Роман Масленников - Новая PR-элита

Нет, таких вещей у меня не было. (задумывается) Нет, жертв не было. Мне приходилось иногда ходить в солярий, чтобы не быть совсем зеленой, потому что у меня очень белая кожа. Но это было не в угоду танцам, а в угоду обычной жизни.

Растяжки там какие-то специальные гимнастические, может быть?

Слава богу, я занималась европейской программой, и там таких сумасшедших растяжек нет. Это, конечно, больше в латино-американской программе необходимо. Плюс это от человека зависит – что он хочет показать, чего он хочет добиться.

Окей, получается, танцы – это занятие спортом без жертв.

Да! Абсолютно! Единственно, что нужно очень много времени уделять. Жертва – личная жизнь, а точнее, свободное время.

Но сейчас все в порядке?

Да.

Ваш любимый танец из западно-европейских и латино-американских?

В европейской программе я могу прямо сразу сказать – это фокстрот, медленный фокстрот. Причем, мы его всегда выигрывали, безоговорочно. Это единственный танец, который никогда ни у кого не вызывал никаких вопросов. Мы на него делали шоу, использовали музыку в два раза медленнее, чем она есть. И тогда народ аплодировал стоя. Те, кто это понимает, знали, что это очень сложно сделать. Ну и судили нас всегда очень хорошо, и мне очень нравилось, что я там могу немножко поводить.

А латинский? Румба?

Румба – это танец любви, конечно. Да, я думаю, большая часть танцоров скажет, что это мой любимый танец.

«Пасадобль», – скажет какая-нибудь роковая брюнетка!

Может быть. Хотя, я была роковой брюнеткой, но, все-таки, любви никогда не бывает много, поэтому любимый танец, румба.

Уровень спортивных танцев России и их место в мире вообще?

Сейчас в России уровень очень вырос. Все пары очень выросли. Новые веянья, новые какие-то трюки, новые вариации, очень серьезное развитие. Особенно по сравнению с социалистическими годами, ведь все было закрыто, считалось, что это буржуазное излишество. Сейчас мы догнали и многие страны перегнали, а то, как это развивается у нас в стране, я думаю, нигде в мире… еще Италия не здает позиций, она во многом законодатель моды.

Ваши пожелания тем, кто вдруг решит заняться танцами не в десять лет, не в пятнадцать, а, например, в двадцать или в двадцать пять? Стоит ли вообще?

Не бояться! Я могу сказать, что многократная чемпионка мира, Кармен Винчелли, которая танцевала с Брайаном Ватсоном, начала танцевать в двадцать один год и была многократной чемпионкой по профессионалам. Поэтому, я могу сказать, что никогда не поздно. Все зависит от желания, настроя и вообще данных. Не бояться, а самое главное – получать от этого удовольствие.

Правда ли, что танцы как-то раскрепощают человека? Он себя чувствовал, что он некрасивый, плохо двигается, пришел в танцы – и вот!

Я думаю, что то, что дают танцы, не дает ни один вид спорта. Танцы это грань спорта и искусства. Ни где не получишь настолько гармоничного развития, ведь эстетика и физическая нагрузка идут «рука об руку»… Я знаю много примеров, когда человек после месяца занятий получал так давно желаемую должность или встречал свою половинку… Так что призываю всех– танцуйте!!!!

Спасибо!

Юний Давыдов

Как давно вы в этом бизнесе?

Что называть «этим бизнесом»? Если, формально, компанию, которую я представляю, то пятнадцатый год; но я и до этого был в этом бизнесе, будучи фрилансером, будучи безработным. Я достаточно много времени занимался продажами и рекламой. Если считать по большому счету, то в восемьдесят пятом я выпустился из института; в восемьдесят шестом я попал в Соединенные Штаты, где вынужден был зарабатывать на жизнь, и у меня возник первый бизнес – классический маркетинг, я себе придумал такую хохму. Я-то не знал, что это маркетинг, это были прямые продажи, но я не знал, что я делаю, я просто на хлеб зарабатывал. А потом я в умных учебниках прочитал, что, оказывается, я работал по принципам, которые давным-давно изложены.

Что удавалось продавать?

Удалось придумать уникальное торговое предложение для американского рынка по случайности. Я об этом особо не думал, еще раз повторю: я сбежал из России. А! Давайте тогда начнем с России: в России я продавал валюту на Старом Арбате. Статья, по которой меня судили, называется восемьдесят восьмая, часть вторая. Валютные спекуляции. В особо крупных размерах. Статья не предусматривает ничего, менее пятнадцати лет лишения свободы и до расстрела. Но мне повезло, что я попал в самый стык времен, эпоха заканчивалась. Эта абсурдная статья все еще действовала, и за нее еще наказывали, но уже не убивали, и сорок восемь дойчмарок, которые я обменял на рубли, они уже котировались как особо крупные размеры по уголовному кодексу. По-моему так: до тридцати дойчмарок – товарищеский суд, а все, что свыше тридцати – уже такой теневой олигарх.

Так вас записали в олигархи?

Нет, так я не стал олигархом, потому что я работал на Арбате, а там существовало свое государство в государстве, кстати говоря – этого я никому не рассказывал, – в котором были все атрибуты государства: своя охрана, чеченские и долгопрудненские, то есть, свои воины были; были свои легендарные личности. Там был легендарный чувак, я не знаю, что с ним, может быть, он какой-нибудь Потанин сейчас, а тогда его звали «два метра глупостей». У всех были клички. Еще была замечательная девочка, которую называли «Криминал», почему-то такое название у нее было. Там были свои истории, там была своя валюта – она была чужая, она была иностранная; но там был свой язык – главный атрибут государства; там были свои враги – спецы из пятого отделения, и арбатские говорили на своем, совершенно тарабарском языке, который не был похож на блатную феню; он был специально сконструирован против спецов. Ну, например (говорю на арбатском новоязе): скинь отдачу в первый номер. Перевод: сообщи соотношение рубля к доллару. Моя работа называлась «стоять на фюре», то есть, иметь на кармане фюру разных стран. Хотя (я продолжаю на том же сленге) фюру арбатские на кармане не держат, скидывают в нычку, потому что спецы пасут постоянно, но я сейчас уже с трудом вспоминаю. После этого я уехал в Штаты; уехал не готовясь, неожиданно.