто, совсем не обязательно они преподносились как модель, по которой слушатель должен был строить собственную жизнь. В основе древнегреческой этики лежало понятие эвдемонии, что можно приблизительно перевести как «процветание». Иногда эквивалентом эвдемонии называют счастье, однако понятие счастья у древних греков подразумевало не только добродетельную жизнь, но и положение в обществе. Платон в качестве основных добродетелей порядочного афинянина называл храбрость, мудрость, справедливость и умеренность. Порядочный гражданин обходился без излишеств, имел мужество быть честным сам с собой, становился мудрее, усваивая жизненные уроки, и делился опытом с другими, ища справедливости у сограждан. На другом краю света точно так же помещал добродетели в центре своей этической парадигмы, диктующей людям, как им жить, другой философ – Конфуций. Дао у древних китайцев означало примерно то же, что эвдемония у древних греков{176}. Конфуций пришел к выводу, что дао складывается не из личных достижений, а из того, как человек обращается с окружающими в повседневной жизни. Драматические моральные дилеммы и путешествия героев не имели в Древнем Китае такого значения, как в западном каноне. Этика добродетели может послужить альтернативой путешествию героя, которое, откровенно говоря, задирает планку слишком высоко и ставит во главу угла личный подвиг, подразумевающий сокрушение зла героем. Кроме того, я думаю, что добродетель в классическом ее понимании – именно то, что большинство хотело бы обрести.
Хотя путешествие героя и добродетельная жизнь дают нам обширные шаблоны для нарратива, создавать жизненный нарратив они не учат. Поучиться этому я предлагаю у Виктора Франкла, австрийского психиатра, который несколько лет провел в нацистских концлагерях. Он ближе всего подходит к тому, что мы все ищем в своих нарративах, – наполнению жизни смыслом.
Теория Франкла, которую он называет логотерапией, в корне отличалась от психотерапии Зигмунда Фрейда. Если Фрейда интересовало прошлое человека, то Франкл сосредоточивался на «смыслах, предполагавших осуществление в будущем»{177}. Он пришел к выводу, что причины экзистенциального кризиса нужно искать в разрыве между имеющимся положением дел и тем, что человек хочет от будущего. Если настоящее не дает никакой надежды на будущее, возникает экзистенциальное истощение, оставляющее у нас в душе черную дыру, которую можно обозначить вопросом «Зачем жить?». Симптомом этого истощения, пишет Франкл, выступает «воскресный невроз» (ныне используют термины «воскресная тревога» и «предпонедельничный мандраж») – хандра, которая одолевает человека перед началом новой рабочей недели, когда труд не приносит удовлетворения. Цель логотерапии – подсказать человеку, в каком направлении двигаться, чтобы найти смысл жизни.
Как мы это делаем? Мы рассказываем истории. Себе и другим. Да, это и вправду так просто. Смысл возникает из создаваемых нами нарративов.
Виктор Франкл видит три пути к обретению смысла. Первый путь – создать что-либо или совершить некий значимый поступок. Если смотреть с точки зрения нарративных форм, это эквивалент «Путешествия героя». Второй путь – испытать какие-то чувства или кого-то встретить. Этот путь Франкл связывает с любовью, которая, на его взгляд, являет собой единственный способ увидеть другого человека «насквозь». Третий путь – страдания. В самих страданиях смысл найти трудно, поэтому Франкл предлагает попавшему в беду проецировать себя в будущее. А затем, предвосхищая теорию сожаления, Франкл просит это будущее «я» оглянуться и представить, какие уроки он вынесет из пережитого.
Логотерапия – блестящее руководство по написанию личных нарративов. Заметьте, я говорю о написании, а не переписывании. Это большая разница. В предыдущей главе мы говорили о сожалении, которое обращается как в прошлое, так и в будущее. Я не предлагаю переписывать прошлое. Зато мы можем почерпнуть у логотерапии и других методик способы творить будущее. Мы будем пользоваться теми же приемами, которые применяют хорошие писатели. Мы не будем разгадывать загадку смысла жизни. Мы начнем с вопроса попроще: «А что, если?..»{178}
Эта стратегия лучше работает в пространстве вымысла, поскольку в скучных подробностях реальной действительности слишком легко увязнуть. Вымысел снимает с нас оковы хронологии. И помните, мы всего лишь упражняемся. Дайте волю воображению.
Вот вам мысленный эксперимент на тему диссоциации: вообразите, что у вас есть возможность клонировать себя так, чтобы клон в точности копировал не только ваше тело, но и мозг со всеми вашими воспоминаниями.
И вы тут же попадаете на первую развилку в нарративе. Вы можете жить своей прежней жизнью и писать историю новой жизни своего клона, либо ваше место займет клон, а вы будете писать историю собственной новой жизни. Конечно, сразу же возникают и метаверсии, а именно: что произойдет с человеком, который останется жить своей жизнью, зная, что параллельно где-то живет его альтернативная версия, и наоборот. Но их мы пока рассматривать не будем, так что выбирайте из двух основных замыслов: либо вы начинаете новую жизнь, либо клон.
Следующая задача – наметить для вашей истории временны́е рамки. Здесь мы слегка отходим от кинематографической формулы. В большинстве фильмов действие укладывается в промежуток от нескольких дней до нескольких недель. Бывают и исключения, в том числе относительно редкие примеры, в которых экранное время равно реальному, как в «Собачьем полдне» (Dog Day Afternoon). Случается, что действие растягивается на годы или десятилетия («Форрест Гамп», «Крестный отец», «Космическая одиссея 2001 года»). Мы же с вами метим на не занятую кинематографом территорию отрезков времени от одного до десяти лет. Для сколько-нибудь ощутимых изменений требуется как минимум год, но чаще гораздо больше. Наверное, один год это слишком быстро, а десять слишком далеко. Так что, пожалуй, возьмем лет пять, это оптимально.
Попробуйте представить, что будет делать ваш клон. Он может стать кем захотите. Кем он будет через пять лет? Это финал истории, на которую вы настраиваетесь, но сразу представить себе этот завершающий кадр, полагаю, не получится. Вспомним инструменты сторителлинга и спросим себя, что этого вашего клона заботит. Ему переданы все ваши
