Эрик Райнерт - Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными
Экономисты Американской институциональной школы, начиная с Джона Коммонса (1862–1945) и заканчивая Джоном Кеннетом Гэлбрейтом (1908–2006), прекрасно понимали роль власти: экономический рост требует баланса уравновешивающих друг друга сил бизнеса и профсоюзов. Ключевым элементом создания богатства после 1848 года была мощь профсоюзов, которая обеспечивала то, что мы называем основанным на тайном сговоре распространением экономического роста: жители богатых стран разбогатели, выбрав повышение производительности в форме более высоких зарплат, а не в форме более низких цен, как произошло бы в условиях совершенной конкуренции. Парикмахеры разбогатели, поднимая цену стрижки соответственно увеличению производительности промышленных рабочих и росту их зарплат. Условия торговли — соотношение обмена трудовыми часами при покупке промышленным работником стрижки — не изменились. В этом смысле доход парикмахеров в странах «первого» мира вырос чрезвычайно сильно по сравнению с доходом их коллег из стран третьего мира. Парикмахеры получили свою долю национальной ренты (дохода выше нормального уровня).
По целому ряду причин такой путь к богатству страны стал сегодня куда менее целесообразным, чем раньше. Перемены частично объясняют инновационными процессами, появившимися благодаря информационным технологиям. В то время как инновационные (новые) продукты приводят к несовершенной конкуренции и повышению зарплат, инновационные процессы (новые способы производить старые продукты) часто приводят к ценовой конкуренции и давлению на заработную плату. В компании «Microsoft» технология в форме инновационных продуктов создает высокие зарплаты и прибыль. Когда эта же технология используется в гостиничном бизнесе или авиаперевозках, она приводит к падению маржи в гостиницах Венеции и Коста-дель-Соль и снижению зарплаты стюардесс.
В мировой экономической системе XX века, основанной на национальных государствах, основным носителем парадигмы была автомобильная промышленность. В Японии в 1920-е годы было около 20 компаний — производителей автомобилей, и даже в относительно маленькой Швеции их было две. В XX веке процветала эмуляция при помощи обратной инженерии: японцы могли купить американскую машину, разобрать ее и сделать улучшенную версию. Вместе эти два элемента (то, что в каждой стране независимо от ее размера был национальный источник инновационных продуктов в промышленной отрасли — носителе парадигмы, а также была возможность эмулировать более богатые страны при помощи обратной инженерии) стали основными чертами экономического роста начала XX века, которые сегодня трудно воспроизвести.
Компания «Microsoft» — глобальный поставщик программного обеспечения, ее защищают по всему миру патенты и авторские права, что делает обратную инженерию невозможной. Попытка воспроизвести «Microsoft» в миниатюре в каждой стране (как с автомобильными заводами) будет не только неэффективной, но и нелегальной. Продукты, защищенные патентами, авторским правом и роялти, занимают большое место в мировой торговле. Защита интеллектуальной собственности увеличивает экономический разрыв между странами; страны, в которых баланс торговли такими продуктами положителен, можно пересчитать по пальцам. Возрастающая доля защищенных продуктов в мировой торговле неминуемо приведет к увеличению пропасти между богатыми и бедными странами.
Кроме того, в «профиле» технологического прогресса произошли параллельные изменения, способствовавшие разрушению традиционного способа, который до сегодняшнего дня позволял богатым странам богатеть.
1. В мире наблюдается тенденция перехода от экономии на масштабах производства в рамках одного завода (заводов, объединяющих большое количество рабочих в одном месте) к рассредоточенному производству с экономией на диверсификации.
2. Количество рабочих мест в секторе обрабатывающей промышленности сокращается, а в секторе услуг — растет, так как в обрабатывающей промышленности растет уровень автоматизации[256].
3. Работникам сферы традиционных услуг недостает рыночной власти, которую создает мастерство традиционных промышленных рабочих. Их становится все легче заменить «человеком с улицы».
4. Децентрализованная франшиза, заменившая централизованную собственность, размывает власть работников, потому что им приходится иметь дело с большим количеством работодателей.
