В. Галин - Капитал Российской империи. Практика политической экономии

В Японии в зоне Dfb лежит остров Хоккайдо. Что он из себя представлял? Вот как описывал этот остров в 1933 г. немецкий дипломат Г. фон Дирксен: «На Хоккайдо климат континентальный, с долгими и холодными зимами и огромными массами выпавшего снега, <…> холодный климат обеспечивал непреодолимое препятствие для любых японских планов населить эту страну людьми 13 перенаселенных южных провинций. Так что Хоккайдо оставался колониальным по своей природе и, несмотря на свои размеры — а он равен по площади Баварии и Вюртембергу вместе взятым, — имел всего три миллиона населения. Эти три миллиона влачили довольно нищенское существование, живя в деревянных домах с тонкими стенами, которые они были не в состоянии заменить на каменные. Они обменивали картофель, который выращивали, на рис, несмотря на убытки от подобных сделок»{972}.

Индустриализация в Японии началась почти одновременно с Россией, в эпоху Мэйдзи, с 1869 г. О ее успехах может свидетельствовать изменение доли земельного налога в общих налоговых поступлениях. Как видно из графика, Япония с 1880-го по 1910 г. быстро теряла свой сельскохозяйственный статус. Основой экономического роста японской экономики стал экспорт текстильной промышленности из собственного шелка и передела из импортируемых хлопка и шерсти. Основным потребителем японской продукции являлись Соединенные Штаты. За 30 лет с 1877 по 1907 гг. объем внешней торговли Японии вырос почти в 20 раз, с 50 млн. до 927 млн. йен. 

Одновременно Япония развивала свою колониальную экспансию, главными направлениями которой были Корея и Китай. Уже в 1874 г. Япония заставляет Китай уступить островах Риу-Киу, в 1895 г. завоевывает Формозу и Пескадорские острова. На территорию материкового Китая Япония входит в «концерт» иностранных держав при подавлении боксерского восстания в 1900 г. После войны 1905 г. Япония расширяет свое присутствие в Китае. В 1910 г. Япония захватывает Корею.

«В 1911 г. в Китае произошла революция, свергнувшая императорскую власть и… не приведшая к установлению прочной и единой государственной власти, — описывал события Н. Головин, — Гражданская война со всеми ее последствиями приводит Китай к полному бессилию… Япония широко этим пользуется. Подкупая выдвигающихся к власти авантюристов, она добивается экономических уступок и влияния в политической и административной области. За бесценок, в виде залогов под даваемые ее банками займы, она приобретает монопольные права на железные дороги и на другого рода концессии… В своей книге “Russia as an American Problem” Дж. Спарго пишет: «Япония захватывает экономически Китай и подготавливает будущему полную опеку и контроль над китайским национальным хозяйством»{973}. «Большое количество предметов японской промышленности проходит, минуя китайские таможни». Япония организует контрабандную доставку опиума, — продолжал Н. Головин, — предоставляет займы и вооружения различным китайским генералам, выросшим как грибы на нездоровой почве затянувшейся внутренней смуты, Япония не дает возможности установить единое прочное китайское правительство. Она раздувает вражду, возникшую с начала революции между Югом и Севером Китая»{974}.

Первая мировая война стала для Японии манной небесной. Общий объем ее внешней торговли более чем удвоился по сравнению с 1914 г. и достиг в 1919 г. 4,3 млрд. йен. ВНП Японии вырос в 5 раз с 13 до 65 млрд. йен, (металлургия — в 2 раза, машиностроение — в 7 раз). Золотая наличность казначейства с 1914 по 1918 гг. выросла более чем в 5 раз с 300 млн. до 1 600 млн. йен. Капитал, вложенный в развитие промышленности, за 1914–1918 гг. достиг 3 млрд. йен. Годовые дивиденды в промышленности и на транспорте достигают 60%. Японские миллионеры раньше считались единицами, к концу войны их количество подходит к десятку тысяч{975}. Однако, как отмечал Н. Головин, «богатеют казна и капиталисты <…>, народные массы не только не разбогатели, но обеднели».

Прилив золота в страну удорожил стоимость жизни, цены на предметы первой необходимости выросли на 250–300%, месячная стоимость жизни с 1914 по 1920 гг. выросла более чем в 3 раза. «Между тем зарплата выросла незначительно»{976}.

