Будь нужным: Семь правил жизни - Арнольд Шварценеггер
Я рассказал эту историю, выступая в 2012 г. на открытии Института государственной и глобальной политики Шварценеггера в Университете Южной Калифорнии – научного центра по развитию межпартийного сотрудничества, где ставят людей выше политики и видят главную задачу именно в том, чтобы игнорировать установления и нарушать правила. Я рассказал, как зашоренные партийцы в Сакраменто не принимали моего мышления и не могли стерпеть, что я их не слушаю, и объяснил: если предвыборная кампания и работа губернатора меня чему-то и научили, так это пониманию: старые подходы больше не работают. «Всегда так делали» никуда не приводит. «Как есть» людям не особенно интересно (потому они меня, собственно, и выбрали). А моей миссией было служить всему народу, как могу, и я с радостью нарушал запреты, преграждавшие путь к моему видению – прогрессу, переменам и лучшей жизни в Калифорнии.
Жизнь мне это, мягко говоря, не упрощало, но после референдума я твердо взял курс на то, чтобы не тревожиться о том, «как оно есть», и не слушать людей, зацикленных на том, как «всегда делали». Напротив, я сосредоточился на выстраивании – в Сакраменто, в Вашингтоне, а зачастую и по всему миру – связей с теми, кто, как и я, тяготился замшелыми правилами и стремился прежде всего что-то делать. А остальным сказал: или поднимайтесь на борт, или не стойте на пути. А если не сделаете ни того ни другого – имейте в виду, что вас спихнут на обочину или переедут.
Рискуете ли вы, выбирая подобный путь к воплощению своей большой картины? Возможно. Но мы сейчас говорим о вашей жизни и о ваших мечтах, а не о чьих-то чужих. Я убежден: в стремлении за мечтой, за той жизнью, какую вы хотите, рисковать стоит.
Риск относителен
Если вы из тех, кто боится рисковать – поверьте, я вас понимаю! – попробуйте переосмыслить риск так же, как мы переосмыслили неудачу. В моем представлении он не более чем условность. Не найдется двух человек, одинаково определяющих это понятие. Это движущаяся цель. Выдумка. Образ. Не тот фактор, на который можно рассчитывать и опираться.
Риск – просто имя для вывода, к которому каждый из нас приходит самостоятельно, оценив шансы на успех в сравнении с последствиями возможной неудачи. Сочтя, что ваш замысел, скорее всего, не удастся, а последствия провала будут разрушительными, вы, наверное, оцените риск как высокий. Если все наоборот: успех весьма вероятен, а неудача не будет вам дорого стоить, – вы не увидите особого риска. Вот только не все так просто: взвесить нужно еще и выигрыш от успеха. Если он невелик, даже незначительного риска порой лучше избегать. Если огромен – как обычно и бывает с мечтами, – стоит вступить в игру, даже если рискуете по всем статьям. На самом деле, если вы хотите чего-то достаточно сильно и эта цель много для вас значит, в какой-то момент вы ринетесь за призом, наплевав на любые риски. Надо признать, расхожие фразы бывают правдивыми: чем больше риск, тем крупнее награда.
Возьмем, например, такого человека, как скалолаз Алекс Хоннолд. В 2017 г. он совершил свое первое одиночное восхождение на пик Эль-Капитан в Йосемитском национальном парке, и многие решили, что этот парень – псих. Что ему надоело жить. Однако через год вышел и получил «Оскара» документальный фильм об этом восхождении. Алекс прославился, начал сниматься в рекламе, и внезапно люди перестали рассуждать о том, чокнутый ли он. Без славы и богатства он был безбашенным экстремалом. С ними стал опытным и рассудительным спортсменом, трудягой и профи, который путешествует по миру и получает деньги за то, что выбирается на природу. Он перестал быть дурным примером, а стал источником вдохновения!
Разумеется, сам Хоннолд никогда не оценивал себя так: это видели в нем другие. Посмотрев фильм и почитав интервью, люди совершенно иначе стали оценивать шансы на успех его восхождения, а чужие мнения о последствиях неудачи (тяжелые травмы или смерть) поблекли на фоне того, как для Хоннолда выглядел триумф. А Хоннолд… остался тем же самым человеком, каким был задолго до того, как мы услышали его имя. Изменился только объем наших знаний о нем.