Перечисленные факторы не дают работникам ресторана «Макдоналдс» добиться такой же рыночной власти, которой работники на заводе Форда пользовались как чем-то само собой разумеющимся. Этому способствует и недостаток политической воли, способной повлиять на размер минимальной заработной платы. В Соединенных Штатах в период высокого роста производительности (такого же, как тот, что мы наблюдаем сегодня) увеличение минимальной заработной платы в большой степени было вопросом политической воли. В Африке для него требуется куда больше, чем принять местное политическое решение, — требуется изменить основные правила глобальной экономики.
В сравнении с национальной экономикой отношения между промышленником и работником в глобальной экономике изменились кардинально. Любой капиталист понимает, что повышение зарплаты работникам — не такая уж проблема, если он уверен, что его конкуренты также поднимают зарплату своим работникам. Просвещенные капиталисты знают, что общий уровень зарплат увеличивает спрос на их же продукты, а следовательно, их потенциальную прибыль. В 1914 году Генри Форд принял решение удвоить зарплату своим работникам. Он сделал это потому, что его производственные мощности требовали, чтобы его собственные рабочие могли позволить себе покупать автомобили[257].
Отношение типа «мой работник — это еще и мой покупатель» сегодня не встречается, и это очередной отличительныйпризнак способа производства XXI века от фордизма прошедшего века. Китай и Вьетнам вошли на мировой рынок промышленных товаров благодаря тому, что платили работникам чрезвычайно мало. До Китая ни в одной стране не возникало сочетания стремительного технологического прогресса с таким малым ростом реальной зарплаты. Оно создает давление на зарплаты в сторону понижения повсеместно, от Мексики до Италии. Для покупателей из богатых стран это отличная новость, поскольку для них она означает низкие цены на товары. Действительно, пока их собственные зарплаты не начнут падать, новость будет хорошей. Недавно я получил письмо от известного американского историка экономики, работы которого цитирую в этой книге, и в постскриптуме значилось: «Мы когда-нибудь придем к выравниванию цен на производственные факторы, но кто сказал, что это выравнивание будет по верхнему уровню?»
Стратегии, которые успешно помогли разбогатеть странам «первого» мира, могут в условиях третьего мира не сработать. Выигрышной стратегией для производителей сырьевых товаров, в частности для крестьян, может быть обращение к нишевым продуктам высокого качества; успешные примеры использования такой стратегии — это итальянский пармезан и пармская ветчина. Вполне возможно преуспеть и в производстве сельскохозяйственных продуктов. Однако успешное производство сырьевых товаров всегда происходит при успешной промышленной экономике. Итальянские сыр и ветчина производятся в том же регионе (Эмилия-Романья), где автомобили «Феррари», «Ламборгини», «Бугатти» и «Мазерати». Вряд ли бедные страны, даже если они станут производить лучшие сырьевые товары в мире на нишевых рынках, сумеют тем самым поднять зарплаты своим гражданам. Исторически стремительный рост зарплат всегда связывали с профсоюзами, уравновешивающей олигополистической властью, которая возможна только в присутствии еще более олигополистической власти — самой промышленной индустрии. Нишевая стратегия не сработает, потому что в бедных странах нет профсоюзов, которые могла бы надавить на зарплаты в сторону повышения. Лучший в мире производитель брокколи на экспорт, живущий в Эквадоре, не может платить своим работникам достойную зарплату То, что мы называем экономическим развитием, по сути своей является рентой, которая создается при уравновешивании олигополистических сил промышленности и труда.
Тем не менее в странах, которым удается поймать взрыв производительности в какой-либо современной отрасли промышленности (как это удалось Ирландии с информационными технологиями и Финляндии с мобильными телефонами), происходит заметный скачок реальной зарплаты. Европа сама создала себе проблему, сначала деиндустриализовав восточноевропейские страны, а затем быстро интегрировавшись с ними. Получилось, что на собственном заднем дворе Европейский союз устроил локальную версию третьего мира с его безработицей и неполным использованием трудовых ресурсов. Однако по-настоящему серьезная проблема стоит перед странами, которые не достигли критического уровня деятельности с возрастающей отдачей, — это крупные области Африки, Латинской Америки и Азии.
