Секст как лекарство от тревоги: Чему мы можем научиться у философов-скептиков - Мария Лоренца Кьезара

Шестой троп посвящен так называемым примесям и акцентирует внимание на том, что ни один предмет не воспринимается отдельно, а всегда вместе со средой, в которой находится. Прежде всего речь идет о воздушной среде, которая окружает предмет, и если она качественно меняется, то, согласно Сексту, меняется и восприятие объекта. И действительно, один и тот же запах воспринимается интенсивнее во влажной среде, а один и тот же голос звучит по-разному на улице и в помещении. Кроме того, в воде звуки распространяются гораздо быстрее. И здесь сегодня наука многое может объяснить, но не отрицает того факта, что истинная природа многих физических явлений остается трудно постижимой независимо от среды, в которой они происходят.

Седьмой троп относится к величине и устройству составных элементов вещей. Величина и устройство не являются синонимами, но и то и другое влияет на качественные характеристики вещей. Многие вещи, считающиеся полезными, в том числе лекарства и их компоненты, при чрезмерном потреблении становятся вредными, поэтому их сущностное качество нельзя назвать ни хорошим, ни плохим. Даже простое вино, употребляемое в меру, полезно, а выпитое с излишком – вредно; подобно тому и пища, принятая в слишком большом количестве, вместо того чтобы принести пользу, наносит вред. Таким же образом «точное смешение простых лекарств делает состав полезным, малейшее же допущенное уклонение делает его не только бесполезным, но часто вреднейшим и ядовитым»[6]. Да мы и сами прекрасно знаем: когда что-то увеличивается в количестве сверх определенного предела, меняется и его качество.

Говоря о восьмом тропе, Секст подводит некий итог своим рассуждениям, заявляя, что любой объект может представать по-разному не только для субъекта, который его воспринимает, но и в разных контекстах и в зависимости от способов восприятия объекта, а также что различные способы его проявления обладают одинаковой убедительной силой. Однако Секст не является релятивистом, поскольку его вывод состоит не в том, что вещь является тем, чем кажется каждому из нас. Наш врач не утверждает, к примеру, что, поскольку мед большинству людей кажется сладким, а больным желтухой – горьким, то он является и сладким, и горьким – в зависимости от того, кто его пробует. Для Секста тот факт, что мед кажется сладким большинству людей и горьким – больным желтухой, означает лишь то, что никто на самом деле не знает, сладкий он, или горький, или и то и другое одновременно, или, наоборот, ни то ни другое. Эта разница представляется особенно существенной в отношении ценностей, и в дальнейшем мы узнаем, каким образом Секст предлагает справляться с множественностью ощущений и мыслей в зависимости от ситуаций, в которых происходит восприятие вещи, после того как человек воздержится от суждения о «смутной» природе, присущей той изначально.

Рассуждая о девятом тропе, Секст отмечает, что наше восприятие явлений также зависит от их частоты: землетрясение в разной степени пугает тех, кто переживает его впервые, и тех, кто пережил его несколько раз и определенным образом подготовился к нему, как, например, современные японцы. Аналогичным образом на тех, кто впервые видит море, оно производит совершенно другое впечатление, чем на тех, кто постоянно живет рядом с ним. Точно так же золото считается столь ценным именно потому, что редко встречается в природе. Секст задается вопросом, можно ли назвать золото действительно драгоценным, а затем делает поистине пророческий вывод: «Если бы мы заметили, что вода стала редкой, насколько показалась бы она нам более ценной, чем все, что мы считаем ценным»[7].

