Смерть в большом городе: Почему мы так боимся умереть и как с этим жить - Мария Рамзаева
Для возвращающихся душ покойников также в течение 40 дней после смерти ставили воду – напиться, рюмку водки; мед, хлеб и соль – поесть{71}.
С «изобретением» чистилища в XII в. католики стали предполагать, что помимо рая и ада существует еще третье пространство, в котором душа пребывает некоторое время, и, пока она там находится, на судьбу покойника можно повлиять извне: молитвами, милостыней{72}.
Несмотря на то что официально православная церковь не признает чистилища и считает, что повлиять на судьбу умершего близкого нельзя, существует учение о мытарствах души – те самые 40 дней душа странствует и сталкивается с испытаниями, и в это время рекомендуется совершать все те же действия: читать молитвы и подавать милостыню, чтобы помочь душе близкого, готовой предстать перед Богом{73}. Лишь спустя 40 дней душа по-настоящему уходит из мира и человек как бы окончательно умирает.
Самый же удивительный пример жизни после физической смерти представляют уже упомянутые выше тораджи. Они верят, что человек умрет лишь тогда, когда в жертву принесут животное. До этого покойник остается в доме, в постели, и к нему относятся как к тяжелобольному, но живому. О нем заботятся, с ним разговаривают и считают, что он все понимает и чувствует. Похоронный обряд проводится лишь через несколько месяцев, а то и лет, и только тогда, согласно верованиям тораджей, наступает смерть{74}.
Уход от традиционной смерти
Традиционный подход к смерти как к естественной и близкой Арьес считал самым нормальным отношением к ней, в противовес «перевернутому», который доминирует в настоящее время{75}. Несмотря на то что христианство активно боролось с таким во многом языческим подходом, он существовал параллельно с другими представлениями об умирании, похоронах и загробной жизни не только во времена Средневековья, но и многие века после него.
Отход от традиционного подхода в большой степени связан с ростом индивидуального сознания, приходящего на смену ощущению себя частью общины. Люди переставали жить столетиями на том же месте, переезжали в города, меняли занятия, и прочные связи рушились{76}. Это находило отражение и в верованиях. Так, в Европе вместо идеи коллективного Страшного суда, который произойдет во время второго пришествия, распространилась идея суда индивидуального, после которого душу направляют либо в ад, либо в рай. Исчез промежуток между физической и окончательной смертью, и покойники больше не являлись живым, чтобы попросить их помощи или молитв{77}.
Менялось и отношение к мертвецам: спокойное безразличие уступало место отвращению к разлагающейся плоти, смрадным запахам и костям. Мертвецы начинали вызывать ужас, и соседство с ними перестало быть возможным. Появлялись разговоры о негигиеничности такой близости, и кладбища ушли за городскую черту{78}.
Постепенно общество все больше отдалялось от традиционного подхода к смерти, но никогда не расставалось с ним навсегда. Как видно из приведенных выше примеров, вера в оживших мертвецов, предвидение собственной кончины, а также отношение к смерти как к естественному процессу сохраняются в культуре до сих пор.
Современная смерть
После смерти родителей, вернувшись в школу, я стала невидимкой. Подруги перестали со мной общаться, учителя – спрашивать на уроках. Меня не травили и не жалели, не осуждали и не поддерживали – просто не замечали.
Помню, как, ошалев от этого статуса невидимки, я пнула портфель главного хулигана школы – неслыханная дерзость, на которую не осмеливались и старшеклассники. Он просто поднял портфель и прошел мимо, сделав вид, что не заметил.
Аура смерти превратила меня в изгоя, с которым нельзя было иметь никаких дел.
Даже сейчас, спустя много лет, есть простой способ сделать некомфортно всем участникам беседы. Достаточно ответить честно на простой вопрос: «Чем занимаются твои родители?» – «Они умерли». Тут же появляется типичная реакция: удивление, смущение, чувство вины, попытка сменить тему или неловко посочувствовать.