Ирония в том, что если в нашем восприятии риск для скалолаза снизился, то в его голове, вероятно, только возрос. Не потому, что уменьшилась вероятность успеха (она разве что выросла с опытом), а потому, что последствия неудачи для него усугубились. Вероятность травмы и смерти по умолчанию сопутствует одиночным восхождениям, но теперь у Алекса есть жена и дочь, которые его любят, и фонд, который от него зависит. Он рискует потерять больше.
Именно это всегда было главным для меня, когда речь заходила о риске: что я могу потерять? Причина того, что моя толерантность к риску оставалась неизменно высокой и я делал то, что другие сочли бы маловероятным или невозможным, в том, что в детстве и юности мне было особо нечего терять. А возмужав и в чем-то состоявшись, я, принимаясь за новые дела, знал, как минимизировать потери в случае неуспеха.
Вспомните, каким было мое детство. Что мог я потерять, часами формируя тело в спортзале в Граце или уезжая в Мюнхен работать в тренажерке на незнакомого человека, прежде чем наконец умотал в Америку?
Чего я мог лишиться, нацеливаясь на работу в кино? Если бы я облажался и никто больше не захотел бы меня снимать, я по-прежнему оставался семикратным мистером Олимпией. Я по-прежнему мог бы рассчитывать на помощь Джо Вейдера, на свои методические брошюры и на собственную крышу над головой.
Что я мог потерять, отправляясь в политику? Если бы я проиграл выборы, даже если бы слил теледебаты и опозорился, я все равно был бы кинозвездой – и не только. Остался бы богатым и знаменитым, не лишился возможности использовать деньги и влияние и развивать начинания, к которым я неравнодушен, например Специальную Олимпиаду или программу для школьников «Продленка со звездами».
Вы могли бы возразить: полети какое-то из моих начинаний под откос, я мог бы лишиться репутации. Но это если предположить, что мне не все равно, как посторонние смотрят на цели, которые я ставлю перед собой. Что в погоне за своими мечтами мне нужно или важно одобрение каких-то людей. Если я и искал одобрения – то одобрения судей на соревнованиях по бодибилдингу, одобрения зрителей, покупающих билеты в кино, одобрения избирателей, которые бросали бюллетени в урны. И если не получал его, проигрывал или не достигал цели, я не жаловался, а учился. Возвращался к тренажерам, планам, справочникам – и работал, чтобы стать сильнее или умнее, чтобы вернуться во всеоружии.
И какой же в этом риск? Самое худшее, что может случиться, когда вы боретесь с трудностями, вместо того чтобы спасовать перед ними, – вы еще раз потерпите неудачу и узнаете новый рецепт, который не работает. Это лишь заставит вас переключиться и на шаг приблизит к цели: теперь вы наверняка двинетесь куда надо.
Ну правда – что вы теряете?
Глава 6. Закрой рот, открой глаза
Первым взрослым, который всерьез отнесся к моей мечте стать культуристом-чемпионом и помог мне начать путь к ней, стал Фреди Герстль, отец моего друга Карла, с которым мы мальчишками вместе ходили в спортзал в Граце. У Фреди замечательная биография. Он еврей, и во Вторую мировую сначала выдавал себя за католика, чтобы не попасть в руки нацистов, затем вступил в Сопротивление и сражался, а после войны вернулся в Грац и заинтересовался коммерцией, политикой и особенно местной молодежью. Вместе с женой они открыли два журнально-табачных киоска в самых бойких местах города: у вокзала и на центральной площади. Это помогло Фреди держать руку на пульсе Граца и окрестностей – и дорасти в политике вплоть до председателя верхней палаты австрийского парламента.
Мы познакомились в начале 1960-х, когда Фреди собрал группу подростков для тренировок на свежем воздухе. Мы учились быть самостоятельными и сильными, а кроме того, сдружились, как римские гладиаторы в полевом лагере перед битвой. Но у Фреди был и еще один, тайный умысел. Во время моей избирательной кампании 2003 г. он сказал журналистам Los Angeles Times: «Я собрал ребят заниматься спортом, но с условием, что они будут слушать».
Что слушать? Все, что было интересно Фреди и чем он считал важным делиться с нами. Темы были самые разные – он не читал лекций, как учитель, не устраивал контрольных раз в неделю. Он просто сеял зерно. «Может быть, сейчас вы этого не ухватите, – говорил он, бывало, о какой-нибудь мысли, усвоить которую большинству из нас было трудно. – Но когда-нибудь поймете – и порадуетесь, что знали это». Фреди был сущим человеком эпохи Возрождения, хотя тогда я еще не знал такого понятия. Он любил спорт, собак, оперу, философию и историю, а еще – бизнес,
