Закон Клеменцо, или Делай бизнес быстро, приятно и легко - Александр Парфенович Аксёнов
Мария не стала убирать руку Алекса со своей. Она просто склонилась поближе, положила голову на его плечо и тихо продолжила монотонным и отрешенным голосом:
– Дорогой друг мой, давай смиримся с тем, что наш поезд ушел и мы с тобой на перроне. Мы не успели. Все. Прошу тебя, забудем это все.
– Ладно, решили и забыли.
Они приехали в отель на такси и разошлись по комнатам. Позже вернулись их половинки, и всем было хорошо. Те рассказывали про поездку в Татев, а эти – про Музей Мартироса Сарьяна.
Новость была только одна – Александр бросил курить.
И с тех пор никогда больше они не говорили о своих чувствах. Не говорили на протяжении пяти долгих лет, а вот сегодня, в день, когда Алекс попал в Склиф, лед тронулся: бетон, асфальт, слои щебня и гравия, да еще и арматурная сетка сверху – все это лопнуло, и любовь – яркая, большая, чистая и возвышенная – объединила два сердца вновь.
Вот, дорогой мой читатель, история, из которой понятно, откуда в больничной палате появились бетономешалки.
Глава 12
Алмазный барон
Уже глубокой ночью Александр и Ольга спустились в лобби-бар. За чашкой чая супруги обменивались друг с другом впечатлениями о своих путешествиях в разные уголки Армении. Разумеется, Александр рассказал не все… Точнее, выдал версию про Музей Сарьяна и прогулки по вечернему Еревану. Ольга же, в свою очередь, рассказала о чудесной природе и об энергетике Татевского монастыря.
Чуть позже к ним присоединились Михаил и Мария, и пошла перекрестная беседа о красотах, увиденных перекрестными парами… Было интересно всем, но не Александру, который сознавал, что вникать в тонкости Музея Сарьяна ему будет сложновато и нестыковки могут вызвать подозрение у его друга и у супруги. Боковым зрением он видел такое же беспокойство на лице Марии и понимал, что надо резко сменить тему. И, выждав паузу в беспрерывной речи своей Оленьки, потянул «одеяло» беседы на себя:
– Да ладно с Татевом, хватит нас дразнить, друзья. И так мне не по себе, и плюс ваши рассказы. Мы-то тут увидели всего-то улицы, деревья, картины, чего и в Москве много. А вот «чертова моста» в Москве не увидишь… Кстати, рассказывал ли я вам о том, как с этого отеля началась моя «алмазная одиссея»?
– Нет, ты в целом говорил про свои алмазные туры в далеких девяностых, а вот детали не раскрывал, – медленно произнесла Мария, с готовностью переключившись на новую тему, ибо тоже хотела сменить предмет разговора.
– Да-а, дружище, с чего ты вдруг? Ты, помнится, не хотел меня посвящать в нюансы твоих алмазных туров, – с досадой добавил Михаил и уточнил: – А что, ты в этом отеле проворачивал свои полукриминальные делишки?
– Почему делишки? – с улыбкой и облегченно продолжил Александр. – Я всегда чтил Уголовный кодекс, дорогой друг. Но, безусловно, небольшой риск в этом бизнесе был, и я не мог рисковать тобой, потому и помалкивал.
Уже не дав никому вставить слово, Александр начал историю о том, как ему доставались бриллианты в больших количествах. Показав на столик в далеком углу лобби-бара, он пояснил, что первая сделка по превращению алмазных инструментов СССР в бриллиантовые камни, а потом и в изделия происходила именно за ним.
– Дело было так, друзья мои. В тот далекий день – смутно помню, в девяносто первом или девяносто втором году, в этот отель, где я тогда остановился, приехал Айк, родственник нашего Роланда, он же по совместительству мастер-огранщик бриллиантового завода в Нор-Ачине. Тогда я только-только начинал разбираться в бриллиантах, все началось с размеров, и простые истины были связаны с курением.
– Как с курением? – почти одновременно спросили Мария и Ольга.
– Вот так. Берешь бриллиантовый камень и смотришь на него с лицевой стороны: если он размером с головку спички – то это 0,2 карата или двадцать сотых. Если размером с обратную от спичечной головки сторону спички – то это 0,1 карата, или десять сотых, а мечтой для нас был один карат – это диаметр фильтра сигареты. Правда, каратные камни мне никогда не попадались. Их умели добывать только на рудниках в Якутии, а я свои добывал из алмазных инструментов, куда их засовывала нерациональная советская экономика. Алмазы в этих инструментах были нужны для прочности. Самый большой алмаз, размером в пятьдесят сотых, я сумел достать из алмазного наконечника «Виккерс». Но это бывало очень редко. Я тогда даже нарисовал в своем ежедневнике этот самый наконечник «Роквелл». Я был влюблен в него.
Алмазные инструменты и наконечник «Роквелл» (рисунок автора)
– Твои глаза, друг мой, опять загорелись, как те бриллиантовые камни, – помнишь, ты как-то привез их в университет в фольге из-под сигарет и показал мне? – задумчиво спросил Михаил и начал допивать свой чай.
Александр улыбнулся – конечно, он помнил! – и продолжил свой рассказ, которым заинтересовал всех: и Машу, и Олю, и, конечно же, Михаила, хотя тот и оставался при своем, словно до сих пор дулся, что друг не стал его включать в алмазную тему. Александр был отличным рассказчиком, и четверка полностью погрузилась в начало девяностых, в день, когда в этом же лобби-баре состоялась первая сделка, ставшая основой в цепочке очень успешных и ярких страниц алмазного бизнеса Александра.
Глава 13
Алмазная встреча в отеле
– Вот ваши камни, Саша, – медленно произнес Айк, извлекая из пачки сигарет «Космос» маленький прямоугольник из серебристой фольги.
Тогда я достал из кармана кусок бордовой бархатной ткани и профессионально выложил содержимое на бархате. Я это еще тогда умел делать.
Он отсчитал для меня ровно 60 бриллиантовых камней и, взяв ловким движением пинцета один из них, начал рассматривать его чистоту и грани под ярким светом настольной лампы. Потом медленно добавил:
– Мы нынче делаем по пятьдесят семь граней на каждом алмазе, поэтому камни так играют на свете. В дореволюционной России граней было тридцать семь, порой нам приносят и такие камни. Если что, Саша, привозите, я вам сделаю огранку новую и верну обратно. При таких особых случаях за работу возьму деньгами – договоримся. А так, на будущее, имейте всегда в виду: привезли два алмаза – получили один бриллиант. Вот и вся арифметика. Плюс примерно от пятнадцати до двадцати процентов потеря
