Как выглядит будущее? - Урри Джон
Следствием высокочастотной компьютеризированной торговли стало ощущение ускользающего будущего. Операции здесь совершаются быстрее скорости мысли и связаны с передвижением денег и информации, не поддающимся человеческому разуму (Lewis 2015; Льюис 2017). В условиях столь ускоряющегося мира финансовое будущее наступает быстрее, чем поддается, это сознают соответствующие акторы (Gore 2013: 16–17). Значительная часть этого посредничества находится под контролем финансовых элит (Savage and Williams 2008). Оно противоречит интересам развития экономики, состоящей из менее крупных компаний, способных предлагать новые товары и услуги и прежде всего товары и услуги, в основе которых лежат принципы низкого потребления углеродного топлива экономикой и обществом.
Кроме того, финансовое посредничество (и соответствующие компьютерные сети) ослабляет крупные промышленные корпорации, которые теперь оказываются связанными с финансовыми институтами, заинтересованными в краткосрочной «акционерной стоимости», причем «краткосрочный» может означать здесь «менее одной секунды». Выше мы уже отмечали, что крупные «промышленные» корпорации устарели, а их число в США с середины 1990-х гг. сократилось вдвое (Davis 2012). Ричард Сеннет сетует на то, что люди более не дорожат продолжительной занятостью в какой-либо одной организации, что является как раз одним из проявлений данной нацеленности на краткосрочные результаты (Sennett 1998; Сеннет 2004). В своих крайних формах это проявляется там, где договорами не обусловливается число рабочих часов. Эти договоры не предусматривают никаких обязательств ни для одной из сторон, что являет собой парадокс, поскольку многие работники, представляющие этот увеличивающийся в численности класс «прекариата», находятся на «передовой» сферы услуг, выступая для потребителя в качестве «лица» компаний.
Гай Стэндинг описывает краткосрочность будущего для представителей прекариата, доля которого в рабочей силе по всему миру значительно выросла (Standing 2014; Стэндинг 2014). Сетевая модель трудовой занятости лишает работников стабильности при отсутствии необходимости в долгосрочных навыках и обязательствах, и это касается даже тех, кто участвует в разработке и реализации цифровых систем, являющихся фундаментом посредничества и экономики интернета и мобильных приложений. Фред Тернер показывает, как цифровая утопия, некогда составлявшая часть контркультуры, превратилась в противоположность утопии, в антиутопию, для которой привычны временный характер и нестабильность работы и жизни (Turner 2006: 258–262; Srnicek and Williams 2015).
Современный капитализм превратился в финансовый капитализм, успешно избегающий налогообложения и все менее управляемый. Масштабы системы финансов неимоверны, а функционирует она во многом подобно азартной игре. Ее рост и доминирование над промышленной экономикой, а также физической средой привели к усилению экономического, социального и имущественного неравенства в большинстве стран мира (Floyd and Slaughter 2014). Особенно значимы в связи с этим процессы офшоринга (Urry 2014a; Урри 2017) – перевода ресурсов, практик, людей и денег из одной страны в другую и их сокрытия. Все это сопровождается игнорированием правил, законов, налогообложения, нормативных правовых актов или норм. Офшорный мир отличается динамичностью, преобразуя экономические, социальные, политические и материальные отношения между обществами и внутри них по мере того, как ресурсы, практики, люди и деньги начинают или продолжают скрываться (Urry 2014a: 1; Урри 2017). В частности, мы наблюдаем невероятное увеличение объемов финансов и капитала, направляемых в 60–70 территорий с льготным налогообложением, представляющих почти 1⁄3 от общего числа современных стран (Shaxson 2012). Такие «налоговые гавани» известны низкими налогами, компаниями, занимающимися управлением имуществом состоятельных клиентов, мягкостью законов и секретностью, став неоспоримым ядром мировой экономики после отмены контроля за валютными и смежными операциями в конце 1970-х гг.
