Роберт Хайлбронер - Философы от мира сего
Но при чем тут экономика? Строго говоря, ни при чем. Экономика для Веблена отличалась от викторианской игры, в которой мир приходит к спокойствию и благополучию в результате решения дифференциальных уравнений; она не имела никакого отношения и к попыткам ранних экономистов объяснить, как должен функционировать наш мир. Веблену было интересно другое: почему^мир именно таков, каким он представляется нам. Его исследования касались не экономической игры как таковой, а ее участников; его интересовал не сюжет, но конкретные нравы и обычаи, сопутствовавшие известной игре под названием "экономическая система". Одним словом, объектом своего изучения он сделал экономического человека с его обрядами и привычками, и в рамках подобного антропологического по своей сути подхода прогуливавшиеся с тростью и посещавшие церковь джентльмены казались ему фигурами не менее важными, чем землевладелец, присваивающий нечто под названием "рента". Он стремился понять истинную суть общества, в котором жил, и на этом пути, щедро усыпанном ложью и лицемерием, ему предстояло собирать свидетельства и улики там, где они обнаруживали себя, шла ли речь об одежде, манерах или речи. Подобно психоаналитику, он часто намертво вцеплялся во внешне ничего не значащие мелочи, которые, по его мнению, отражали невидимые, но крайне важные аспекты реальности. Как и в случае с психоаналитиком, результаты его поиска зачастую казались странными и даже отталкивающими с точки зрения здравого смысла.
Подходя к рассмотрению нашего общества, Веблен оставляет в стороне жалость, и мы очень хорошо это увидим. Но своим высочайшим качеством его анализ обязан вовсе не желанию унизить людей, а холодной отрешенности в оценке дорогих нашему сердцу понятий. Возникает ощущение, что ничто не кажется Веблену хорошо изученным и недостойным внимания, а значит, ничто не избежит его суда. Действительно, только поистине бесстрастный ум мог разглядеть в обычной трости как декларацию праздности, так и варварское оружие.
При более внимательном изучении кажется, что эта невозмутимость сопровождала его всю жизнь. Четвертый сын и шестой ребенок, Веблен родился в 1857 году в семье норвежских эмигрантов, неподалеку от границы, на ферме. Его отец Томас Веблен был сухим, надменным человеком, предпочитал думать не спеша и при этом был довольно независим; позднее Веблен говорил, что умнее человека в своей жизни он не встречал. Кари, мать будущего экономиста, была отзывчивой, увлекающейся, стремительной женщиной. Именно от нее Веблен перенял увлечение исландскими верованиями и норвежскими сагами, которое он пронес через всю жизнь. С раннего детства он был странным, ленивым ребенком, который необходимым занятиям предпочитал чтение книг на чердаке, был горазд на выдумывание намертво прилипавших прозвищ и заметно выделялся своим интеллектом. Его младший брат вспоминал: "Почти с самого начала мне казалось, что он знает все. Я мог задать любой вопрос и получить на него подробнейший ответ. Позднее я узнал, что часто он сочинял, но и врал он прекрасно"[197].
Как будто Веблен и так был недостаточно необычной личностью, воспитание вбило лишний клин между ним и миром вокруг. Его суровое и простое детство было соткано из отдельных событий. В доме Вебленов одежда была самодельной; о существовании шерсти они и знать не знали, а верхняя одежда изготавливалась из телячьей кожи. Кофе и сахар считались предметами роскоши, в эту же категорию попадала и сорочка. Что важнее всего, детство Веблена было детством иностранца и чужака. Прибывшие в Америку норвежцы сбивались в плотные, независимые от остальных группы, где родным языком был норвежский, а истинной родиной - Норвегия. Английский Веблен изучал как иностранный язык и овладел им в совершенстве лишь в колледже. Что характерно для подобного патриархального, замкнутого общества, первое подозрение о том, что он пойдет в колледж, промелькнуло у Веблена в тот момент, когда он трудился в поле; его собранные вещи уже лежали в экипаже.
Ему было семнадцать, и семья выбрала для него академический колледж Карлтона - аванпост культуры и просвещения восточного побережья, расположенный неподалеку от одного городка в Миннесоте, где и трудились Веблены. Торстейна отправили туда с прицелом на последующую карьеру лютеранского священника, и он очень скоро обнаружил, что Карлтон был воплощением религиозности. Надеждам приручить этот деятельный, мятежный ум, поместив его в атмосферу набожности, не суждено было сбыться. Как-то раз во время традиционных еженедельных чтений вместо привычных рассуждений о необходимости обращения язычников в истинную веру юный Веблен поразил присутствующих исполнением произведений с названиями "Оправдание каннибализма" и "Апология пьяницы". На вопрос, не защищает ли он таким образом эти примеры порочности, Веблен обходительно отвечал, что занят исключительно научными наблюдениями. Факультет признавал его гениальность, но и побаивался. Джон Бейтс Кларк (впоследствии ставший одним из самых выдающихся академических экономистов страны) симпатизировал своему ученику, но считал того "плохо приспособленным к жизни".
Из всех возможностей, представившихся ему в Карлтоне, странный, но безусловно одаренный юноша выбрал самую фантастическую. Между ним и Эллен Рольф - племянницей президента колледжа - вспыхнула страсть. Сама Эллен была яркой личностью и обладала сильным интеллектом, так что молодые люди сблизились под действием силы притяжения. Веблен читал своей избраннице труды Спенсера, обратил ее в агностицизм и, кажется, убедил себя в том, что она происходит от героя ранних викингов, Ганга Рольфа.
Они поженились в 188$ году, и их отношения постоянно бросало из одной крайности в-другую. Судя по всему, этот далекий от мира мужчина не мог дать слишком много любви, но остро нуждался в женской заботе и, за редкими исключениями (одна девушка назвала его "шимпанзе"), получал желаемое. Личность женщины при этом большого значения не имела; Веблен не хранил верность Эллен, да и она частенько покидала его - то из-за совершенных им ошибок, то из-за жестокости в обращении с ней. Иногда она уходила, отчаявшись подобрать ключ к непроницаемому, отгороженному от остального мира стеной внутреннему миру мужа. Тем не менее раз за разом Веблен старался восстановить их отношения и делал это очень по-своему. Как правило, он без предупреждения заглядывал в ее домик в лесу, держа в руках пару черных чулок и вопрошая: "Мадам, не ваше ли это?"
Покидая Карлтон, Веблен уже всерьез думал об академической карьере. Вместо этого он вступил на долгую, иногда казавшуюся бесконечной дорогу разочарований и не сходил с нее в течение своей профессиональной жизни. Ему не надо было многого, но и скромные достижения не давались ему легко. Однажды он попросил бывшего ученика похлопотать за него в одной компании по социальному обеспечению, и тот согласился - но лишь затем, чтобы занять заветный пост самому. Хотя до этого оставалось еще много лет. Веблен получил назначение в крошечную академию Мононы в Висконсине, ну а когда через год она навсегда закрыла свои двери, отправился в университет Джона Хопкинса в надежде получить стипендию на изучение философии. Несмотря на поток самых благоприятных рекомендаций, стипендия обошла его стороной, и Веблен переехал в Йель, где в 1884 году получил степень доктора философии с высокой оценкой, Но и теперь его перспективы не стали выглядеть более привлекательно.