В современном подходе смерть отрицается, скрывается и не обсуждается в обществе. Она – аномалия, врачебная ошибка. Трагедия, которая происходит как будто не с нами: умирают знаменитости, жертвы терактов и катастроф, но не обычные люди в своей постели.
Из-за этого мы больше не знаем, как вести себя в присутствии смерти. Более того, не хотим ничего знать о ней, не хотим с ней соприкасаться, терять иллюзию того, что умирают где-то там, в телевизоре. И выбираем единственный доступный вариант: делать вид, что ничего не произошло. Это заговор, в котором участвуют все: от близких умирающего человека и врачей до общества в целом. И если человеку не повезло все-таки столкнуться со смертью, общество требует от него, чтобы он поддерживал эту ложь: скрывал свои эмоции, свое горе и продолжал жить обычной жизнью.
В противовес традиционному подходу, в современном люди боятся смерти и отрицают ее существование одновременно.
Исчезновение смерти
Еще в начале ХХ в. в России и на Западе типичная смерть – это смерть достаточно молодого человека от инфекции{79}. Такая смерть была заметна и влияла на всю общину. В оплакивании умершего и в его похоронах принимала участие вся большая семья, друзья, соседи, сослуживцы. Похороны были, насколько это позволяли финансы, торжественными, а после них близкие родственники еще долгое время носили траур, выполняли предписанные ритуалы. Лишь постепенно общество приходило в себя после трагедии, научалось жить в новой реальности.
Смерть была явлением социальным, и чем более сплоченным было сообщество, тем привычнее люди были к смерти. С детства они часто присутствовали на похоронах – соседей, знакомых, дальних родственников; видели похоронные процессии и людей в трауре.
Все изменилось меньше чем за век. Человечеству удалось победить большинство инфекций – главных причин смерти детей и относительно молодых людей{80}. Продолжительность жизни резко возросла, люди начали умирать в глубокой старости. Если в России конца XIX в. человек старше 55 лет встречался редко{81}, то сейчас никого не удивит человек, доживший до 70–80 лет, а то и больше.
И как ни печально это звучит, такие смерти оказывают меньше влияния на общество. В различные периоды жизни и в разных обществах социальная значимость человека отличается. Например, в обществах с высокой детской смертностью новорожденным не устраивают полноценные похороны и вхождение в статус члена общества знаменуется не самим фактом рождения, а крещением или иным сходным по функциям ритуалом{82}. И еще недавно на Западе смерть ребенка считалась меньшим горем, чем смерть пожилого человека. Тони Уолтер, почетный профессор исследований смерти в Университете Бата, приводит простой пример из журнала The Lady 1899 г. В нем говорилось, что женщине следует носить траур по бабушке или дедушке в течение девяти месяцев, тогда как по ребенку – всего три{83}.
В современном мире социальная значимость детей сильно возросла, тогда как пожилых людей – уменьшилась. Теперь считается, что ребенок – это потенциал, будущий возможный великий ученый или мыслитель. И если этот потенциал потерян, для общества это трагедия.
Когда умирает нестарый человек, общество теряет работника, способного выполнять важный или хотя бы нужный труд. Его смерть задевает коллег, друзей и знакомых, частью жизни которых он был.
Смерть старика или старушки часто становится трагедией лишь для самых близких – детей, внуков и еще живых супругов. Она не пробивает брешь в обществе и менее заметна.
Это происходит во многом и потому, что понятие семьи сузилось до нуклеарной. Пока люди вели более оседлый образ жизни, преимущественно в деревнях, каждый знал каждого. Люди могли дружить и общаться поколениями, семьями ходить в гости к соседям и дальним родственникам.
С развитием городов и увеличением мобильности связи ослабли. Люди меньше привязываются к месту, не успевают или не хотят заводить отношения с соседями. Да и невозможно уже представить, чтобы человек знал всех жителей дома на сотни квартир. Отношения с родственниками также ослабевают. Часто люди живут за тысячи километров друг от друга и могут даже не знать своих троюродных братьев или двоюродных бабушек. Поэтому и смерти таких родственников и соседей
