Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы - Олег Вадимович Григорьев
В общем, в свете моего рассказа про устройства серии А и устройство Б понятно, почему так происходит.
Классификация этапов научно-технического прогресса.
Есть такой известный американский специалист по менеджменту – Питер Друкер. У него есть книга «Великий разрыв». В ней есть одно любопытное наблюдение об исторических тенденциях научно-технического прогресса. Первое издание книги появилось в конце 1960-х годов, русский перевод сделан с издания 1990 года, то есть не очень давнего.
По словам Друкера, весь XX век (по крайней мере, речь шла о почти семидесяти годах) мы живем на изобретениях, которые были сделаны в XIX веке, и с тех пор ничего принципиально нового не изобрели. Ну, возможно, не так жестко. Кое-что изобрели в начале XX века. Скажем, возможность передавать человеческую речь с помощью радиоволн была открыта в 1906 году – отсюда, наверное, надо отсчитывать историю мобильной телефонной связи. Про аналитическую машину Бэббиджа как прототип компьютера я уже говорил – она-то точно из XIX века.
Я во время своих выступлений задаю обычно слушателям вопрос: когда, по их мнению, была создана компания IBM (International Business Machine). Большинство отвечает, что где-то после Второй мировой войны. На самом деле компания с таким названием появилась в 1914 году, но сам бизнес – еще раньше (IBM его перехватила). Суть бизнеса заключалась в записи больших массивов данных на перфокарты (тогда они назывались табуляторами Холлерита) и их обработке. Речь идет о производстве устройств для этой деятельности.
Я еще успел немного поработать с перфокартами – очень неудобно, если по прямому назначению. А вот для ведения картотеки – самое оно. И как закладки удобно использовать.
Для IBM с появлением компьютеров принципиально мало что изменилось. Просто механические устройства для обработки перфокарт заменились электрическими. Ну а сама идея перфокарт восходит к музыкальным шкатулкам и прочим безделушкам, известным уже достаточно давно.
Кстати, уже в XIX веке существовали станки с, как бы мы сказали сейчас, числовым программным управлением – в ткацком деле. Художник разрабатывал рисунок, это все переносилось на перфокарты, и станок выдавал рисунок на ткани. Стоило все это, конечно, жутко дорого, поэтому применялось только в шелковой промышленности.
Но тем не менее. А то сейчас все носятся с 3D-принтерами и думают, что это что-то принципиально новое. Хотя, возможно, для изобретателей тут открываются большие возможности.
Но я отвлекся. Итак, все изобретено в XIX веке, в крайнем случае в начале XX. Кое-что изобрели и в XX, но это капля в море. А дальше Друкер выстраивает очень любопытную классификацию периодов научно-технического прогресса, которая во многом совпадает с той, которая получается из анализа неокономики.
Сразу скажу, у него не очень удачная терминология, я по ходу дела буду ее поправлять.
Итак, первый период. Основные изобретения были сделаны до 1850 года. Друкер выделяет период от минус бесконечности до 1850 года – это первый период научно-технического прогресса. Он говорит, что это был научно-технический прогресс, основанный на опыте.
Второй период Друкер никак не называет, только описывает. Он говорит, что это переходный период. Его приблизительные границы – 1850-1900 годы.
Третий период: с 1900 года по настоящее время (по крайней мере, на период написания книги Друкера) – далее крайне неудачный термин – эпоха научно-технического прогресса, основанного на знаниях.
О чем это рассуждение с моей точки зрения.
Первый этап – это этап накопления фундаментальных знаний. Предметно-технологическое множество пополняется за счет изобретений, сделанных в связи с изучением законов природы. Это изучение производится с помощью экспериментов, опытным путем (отсюда и слово опыт применительно к этому этапу).
Третий этап – это когда ПТМ пополняется преимущественно за счет комбинаций элементов, уже входящих в него.
Друкер здесь употребляет термин «знание», это соответствует западной традиции, но не соответствует, как мне кажется, традиции российской и порождает недопонимание. Мы привыкли под знанием понимать скорее фундаментальные знания. То есть, если бы мы в русском языке давали названия этапам, мы бы, скорее всего, термин знания отнесли бы к первому этапу.
Что понимает под знанием в данном контексте Друкер? Он говорит о знании предметно-технологического множества, его состава, структуры. Я знаю, как устроено ПТМ, поэтому, сталкиваясь с какой-нибудь проблемой, я занимаюсь не анализом этой проблемы как таковой, а лезу в ПТМ и там ищу – подходит ли что-то для решения каким-то образом поставленной передо мной задачи. Это знания не о первой реальности – природе, а знания о второй, искусственной реальности – о том, что уже создано.
В начале XX века ПТМ уже достаточно большое и разнообразное, поэтому с высокой долей вероятности я что-то подходящее, скорее всего, найду. В российской традиции это даже не то, что называется прикладной наукой. Это какой-то другой, неизвестный нам вид деятельности, для которого у нас даже названия нет.
Мы должны это понять, потому что, когда мы слышим слово «знание», хотя бы словосочетание «экономика знаний», мы представляем себе одно, а на Западе имеют в виду совсем другое. Мы делаем одни выводы, а на самом деле они совсем другие.
С моей точки зрения большой интерес представляет собой второй этап, переходный период. Что тогда происходило с точки зрения неокономики?
А в этот период происходило соединение фундаментальных результатов, накопленных в предшествующий период, со складывающейся системой разделения труда. Это период, когда разделение труда охватило не просто отдельные фабрики и не только отдельные отрасли – но стали формироваться основанные на разделении труда цепочки производств.
Вот на этом этапе уже происходил отбор: какая фундаментальная идея может быть реализована, а какая нет. Изобретение может быть очень хорошим для своей области, но на существующем оборудовании его сделать нельзя, или сложно, или слишком дорого [107]. Друкер приводит такой пример: в свое время практически одновременно появились электрические лампочки Эдисона и Суона (в Великобритании). Друкер утверждает, что по многим параметрам лампочка Суона была лучше, чем у Эдисона. Но победила в конкуренции лампочка Эдисона, поскольку ее проще было сделать в массовом количестве на уже существовавшем промышленном оборудовании.
Как я себе это представляю, ситуация была сложнее. Речь ведь шла не о том, что у нас уже есть электросеть и осталось только купить лампочку и ее ввернуть. Поначалу лампочка шла в комплекте со всей системой электрооборудования и, в общем, была чем-то вроде вишенки на торте. Но я не хочу сейчас в эту тему,
