Григорий Марченко - Финансы как творчество: хроника финансовых реформ в Казахстане
Ну да, «Роснефть» собрала много денег и в Москве. Но что такое «Роснефть»? Государственная компания, то есть искусственное формирование. Статистика четко показывает, что хотя госкомпании обладают более значительными объемами резервов, но и уровень коррупции там выше сравнительно с частным бизнесом. Исключением, думаю, является только «Статойл» (но норвежцы и в Африке норвежцы, они не воруют нигде). Успех «Роснефти» на бирже был в значительной степени обеспечен государственной поддержкой. И, кроме того, это размещение происходило в условиях, когда в стране несколько лет повышались зарплаты, хорошими темпами развивалась индустрия коллективных инвестиций. И инвесторы решили, что «Роснефть» – это реальная голубая фишка. Нормальное и рациональное поведение. Но не стоит делать из этого вывод, что российским эмитентам больше не понадобятся западные биржи. Развивающиеся финансовые рынки не могут сравниться с рынками развитыми по объемам обращающихся ресурсов.
Однако, с другой стороны, западный финансовый рынок – это клуб. В него не особо хотят пускать кого-то со стороны, потому что зачем же членам клуба лишаться своих доходов?
Те условия игры, которые существуют на этих рынках, не всегда для нас приятны. Но исходить из того, что мы можем их поменять, не получится. Никаких особых условий для нас никто создавать не будет. Казахстан – небольшая, хотя и богатая природными ресурсами страна. Поэтому в самое первое время международные организации еще шли нам навстречу – так же, как, допустим, полякам, которых надо было оторвать от Варшавского договора. Но заходили в этом встречном движении не так далеко, как с Индией, потому что она очень большая. И не так, как с Россией, которая имеет ядерные боеголовки. Когда мы вводили тенге, то узнавали, не дадут ли и нам, как полякам, стабилизационный кредит. Но МВФ, хорошо помню, уже тогда показал Казахстану аккуратную фигу. То есть нам довольно быстро сказали: будете жить по общим законам, и не рыпайтесь. Это привело к нашему яростному движению в сторону международных стандартов. С Москвой проблем несколько. Во-первых, инфраструктура: централизованный учет операций с ценными бумагами, централизованный клиринг, технология «поставка против платежа» – все это на российском биржевом рынке находится абсолютно в стадии становления.
Мы создавали инфраструктуру нашего фондового рынка в 1997 году, и она уже в тот момент соответствовала восьми из девяти критериев, приведенных в «Рекомендациях группы 30-ти». А в России инфраструктура (тогда) соответствовала лишь одному из этих критериев. И кто бы пошел на такой рынок, включая самих российских эмитентов. Кому из участников рынка в принципе могут быть нужны бесконечные иски, когда кто-то кого-то кинул, бумаги не поставил, денег не заплатил? Ведь даже если конкретная компания ни в чем таком не замешана, то в подобных условиях ее все равно втянут в разборки. Тут проблема уже даже не только в инфраструктуре, но и в качестве бизнес-среды в целом. Это, во-вторых.
В России существуют так называемые рейдеры, причем существуют, так сказать, институционально и публично. То есть практически официально сформировалась такая профессия – рейдер. Он известный человек, с ним считаются, интервью с рейдером печатает ведущая деловая газета, появились первые книги о них. Того и гляди, какой-нибудь именитый рейдер запустит авторскую передачу на российском телевидении. Или начнет вести мастер-класс в учебном заведении. А ведь если исходить из базового принципа, что частная собственность священна, то рейдеров государство – любое! – должно уничтожать сразу. Но в России это едва ли не официальный институт, с которым реально никто не борется. И поправьте меня, если я ошибаюсь, поскольку ошибиться в данном случае буду только рад. Заявления общего плана, в том смысле, что рейдерство – это аморально, конечно, звучат. Но одних заявлений маловато!
Так что в целом возникают, и очень настоятельно, вопросы вне фондового рынка, это, в-третьих. Исполнение судебных решений – не всегда быстрое, не всегда качественное, или как еще можно корректно сказать? И так далее.
Когда немец верил в свою марку, он же еще верил в своего немецкого судью, в немецкого полицейского, в немецкого налогового инспектора. А если речь идет о привлекательности российских ценных бумаг, торгуемых или размещаемых на московской бирже, то надо верить в соответствующих российских товарищей. И много ли в России людей, которые искренне верят своим судьям, своим милиционерам, своим налоговым инспекторам?
Следует признать, что для нас, граждан Казахстана, было бы резонно часть этих вопросов задавать также самим себе. Безупречна ли наша собственная бизнес-среда? Реально от 50 до 65 % клиентов Народного сберегательного банка Казахстана, председателем правления которого я в настоящий момент являюсь, имеют доходы помимо легальных. В других банках то же самое – я говорил на эти темы с коллегами. Эти 50–65 % – не обязательно теневая экономика. (Показатель теневой экономики в Казахстане, я думаю, порядка 30–35 %.) Но как именно быть нелегальным – это тоже вопрос. Я не знаю людей, которые платят налоги, занимаясь частным извозом или сдачей собственного жилья в аренду. По нашим оценкам, налог на сдачу квартир платит меньше 1 % населения, занимающегося этим промыслом, и то в ситуации, когда помещение арендует западная компания, стремящаяся быть прозрачной. Ряд легко продолжить: преподавание языков, подготовка в вузы, частные медицинские услуги, работа по дому и так далее.
Строго говоря, доходы, не облагаемые налогами, имеет большинство нашего населения. Это продолжается десятилетиями. Хотя если прозрачность станет удобной или выгодной, прозрачными станут многие. В конце концов, ведь действительно, когда заплатил налоги, то спишь спокойно. Просто пока в ряде случаев дешевле и проще «разрулить» вопрос с налоговиками, нежели заплатить по закону. В эту игру играют многие, и цену вопроса легко вычислить. Надо всего лишь сравнивать цифру, которую налоговики предъявляют непосредственно после проведения проверки, с цифрой, по которой выносится судебное решение. Разница между первой и последней, деленная пополам, – это и есть сумма «развода».
Кроме того, многие «разводы» в эту сумму не попадают, потому что консенсуса удается достичь до предъявления налоговых претензий: приглашение к танцу производилось не в письменной, а в устной форме. И все про это знают. И спокойно рассказывают анекдоты о том, что стать бизнесменом без стартового капитала вполне можно: надо только начать с должности или прокурора, или налогового инспектора.
Очень много неоднозначных моментов в нашем административном кодексе. Скажем, когда я работал в «ДБ секьюритиз», к нам в офис однажды пришел пожарный и показал постановление, где было написано, что на каждый компьютер должен приходиться один огнетушитель. Представьте торговый зал крупного банка: сидят двести человек, а то и больше – стены, стало быть, увешаны соответственным количеством огнетушителей. Не спорю, с точки зрения дизайна это даже интересно. В общем, пожарный дал понять, что цена вопроса 50 долларов. Мы, как люди правильные, решили коррупцией не заниматься, а купить огнетушители. Но и купить оказалось не просто. Лицензию на продажу имела только одна компания, а самый дешевый огнетушитель стоил те же самые 50 долларов. Причем эти штуки имеют ограниченный срок хранения, перезаряжать же их вообще нужно каждый год. (А компания по продаже огнетушителей, даже неудобно уточнять, принадлежала пожарным инспекторам.)
