АСЕ – ключ к тайнам мироздания (трицентричность сознания) - Сергей Алексеевич Минский
Для тех, кто ещё не совсем в теме, предлагаю представить себе людей, подвергшихся насилию, побывавших в рабстве, прошедших ад военных действий и переживших такое, от чего весьма сложно стать свободными. Представьте людей, живущих всю жизнь под страхом детских наказаний. Или тех, кто с ужасом смотрит на пьяного человека, не помня даже лица своего придурка-отца, поиздевавшегося несколько лет над семьей, пока с ней жил. А он и не мог по-другому, потому что он такой, какой есть, ибо другой жизни, вбитой в него импринтно в детстве, просто не знает. Да если и знает, то только теоретически. А это означает, что пользоваться такими моральными установками он в состоянии даже лёгкого опьянения — в изменённом, аффективном состоянии сознания не может конституционально.
Итак, мы определили, что «реактивный ум» прежде всего виновник посттравматического расстройства, и, как результат, бытовых преступлений, а ещё он посредник передачи форм поведения взрослых через подражание детям. И это очень часто тот «кислый виноград» родителей, который через импринтинг закрепляется в поведении детей в виде некой непререкаемой нормы, наслаиваясь на его темперамент и характер. И даже тогда, когда человек в будущем научается в социуме правильному поведению, он все же на уровне подсознания остаётся «самим собой», что обязательно проявляется в изменённых состояниях сознания. Происхождение не спрячешь.
Все мы различны. Различны ситуации, в которых мы проявляемся. Но незыблемы для нас Универсальные Законы Мироздания, лежащие в основе всего этого быстро меняющегося многообразия. А значит, принципы будут проявляться в разных ситуациях одинаково. Лишь будет вводить нас в заблуждение различной внешностью конкретика.
Завершение
Скажу откровенно: если бы я кроме как в индуизме, в оккультной и даосской традициях не нашел подтверждения существования тонких тел ещё и в египетской традиции, то за эту работу, наверное, взялся бы с меньшим рвением. Но я настолько уверовал в идеи Гермеса Трисмегиста, а позже и Моисея, который объединил египетские тайные знания со знаниями черной расы, что, увидев подобную дифференциацию еще и там, я почувствовал себя уверенней. Конечно, вопрос не стоял — делать или не делать, ибо, кто занимался подобным трудом, тот знает, что от нас в данном случае мало что зависит. Нет вопроса — делать или нет, есть только вопрос — как реализовать то, что должен, хотя и это, думаю, предусмотрено, просто нам это пока неизвестно.
Двадцать лет занятия поэзией — соединения несоединимого. Это оказалось всего лишь занятием по коррекции будхиального тела. Филологический факультет с его этимологическими экскурсами в историческую грамматику. Дзэн: его непонятные «хлопок одной ладони», «тишина водопада», «уже улетели». Библия со своей многозначностью и диаметрально противоположными суждениями по одному и тому же вопросу. Но апофеозом для меня явилось освоение Арканов Таро. Здесь я окончательно зашел в тупик от абсурдности подходов. Это сейчас я, задним числом, прослушав в дополнение курс социальной психологии и перелистав кучу книг, да ещё и немало поднабравшись жизненного опыта, рассуждаю, что и как было. А тогда — в свои тридцать четыре я окончательно запутался от массы такой противоречивой информации. И в то же время я «чувствовал»: какое-то в ней было объединяющее начало. Это состояние, как я сейчас себе представляю, сродни состоянию затяжного любовного акта, когда процесс никак не может вступить в свою завершающую фазу.
Всё это творилось со мной, не скажу уже сейчас сколько, но точно не один год, а «момент истины» по сравнению с ее ожиданием произошел фактически мгновенно. Сколько он продолжался, я даже толком и не представляю. Помню только, что ветка дерева, на которую я смотрел, вдруг засветилась ореолом фосфоресцирующего света. Я посмотрел чуть в сторону и снова вернулся взглядом назад. Помню, что у меня возникло (затрудняюсь даже как это назвать — чувством, осознанием, ощущением), что мы едины, что я и мир вокруг меня — одно целое. Я ощущал эту ветку, как собственную руку. Я был этой веткой, а она была мной.
Потихоньку все восстановилось и стало таким же, как всегда… кроме одного — эйфории. Это были пульсации эйфории, совершенно дикие моменты какого-то экстатического счастья. И это состояние, постепенно затухая, длилось больше месяца, а может и дольше: точно уже не помню — с тех пор прошло около двадцати лет. Эйфория то усиливалась, то ослабевала. Во мне возникали вопросы и тут же, или почти сразу приходили ответы. Ответ, и снова всплеск эйфории. Я захлебывался, я плакал от счастья, что я теперь все знаю. Тогда я думал, что так будет отныне всегда. Но постепенно эйфория ушла. Осталось только состояние структурности всего, с чем я соприкасаюсь. Хаос трансформировался в Космос. Тот мир, в котором я был частичкой в броуновском движении, выстроился в определенный порядок. И я в этом порядке, в структуре объединившей всё матрицы занимаю свое определенное законами мироздания место. И пусть я остался пылинкой в непомерном пространственно-временном континууме Вселенной на уровне реальности ее мира. Я все же велик. Я сам — вселенная, пространственно-временной континуум — вечность для тех, кто населяет меня. Я велик и ничтожен одновременно. И это меня больше не беспокоит, потому что все таково в этом мире. Все рождается, проходит этапы развития и умирает: никто не может избежать конца, если было начало. Тот, кто однажды появился, должен будет уйти. Но каждый раз вынужден будет вернуться, обновленный, прошедший смерть-рождение, иньско-янский трудный переход, оставив позади свою личность — смертную часть души, взяв какие-то наработки с собой в ту следующую жизнь, которая все же будет результатом предыдущих. Монада с сущностью продолжат путешествие. Это снова буду Я, каким бы другим я ни был: мы это всё видим в онтогенетическом плане — каждое утро мы просыпаемся другими. Сегодня младенцем, завтра подростком, послезавтра взрослым человеком, затем стариком. Но это все — наше Я, обогащенное всем, через что прошло. Оно что-то
