Эмоциональная зависимость в жизни. Я & Ты - Анна Азарнова
Другой достаточно распространенной стратегией зависимой личности является демонстрация собственной беспомощности с надеждой на то, что партнер решит ее проблемы. Просьба и в этом случае очень редко выражается прямо, значительно чаще мы видим попытки добиться своего манипулятивным способом. По сути, речь идет о поведении жертвы. «Я ничего не могу, – транслирует окружающим такой человек, – мне очень плохо, потому что рядом нет никого, кто мог бы мне помочь». В этом случае не идет речи о зрелой просьбе, потому что из позиции жертвы человек теряет способность обращаться к собственным ресурсам и собственной ответственности, планировать собственные действия по устранению дискомфорта или решению проблемы, и ту часть, где он реально не может справиться без посторонней помощи, выделять и в связи с этим просить другого человека помочь. В данном случае обычно раздаются призывы о спасении, и ответственность за разрешение ситуации полностью делегируется вовне: если ситуация осталась неразрешенной, то это потому, что «никто не помог».
Если обратиться к примеру Илоны, приведенному выше, мы увидим, что она не попросила религиозного деятеля больше не обращаться к ней за помощью и не обозначила свою неготовность сотрудничать, она придумала некую вводную, в рамках которой тот должен был прекратить всякое взаимодействие с ней сам. Ее поведение в данном конкретном примере носило черты беспомощности. Если бы ей пришло в голову разрешить ситуацию с помощью третьих лиц, она могла бы пожаловаться на происходящее подруге или кому-то из знакомых, но и в этом случае, вероятнее всего, ее призыв звучал бы так: «Помогите, что мне делать??» либо просто как жалоба. В таких случаях зависимая личность ожидает, что другой человек даст ей четкую инструкцию к действиям или решит ее проблемы сам (что предпочтительнее), при этом ее собственные внутренние ресурсы по решению проблемы остаются незадействованными.
Марат и Ирина встречаются полгода. Как-то вечером они решают посмотреть вместе фильм. Выбор Марата падает на недавно вышедший в прокат психологический триллер. По сюжету отец семейства зверски избивает, а потом и убивает собственных жену и двоих детей.
Ирина выросла в очень неблагополучной семье, и одними из самых болезненных воспоминаний ее детства являются ужасающие сцены физического насилия, чинимого ее отцом: Ирина часто служила живым щитом, когда он избивал мать. Марат не знает об этом; он спокойно включает демонстрацию фильма. Через некоторое время Ирину начинает буквально трясти, ей невыносимо смотреть на экран: ее затапливают болезненные чувства. Она начинает тихо плакать, завернувшись в плед, и Марат даже не сразу замечает, что с ней что-то не так; на его испуганные вопросы, всхлипывая, Ирина отвечает, что ей нехорошо. Однако, вопреки своему состоянию, она досматривает фильм до конца (и даже просит Марата не выключить телевизор) и не сообщает о том, что именно с ней происходило.
* * *
Зависимые отношения ощущаются как изматывающие, и обычно это история с очень печальным концом, когда оба партнера, дойдя до грани какой-то внутренней невыносимости, прерывают отношения. Почему так получается? Почему история зависимых отношений по определению не может быть счастливой? Ответ на этот вопрос кроется в понимании самой их сути.
Зависимая личность вступает в отношения из точки серьезного внутреннего дефицита: ее детская часть ощущает очевидный недостаток возможности почувствовать себя имеющей право быть, почувствовать себя принятой и ценной, и эти свои дефицитарные, нереализованные потребности пытается удовлетворить с помощью партнера, который сможет, как она надеется, полностью изменить собственное самоощущение. От партнера ожидается также то, что он даст симбиотический контакт. Таким образом, у зависимой личности нет внутренней точки опоры, она ищет опоры в другом человеке и в контакте с ним (в отношениях с ним). Это означает, что любые изменения (реальные или воображаемые) в том, как относится к ней партнер, будут самым прямым образом сказываться на ее эмоциональном состоянии. Например, если партнер занят собственными делами и отменяется встреча или нет возможности созвониться, зависимая личность ощущает себя брошенной и ненужной и переживает тревогу (вплоть до отчаяния), боль и гнев; любое дистанцирование партнера ощущается ею как обесценивание и покидание, как «отнятие» того чувства принятости и ценности, которое она переживала, когда партнер был рядом. Самоощущение такого человека является функцией от отношения к нему партнера, которое считывается через его поступки. Очень скоро этот самый партнер начинает чувствовать, что он очень несвободен: ему нельзя заниматься своими делами, ему нельзя быть грустным (потому что тот, с кем он в отношениях, воспринимает это как доказательство собственной неценности или неспособности обеспечить комфорт второй половине), ему нельзя интересоваться другими людьми или занятиями, и в особенности рискованно говорить о том, что не нравится в отношениях, потому что это обрушивает того, кто рядом, вызывая у него боль, огромную вину и стыд, а нередко и гнев.
В поисках подтверждения собственного Я, собственной ценности в глазах другого человека зависимая личность лишает партнера свободы проявления, свободы быть в отношениях самим собой, потому что все это воспринимается ею как угроза контакту, основанному на слиянии, угроза ее собственному ощущению себя, которое она может пережить в таком контакте. Партнер часто с раздражением обнаруживает, что он не может вести себя в отношениях естественным образом без риска или быть обвиненным открыто, или увидеть, как тому, с кем он рядом, больно и плохо от твоих естественных проявлений (и почувствовать собственный укол вины); однако попытка сохранить отношения, утвердить «худой мир», который, как известно, лучше доброй ссоры, приводит к быстрому накоплению собственного напряжения и к явной или невысказанной агрессии. В попытках сохранить этот так называемый «худой мир» оба партнера начинают расщеплять свой эмоциональный опыт: «хороший» приносится в контакт, потому что служит его сохранению, «плохой», негативный отодвигается и удерживается подальше, потому что там, где он начинает приноситься в контакт, начинается водоворот обоюдной вины и стыда. А это означает, что оба партнера в таких отношениях будут находиться в состоянии постоянного нервно-психического напряжения, безуспешно пытаясь одновременно удержать два процесса: сохранить контакт и сохранить возможность быть самим собой. Именно возможность оставаться собой в контакте с другим человеком представляет невыполнимую задачу для зависимой личности, и именно в этой возможности быть самим собой она отказывает своему партнеру. Ни тот, ни другой человек в таких отношениях не могут быть аутентичными. Ни тот, ни другой не могут почувствовать, что эти отношения им что-то