Десятый троп посвящен тому, что Секст определяет как «вопрос нравственности». Широко известно, что различные категории людей считают разные вещи правильными или неправильными, основываясь на своих привычках, обычаях, законах, традиционных верованиях, а также этических и философских убеждениях. Секст подробно останавливается на этом пункте, приводя разнообразные примеры: у одних народов принято татуировать маленьких детей, для других это неприлично; одни любят ярко одеваться, другие – нет; в некоторых местностях отказавшийся от отцовского состояния не несет ответственности за долги своего родителя, в других – напротив, платит их непременно; в некоторых культурах практикуются человеческие жертвоприношения, тогда как большинство людей считает это неприемлемым; кто-то верит в одно божество, кто-то – в другое, причем оно может быть человекоподобным или не быть таковым; одни верят, что душа умирает вместе с телом, другие – что она его переживает; одни живут ради славы, другие ее опасаются. Нам еще предстоит узнать, как, по мнению Секста, можно относиться к разным системам ценностей и поискам смысла, воздерживаясь от любых суждений, но к настоящему моменту он ограничился лишь тем, чтобы подчеркнуть равную степень их убедительности и сложность демонстрации превосходства одних над другими.

Сразу после разбора тропов Энесидема Секст приписывает так называемым младшим скептикам (среди которых, вероятно, был некий Агриппа, упоминания о котором отсутствуют в других источниках) разработку пяти «дополнительных» тропов, сосредоточенных не столько на изменчивости и несогласованности чувственного восприятия, убеждений и мнений, которые предстают одинаково убедительными, сколько на рассуждениях, с помощью которых люди пытаются обосновать то или иное положение о природе вещей.

Всякое рассуждение, согласно Агриппе–Сексту, может сопровождаться противоположным рассуждением (троп разноречивости), так что выбор между ними сделать невозможно, поскольку любое рассуждение, используемое для этой цели, будет требовать одних доказательств, основанных на других доказательствах, а те, в свою очередь, будут требовать новых доказательств, и так до бесконечности (троп удаления в бесконечность); кроме того, оно может основываться на субъективных доказательствах (троп относительности), на доказательствах, подлежащих проверке (троп предположения), либо на подкреплении самого доказательства (троп взаимодоказуемости, обычно возникающей при выведении частных случаев из общих посылок, которые содержат вывод: например, когда человек пытается доказать, что истина существует, и считает само собой разумеющимся, что сами такие доказательства возможны). В результате любые рассуждения об истинной природе вещей оказываются либо слабыми, либо необоснованными. Решением могло бы стать рассуждение, основанное на доказательствах, которые одинаково очевидны для всех и соответствуют природе вещей, но, согласно тропам Энесидема, это не представляется возможным.

Подводя итог рассуждений, Секст сводит две приведенных группы способов воздержания от суждения к двум другим, более «элементарным» тропам, основанным на том, что любая вещь подлежит постижению либо непосредственно сама по себе, либо на основе другой вещи. Однако, заключает он, противоположность вариантов восприятия (чувственного или интеллектуального) доказывает, что мы постигаем природу любой вещи лишь относительно других вещей и что, если природа любой вещи подлежит постижению на основе другой вещи, то и природу этой другой вещи придется постигать на основе еще одной вещи, и так до бесконечности, если мы не желаем оставаться на чисто гипотетическом уровне или строить предположения о том, что мы хотим доказать. Современная наука, без сомнения, располагает более прочными основаниями того или иного доказательства, поскольку благодаря ей для многих людей стало видимым или измеримым множество объектов, которые не были видимы или измеримы во времена Секста, таких как, например, атомы. Но, как вам прекрасно известно, даже атомы не представляют собой окончательный элемент строения материи, и в этом свете многие наши предположения продолжают обладать «смутной» природой. Таким образом, ученый, как и скептик, никогда не перестает подвергать сомнению природу вещей, поскольку любое наблюдение всегда может быть уточнено или пересмотрено. И мы можем доверять науке именно потому, что этот процесс осуществляется сообществом самых разных наблюдателей, готовых обмениваться между собой мнениями и рассуждениями.

Риск впасть в заблуждение, ведущее к предвзятому мировосприятию, особенно велик на уровне ценностей, а выражать свое мнение способами, которые не являлись бы исключительно личными и субъективными, крайне трудно. Здесь наука может помочь нам лишь до определенной степени: примером могут служить дискуссии на особо серьезные темы, например по вопросам начала и окончания жизни, которые связаны с предположениями и чувствами, по большей части несовместимыми друг с другом. Кто-то считает, что эмбрион или неизлечимо