Но мировая война закончилась, и Соединенные Штаты вернулись в Азию вытесняя Японию с Китайского рынка: ее доля в импорте Китая с 1918 по 1920 гг. сократилась почти в 2 раза: с 52% до 30%. Одновременно Европа и США вводят протекционистские таможенные пошлины против дешевых и некачественных «едва терпимого уровня» японских товаров{977}. Резкое сокращение экспорта и послевоенный кризис 1921 г., привели к тому, что «число потребных для промышленности рабочих сократилось с 1919 по 1921 гг. на 40%». Резко повысилось напряжение в обществе, начались рабочие беспорядки, «чего ранее Япония не знала»{978}. В 1920-х гг. был ужесточен «Закон об опасных мыслях» усилением меры наказания с 10 лет заключения до смертной казни.

Экономический бум 1920-х гг. в США несколько оживил и экономику Японии. Но это оживление закончилось с началом в Америке Великой депрессии: экспорт из Японии упал в 3 раза: с 3,7 млрд. йен в 1929 г. до 1,2 млрд. в 1932 г. Япония, как и европейские страны, попыталась поддержать его за счет ослабления национальной валюты, на фоне сохранения золотого стандарта. За счет этого Япония достигла некоторых успехов на рынках Китая, Индии и Австралии. Однако ослабление валюты вызвало резкий рост инфляции в стране, цены выросли почти в 2 раза, что на фоне полного отсутствия трудового законодательства, стало причиной активизации левых и ультраправых движений.

В 1930–1932 гг. «молодые офицеры» совершили несколько путчей и политических убийств. Под их давлением был создан надпартийный кабинет. Одновременно произошло усиление милитаристских настроений, что выразилось в частности в захвате Маньчжурии в 1931 г. и в начавшейся милитаризации японской экономики.

Именно милитаризация экономики стала основным двигателем индустриализации Японии в этот период: с начала по конец 1930-х годов ее военные расходы выросли почти в 17 раз, в то время как бюджет — в 8 раз. 

Милитаризацией Японии двигали те же самые мотивы, что и Германии на другом краю света. А. Гитлер начал программу перевооружения с апреля 1934 г. По мнению Г. Геринга, только она могла спасти Германию: нужно финансировать, прежде всего, предприятия, производящие военную продукцию, поскольку «это поможет скорее ликвидировать безработицу»{980}. В. Шубарт писал в те годы: «Вооружаются, чтобы избавиться от безработицы. Нужно и дальше вооружаться, чтобы избавиться от безработицы. Благодаря этому экономика становится “здоровой”. Однако не следует путать лихорадочный румянец чахоточного больного, обреченного на смерть, с розовощекостью здорового юноши. Прометеевская Европа стоит перед дилеммой: или вооружаться до зубов, что ведет к войне, или разоружаться, что ведет к массовому увольнению рабочих — и к большевизму. То есть у Европы есть выбор только между разными формами своего крушения. Она решилась на вооружение и войну; она пытается сохранить себе жизнь тем, что готовит почву для своего окончательного самоуничтожения. Правда, этим она отодвигает развязку, но тем страшнее это произойдет. Европа напоминает того должника, который, чтобы выйти из затруднений данного момента, берет у ростовщика деньги под такие проценты, которые разорят его уже окончательно и бесповоротно»{981}. Американский посол в Германии У. Додд, непосредственно наблюдавший за ходом событий в 1936 г., отмечал: «сокращение безработицы произошло почти исключительно за счет гонки вооружений»{982}.

Аналогичная ситуация складывалась и в Японии, говоря о перенаселении которой, Н. Головин еще в 1924 г. уподоблял ее «котлу, в котором возрастает внутреннее давление и в котором неминуемо произойдет взрыв»{983}. Н. Головин отмечал и особенности политической системы, и черт характера японского народа, и то, что они сильно напоминают германские. К аналогичным выводам приходил немецкий дипломат Г. Дирксен, который находил общность черт, прежде всего, в их общей зависимости от внешней торговли: для Японии «… любой сбой в регулярном потоке импорта/экспорта неизменно угрожал самому существованию государства. Сходные причины привели и германский рейх на путь индустриализации и роста экспорта… Пока в мировой экономике господствовали свободная торговля и безудержная конкуренция, у новичков был шанс заработать себе на жизнь. Но как только для защиты внутренних рынков были воздвигнуты таможенные барьеры, трудности неизмеримо возросли. В результате ограничений на мировых рынках эти нации почувствовали неудержимое стремление создавать собственные экономические сферы влияния, в пределах которых они могли бы без помех покупать сырье и продавать конечную продукцию»{984}.