Почти все крупные компании владеют офшорными счетами/дочерними предприятиями; через них ведется более половины мировой торговли; почти все владельцы крупного частного капитала пользуются офшорными счетами, что позволяет им осуществлять налоговое «планирование», а 99 из 100 крупнейших европейских компаний учредили на офшорных территориях дочерние компании. На офшорных счетах находятся суммы, эквивалентные 1⁄3—1⁄4 всех богатств человечества (Urry 2014a: ch. 4; Урри 2017: гл. 4). Важную роль в обеспечении той мощи, которая связана с финансами, их оборотом и долговой системой, играют сделки с фондами прямых инвестиций (Appelbaum and Batt 2014). Фонд прямых инвестиций вкладывается в небольшую долю в компании. Остальная необходимая сумма добирается за счет средств институциональных инвесторов или берется взаймы, при этом в качестве обеспечения выступают активы будущей компании. После приобретения публичной компании она преобразуется в частную и, как правило, исчезает из поля зрения. Применительно к деятельности фондов прямых инвестиций действует гораздо меньшее число ограничений, поскольку их владельцы считаются инвесторами, а не работодателями. Большинство таких фондов избегает излишнего внимания надзорных органов. При этом образованные таким способом компании проявляют тенденцию к сокращению числа занятых в них, к более медленному росту и даже к банкротству, а вероятность того, что они станут участвовать в инициативах, направленных на снижение потребления углеродного топлива, невелика.
Таким образом, офшорные схемы показывают, как устроен сегодня мир могущества, и это вступает в противоречие с интересами компаний и неправительственных организаций, приверженных идее сокращения потребления углеродного топлива. Денежные средства, не выведенные в офшоры, превратились в исключение: это удел «мелких людишек», еще платящих налоги. Большие же деньги в массе своей находятся в офшорах. Как следствие, бюджеты ежегодно недополучают налоги на сотни миллиардов долларов США. Офшорная система была создана крупными корпорациями, активно использующими сложные компьютерные системы, и именно им она и выгодна. Мир офшоров заметно ослабляет позиции на рынке небольших инновационных компаний. Те из них, кому все же удается успешно развиваться, вскоре становятся частью транснациональной корпоративной системы, чьи доходы частично уходят в офшоры. Мир офшоров также систематически ослабляет местные небольшие компании, которые вынуждены конкурировать в неравных условиях с крупными, прибегающими к преимуществам офшоров компаниями (Urry 2014a: 1–2; Урри 2017).
Таким образом, наличие системы офшоров сильно затрудняет задачу построения будущего с низким уровнем потребления углеродного топлива (Sayer 2015: part 5). Построение такого будущего требует глубокого осознания взаимных обязательств между людьми во всем мире и прежде всего обязательств ныне живущих перед последующими поколениями. Необходимость в подобных обязательствах со стороны государств и обществ нашла выражение во многих международных документах, например в Декларации ЮНЕСКО об ответственности нынешних поколений перед будущими поколениями (12 ноября 1997 г.).
В связи с этим следует также рассмотреть предложенный Брюсом Лэнкфордом анализ параобщественных благ (Lankford 2013). Лэнкфорд задается следующими вопросами: кто именно получает выгоду от действительно значимого роста эффективного использования ресурсов, достигаемого посредством мер, направленных на снижение зависимости от углеродного топлива? Можно ли каким-то образом обеспечить получение выгоды в настоящем или будущем теми обществами/социальными группами, которые сократили потребление топливных ресурсов, повысили свою материальную эффективность или добились уменьшения объемов отходов? Добиться этого чрезвычайно трудно. Такие пара-общественные блага, или социальные обязательства, между людьми во многих частях мира проигрывают конкуренцию финансовым обязательствам. Именно последние связывают вместе людей, государства и корпорации. Финансовые обязательства и масштабное уклонение от налогов в офшорах заметно осложняют выполнение общественных обязательств. Для планирования и реализации мер по снижению зависимости от углеродного топлива необходимы государственная финансовая поддержка и четкое понимание того, что эти меры отвечают общественным интересам. Все это особенно затруднительно в силу того, что досуг, работа, налогообложение, отходы, выбросы углекислого газа, капиталы и даже пытки – все-все подверглось финансиализации и соответствующему выводу в офшоры (Urry 2014a; Урри 2017).
