Искусство жизнестойкости. Стратегии выносливости для духа и тела - Росс Эджли
Через два часа боль стала невыносимой. Мне казалось, что кто-то прижимает к моему лицу раскаленную кочергу, которая впивается в плоть с такой силой, что я чувствую, как с каждым километром множатся волдыри.
Через два с половиной часа боль стала парализующей. Я понял, что больше не контролирую левую сторону лица, поскольку токсины от укусов медуз просочились в мою кожу, вызывая самую болезненную форму паралича, которую я когда-либо испытывал. Больше не владея своим ртом, я пускал слюни, но, к счастью, все еще не тонул.
Через два часа и сорок пять минут боль стала ослепляющей. Паралич распространился на глаза, и теперь слезы наполняли мои защитные очки, ухудшая видимость. Пытаясь поправить очки в середине гребка, я быстро обнаружил, что этот последний укус медузы так сильно обжег мое лицо, что глазницы воспалились, а прилегание очков к лицу больше не давало водонепроницаемости.
– Продолжай плыть! – крикнул Мэтт с лодки.
Обладая сорокалетним опытом хождения под парусом, он лучше, чем кто-либо другой, знал, что мы всё еще находимся в опасной близости к одному из самых больших и смертоносных водоворотов в мире.
Поскольку мое зрение все больше ухудшалось из-за слез и соленой воды, я почти ослеп – в море, не чувствуя направления, – поэтому в отчаянии надвинул защитные очки на лицо. Каким-то образом (с трудом) снова закрепив водонепроницаемое уплотнение на ободах, я немного восстановил зрение и смог плыть в направлении, куда мне указал Мэтт.
Через три часа я понял: боль того стоила. Будильник никогда еще не звучал так сладко, сигнализируя о том, что я выплыл из водоворота. Но у меня не было времени радоваться, и я сразу же сполна ощутил боль от укусов медуз, которая теперь терзала мое лицо, шею и руки.
– Меня ужалила медуза! – крикнул я команде.
Тэз бросился к борту лодки, чтобы оценить ситуацию.
– Моя кожа все еще горит, – пожаловался я, морщась от боли.
Пока Мэтт сосредоточился на том, чтобы строго придерживаться курса в опасных водах, Тэз посмотрел на мое лицо и сразу понял, в чем дело.
– Да, я знаю. Вижу щупальце на твоем лице, – проговорил он, теперь тоже заметно поморщившись.
Невероятно, но я плыл со ЩУПАЛЬЦЕМ МЕДУЗЫ НА ЛИЦЕ на протяжении всего Корриврекана.
Я отцепил жирное, толстое, ядовитое щупальце, которое каким-то образом пролезло сквозь ремешок очков и обхватило мое лицо, и испытал мгновенное облегчение, когда резкий шотландский ветер охладил мою кожу. Теперь, когда я был свободен и мог продолжать плавание, я преодолел еще пять километров, прежде чем вырвался из лап Корриврекана.
Забравшись в лодку, я рухнул на палубу, морально и физически истощенный. Теперь я понял, что правила традиционного спорта здесь неприменимы. В этом диком, неосвоенном уголке Британии техника плавания не должна быть ограничивающим фактором. Битвы, подобные этой, можно было выиграть или проиграть в зависимости от способности человека собрать все имеющиеся в его арсенале физические и умственные силы и преодолеть хроническую, изнуряющую усталость.
В ту ночь я понял, что это было гораздо больше, чем просто плавание, – это была форма экстремального исследования искусства жизнестойкости.
* * *
Сейчас 13 августа 2018 года, 7:45, и мы (все еще) находимся среди Внутренних Гебридских островов Шотландии.
– Как только вы пройдете под этим мостом, все поменяется, – сказал рыбак с сильным шотландским акцентом, из-за которого его слова звучали еще более зловеще.
Он был стар, возможно, ему было за семьдесят, и он плавал в этих водах более полувека. В каждой черточке его покрытого глубокими морщинами и обветренного лица можно было видеть мудрость и опыт мореплавателя, а годы, проведенные за перевозкой ежедневного улова, запечатлелись в его мозолистых, огрубевших руках.
– До сих пор Шотландия была добра к вам, – произнес он.
– Правда? – воскликнул я.
Я оттянул вырез своего джемпера, чтобы показать боевые раны, которые состояли из морских язв, натертых гидрокостюмом, укусов медуз и шрамов со времени, проведенного в Корриврекане с богиней Каргой.
– Если это было доброе, то что тогда жестокое? – спросил я.
– Ты плыл по Внутренним Гебридам, между островами у материковой части Шотландии. Они расположены близко друг к другу, иногда всего в полутора километрах, и поэтому укрывают от ветра и волн. Если начнется шторм, можно зайти в гавань за продуктами и припасами. Возможно, даже удастся испытать знаменитое гебридское гостеприимство и попробовать местный односолодовый виски, – сказал он.
Сказав это, он повернулся к поселку под названием Кайл-оф-Лохалш, где в местном пабе можно было услышать, как народные музыканты разговаривают и поют на древнем гэльском языке.
– Ты ничего такого не найдешь, если проплывешь под мостом Скай. Как только пройдешь под ним, направляйся к Внешним Гебридам и дальше. Здесь негде спрятаться от шторма, ширина около 50 километров. Там тебя не встретят с виски. Вместо этого ты столкнешься с арктическими штормами со скоростью 50 узлов и шестиметровыми волнами. Медузы будут наименьшей из твоих забот, – предупредил он.
Некоторое время мы все стояли молча и смотрели на мост Скай. Протяженностью менее полутора километров, он соединяет остров Скай с материковой Шотландией и поселком Кайл-оф-Лохалш по воде, которую до 1995 года можно было пересечь только на лодке. Теперь он станет ключевой вехой в Великом британском заплыве.
Тем утром я был на лодке и давал интервью прессе вместе с несколькими местными рыбаками, заинтригованными моим путешествием вокруг Британии. Начался отлив, и это означало, что интервью закончились, так что я вот-вот пойду в новый заплыв. Когда журналисты и рыбаки покинули лодку, я молча сидел рядом с Мэттом и осторожно пытался надеть холодный, липкий гидрокостюм на кровоточащее тело. Как и я, один писатель-одиночка задержался на палубе и набрался смелости задать три заключительных вопроса, которые станут неотъемлемой частью как заплыва, так и этой книги:
• «Почему вы это делаете?»
• «Почему ваше тело не ломается?»
• «Как ваш разум не сдается?»
По правде говоря, я еще не знал ответов на эти вопросы.
Усталость и боль глубоко проникли в каждую клеточку моего тела – пока я сидел там, они угрожали остановить заплыв. Перед журналистом, хотя я все еще не был уверен в ответах на сто процентов, я изо всех сил старался сформулировать вывод, к которому пришел после 74 дней в море:
«Я думаю, причина, по которой мое тело не сломалось, а разум не сдался (пока что), заключается в том,
