Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы - Олег Вадимович Григорьев
Тут важен сам принцип, подмеченный Друкером и который возвращает нас к уже рассказанной сказке про устройства А и Б.
Если и А, и Б появились, условно говоря, до 1850 года, то у них обоих был шанс попасть в предметно-технологическое множество. Если же А появилось до этого года, а Б – после, то шансы Б попасть в ПТМ были бы тем меньше, чем позже это устройство было изобретено. К 1900 году по классификации Друкера его шансы становились исчезающе малыми.
Конечно, есть особый случай атомной бомбы и атомной энергетики как побочного продукта создания атомной бомбы. Этот пример все любят приводить, но он как раз свидетельствует о правильности рассматриваемой нами схемы. Да, многие устройства типа Б попали в предметно-технологическое множество благодаря военным нуждам, а уж будучи там, стали основой для создания кластеров, подмножеств, некоторые из которых смогли найти свое место на рынке.
Этой проблеме, на мой взгляд, уделяется непропорционально много внимания. Я считаю, что гораздо важнее понимать, как устроено ПТМ и по каким принципам развивается.
Когда я говорю о том, что рост производительности мировой экономики в последние два с половиной столетия связан в основном с разделением труда, мне часто возражают. Возражения же в основном сводятся к тому, что я не принимаю во внимание изобретения. Как видите, я изобретения во внимание принимаю, и у меня даже есть по этому поводу вполне развернутое суждение.
Да, изобретения вроде нашего гипотетического устройства А или устройства Б, если оно каким-то образом попало в предметно-технологическое множество, имеют значение. Но с течением времени значение имеет само ПТМ и закономерности его формирования и развития. А эти закономерности связаны с разделением труда.
Я тут еще напомню те рассуждения, которые мы сделали по поводу более производительного станка, который может быть применен только в условиях фабричного производства, но не имеет смысла для отдельного ремесленника, а также вспомним о том, как углубление разделения труда формирует заказ на изобретения.
С учетом всего этого я продолжаю утверждать, что в основе роста производительности лежит именно углубление разделения труда.
И даже пример с атомной энергией меня не сильно убеждает. Я мог бы согласиться с тем, что изобретения типа Б, которые попадают в ПТМ вопреки логике разделения труда, создают дополнительный источник экономического роста. Но и тут надо быть осторожнее с выводами.
Да, возможно, прямо разделение труда к созданию атомной энергетики не имеет отношения. Но вот косвенно – несомненно. Ибо рост производительности вследствие углубления разделения труда сделал возможным выделение ресурсов, необходимых для создания атомной бомбы. Да и сама возможность производства атомной бомбы все равно была обусловлена наличием достаточно развитого ПТМ. Если бы все это не имело значения, мы бы сейчас жили в мире, где каждое государство имело бы атомную бомбу.
СССР: бедное предметно-технологическое множество и создание альтернативной модели НТП.
На самом деле у нас есть очень интересный пример попытки построить альтернативную модель научно-технического прогресса. Речь идет о СССР периода после Второй мировой войны.
Какая проблема встала перед нашей страной после 1945 года? Железный занавес. Несмотря на быстрое развитие в период индустриализации, предметно-технологическое множество советской экономики было гораздо беднее, чем ПТМ на Западе, особенно в США, которые перешли на новый уровень разделения труда. До войны это особого значения не имело – все необходимое, в том числе и для оборонных нужд, можно было покупать, копировать и т. д. В годы войны помогали поставки по ленд-лизу.
После войны ситуация изменилась. США серьезно продвинулись в развитии своего ПТМ. Военные нужды сильно этому способствовали – я об этом уже говорил. Появились новые виды вооружений и системы управления ими. Переход к мирному развитию сопровождался резким ростом рынков, углублением разделения труда и быстрым ростом разнообразия ПТМ. Но свободный доступ ко всему этому был перекрыт.
При этом угроза войны была реальна. И перед Советским Союзом встала такая задача: при гораздо более бедном предметно-технологическом множестве делать то же самое (не хуже по качеству и прочим характеристикам). Естественно, речь шла в первую очередь о вооружении. Ну да, научно-техническая разведка работала вовсю и свою лепту вносила. Но ее возможности все-таки ограниченны.
Решить поставленную задачу можно было только одним способом: пытаться создавать высокоэффективные устройства, ориентированные на решение содержательных проблем (типа Б из ранее рассказанной сказки). То есть строить научно-технический прогресс по модели первого этапа (по классификации Друкера), делать упор на фундаментальные исследования.
Честно говоря, не знаю, каковы были истинные мотивы, но кампанию против «низкопоклонства перед Западом», развернутую после войны, можно рассматривать как элемент вполне осознанной стратегии. Да, есть западная наука и техника, наверное, они хороши, но они опираются на развитое и разнообразное ПТМ, которое СССР обеспечить не в состоянии. Бессмысленно копировать достижения западных ученых и работать в том же русле, что и они. Надо думать своей головой в тех условиях, которые есть. Ну а в качестве образца для подражания приводились примеры выдающихся отечественных ученых, делавших крупные открытия, то обстоятельство, что эти открытия делались в рамках глобального научного взаимодействия, оставалось за скобками.
Но, конечно, одним идеологическим обеспечением поставленных целей не добьешься. Это сейчас многие думают, что достаточно выдвинуть красивый и «правильный» лозунг, заставить всех его повторять, и реальность волшебным образом изменится.
Тут нужен целый комплекс решений в разных сферах. Прежде всего – система образования. Она ориентировалась, во-первых, на фундаментальные знания, во-вторых – на умение творчески работать с этими знаниями, на отбор и воспитание «талантов». И вот эти таланты, которые, особенно в 1950-1960-е годы всячески поощрялись, как материально, так и морально, призваны были решать задачу «сделать не хуже, чем на Западе, при гораздо более бедном предметно-технологическом множестве».
Далее – особая структура организации науки и техники, где в центре находилась Академия наук, то есть учреждение, ведавшее развитием фундаментальной науки. Иерархия научных учреждений: академические, отраслевые и т. д. Система планирования научно-технической деятельности и, соответственно, финансирования.
И в общем, все это дало результаты. Мы до сих пор гордимся достижениями советской науки и техники: атомная и водородная бомба, первый спутник, первый человек в космосе, гражданские и военные самолеты. До сих пор, несмотря на два с лишним десятилетия деградации, мы еще сохраняем способность производить некоторые виды продукции на мировом или близком к нему уровнях. Хотя, конечно, эти возможности резко сократились и продолжают сокращаться, равно как и
