Честная книга - Андрей Калибабин
Впервые я оказался здесь еще лет восемь назад. Исследуя глухие, почти заросшие дороги между давно заброшенными торфоразработками, остановился, чтобы перекусить. Тихая и чистая река, навесной деревянный мост, останки столетнего ледолома и живописные руины завода, видневшиеся на противоположном берегу, пленили меня надолго. Но, торопясь в Москву, тогда я не стал задерживаться. С тех пор бывал здесь проездом. Каждый раз находил причину не останавливаться. Однажды, в конце ноября, когда лед еще не схватился, пролез сквозь сугробы к берегу и сделал несколько забросов спиннингом. Увидел в прозрачной воде, как бойкая небольшая щука с интересом преследует приманку. Убедившись, что рыба есть, решил вернуться позже. К сожалению, в очередной раз ошибся.
Видимо, это место тогда меня очень сильно пугало. В те годы я не знал его истории. Но обида, горечь и безысходность, витавшие здесь в воздухе, не давали к нему даже приблизиться. Простое и искреннее любопытство, подавлявшееся долгими месяцами, просыпалось во время срывов. Много раз, напившись, я старался попасть в Лучки. Иногда был настолько пьян, что не мог добраться до машины. Несколько раз оказывался в Переславле. Надеялся переночевать в отеле, чтобы утром отправиться на рыбалку. Конечно, всё было безрезультатно.
В ту памятную ночь события развернулись по-новому. Лишь обильные дожди, размывшие все подъезды к реке, не позволили осуществить задуманное. Всё еще сильно пьяный, пробиваясь обратно к местечку, я застрял в лесовозной колее. Спустя несколько часов, очнувшись посреди леса, впервые в жизни ухватился за смутные воспоминания о переключении. Огромная каменная плита, скрывавшая утраченные фрагменты, наконец-то дала трещину. Ужас, хлынувший оттуда, затмил все предшествующие страхи.
И вот теперь, спустя два года, я снова был здесь. Медленно подкатился к магазину. Вспомнил черно-белые фотографии, сделанные задолго до революции. Решил пройтись и осмотреться. Двигался по древней брусчатой мостовой. Сравнивал настоящее с прошлым. Увидел здание завода. Оно немного преобразилось. Фанерные щиты на окнах сменились металлическими листами. Стены кто-то подкрасил. Грубая металлическая крыша, сваренная из какого-то хлама, прикрыла здание от снега. Жизни в нём по-прежнему не было.
За запущенными, давно не чищенными прудами виднелся дом управляющего. После революции здесь было заводоуправление. Теперь, если верить вывеске, находилось отделение почты. Дальше стояли дома прислуги. Там до сих пор кто-то жил. Ближе к реке расположились двухэтажные бараки. В далекие времена Первушиных они назывались «белыми домами». Каждую весну бригада мастеровых покрывала их ослепительно-белой краской. Квартировали здесь только ценные специалисты. Инженеры, механики, агрономы и фельдшер. Сейчас эти здания представляли собой весьма унылое зрелище. Облупившиеся полусгнившие доски перемежались разбитыми, заткнутыми каким-то тряпьем окнами.
Чуть поодаль, немного левее дороги, возвышалась голицынская дача. Покосившееся, заросшее мхом крыльцо украшала облезлая вывеска. В восьмидесятые здесь размещался Дом культуры. Справа, среди высоких деревьев, притаился двухэтажный дом. За толстые и очень теплые стены его называли ватным. В нем, приезжая в Лучки, останавливался сам Иван Александрович. Советы устроили там квартиры.
Почти все деревянные строения, возведенные полтора века назад, по-прежнему были обитаемы. Ночи стояли холодные. Повсюду дымили трубы. Сквозь запотевшие полопавшиеся стекла то тут, то там пробивались отблески света. В отличие от газопровода, проведенного в местечко недавно, электричество пришло сюда до войны. Старая общественная баня, построенная еще большевиками, стояла практически разрушенная. Осмотрев печальные останки, я неспешно отправился к реке.
Несколько лет, размышляя об этих местах, я представлял, как поймаю рыбу. Реальность оказалась другой. Лишь небольшой участок берега – от Лучков до Подгорного болота – был достаточно проходимым. Дальше начинался бурелом. Но и на этом коротком отрезке, протяженностью километров в пять, не нашлось ни одной ямки глубже полутора метров. Всё дно реки, за исключением пары крошечных островков, представляло собой ровную поверхность. Местами посреди длинных песчаных прогонов виднелись кусты водорослей, вытянувшиеся по направлению течения. В них стояла щука. Правда, совсем мелкая. По виду, не больше пятисот граммов. В кристально прозрачной воде можно было с легкостью различить, как малыши выходят из травы, следуют за силиконовой рыбкой и, наконец, хватают её за хвост. Увы. Взятые из дома приманки оказались слишком крупными. Десятки детских поклевок не принесли ни малейшего результата. Впрочем, это было не важно. Я и так был безгранично счастлив.
Восемь лет, как гигантский магнит, это место притягивало меня. Насквозь пропитанное историей, таило в себе множество загадок. Пыталось пробудить чувства. Любовь, восторг, радость и гордость. Боль, обиду, тоску и безнадежность. Довольно долго я, как перепуганный ребенок, сбегал от чужих воспоминаний. Однажды наконец приблизился. С ужасом разглядел свои. И вот теперь, спустя два года, снова вернулся к ним. Нужно было закончить начатое.
Разыскав лесовозную колею, в которой тогда проснулся, я сел на поваленное дерево. Заново пережил то утро. Замер. Прислушался. Затаил дыхание. Наконец, с облегчением вздохнул. Страха больше не было. Плечи расправились. Взгляд устремился к небу. Там не было практически ничего. Ни облаков. Ни птиц. Ни даже надоедливых мошек. Только бездонное бирюзовое небо. Абсолютная, обволакивающая тишина. И желтоватое, всё еще высокое, но уже клонившееся к закату солнце. Его свет, тепло и спокойствие постепенно наполнили тело. С ними пришли мысли.
Я действительно больше не боялся. Ни чужих, ни своих воспоминаний. Ни этой реки, ни этого местечка. И, что гораздо важнее, не боялся самого себя. Что-то за эти два года очень сильно изменилось. Внутри стало меньше пустоты. Появились спокойствие и сила. Осторожно, стараясь их не расплескать, я встал и пошел к машине. Судьбоносные события и открытия, таившиеся в этом удивительном месте, для меня еще далеко не закончились.
X. Важное
Как-то раз в начале осени, когда учреждения уже оправились от карантина, я приехал в лицензионный отдел продлевать разрешения на оружие. Контакт с дамой, занимавшейся бумажками, наладился почти моментально. Всего через 5 минут она увлеченно рассказывала, как недавно выбирала машину. Я сидел и улыбался. Мы с папой, не сговариваясь, десятилетиями поступали так же.
Довольно долго мне казалось, что колоссальное значение автомобиля – это наша семейная особенность. Папа на своей первой «копейке» проездил, наверное, лет десять. Потом все-таки продал. С тех пор при малейшей возможности покупал себе что-то новое. Иногда доходило до
