В. Галин - Капитал Российской империи. Практика политической экономии
Было чудовищное сжатие потребления, но именно за его счет удалось повысить норму накопления капитала до 26–29%{961},[92] т.е. в 2,5–3 раза[93] по сравнению с дореволюционным периодом, что и стало финансовым источником индустриализации. Законы развития не удавалось обмануть еще никому. «Масло, пушки или инвестиции», на все денег не хватает, даже у самых богатых стран мира. Была трагедия репрессий и ГУЛАГа, но в условиях отсутствия достаточного капитала и крайнего напряжения сил, давящего огромного «демографического навеса» поддержание политической стабильности другими средствами было невозможно.
Было плановое хозяйство: чрезмерное напряжение сил требует их мобилизации, свои экономики и политические системы мобилизовали во время обеих мировых войн, в борьбе за выживание, самые демократические страны такие, например, как Англия и Франция. Экономическое обоснование мобилизационной политике Дж. М. Кейнс приводил в своей книге “How to pay to the war”, на практике правительство У. Черчилля пошло гораздо дальше даже рекомендаций Кейнса.
Кроме этого, в Советской России недостаток капитала возмещался еще одним фактором, которого не было в царской России, именно на него указывал один из строителей Автостроя: у нас «были безграничная вера в правильность того, что делается, великие энтузиазм и дерзание»{962}. Тем самым Советской России в период индустриализации удалось максимально использовать тот единственный ресурс развития, который был у нее в изобилии, — массовую дешевую рабочую силу. Конечно, в этом огромную роль сыграла идеологическая пропаганда, которая пришла на смену религиозным проповедям…
Большевистская революция в России носила характер русского варианта протестантской реформации. Реформация в западноевропейском духе в российских условиях была невозможна. На эту данность обращал внимание еще В. Ключевский в конце XIX в.: «русские нравственные обычаи и понятия» не «были бы приспособлены к тем идеям, на которые должен стать созидаемый порядок русской жизни»{963}. Но и дальнейшее развитие в рамках религиозных постулатов эпохи феодализма было также невозможно. «Россия не выйдет из нынешней духовной апатии без изменения существующего в церкви порядка», утверждал в конце XIX в. даже такой ярый консерватор, как Р. Фадеев{964}. Капитализм же для своего развития требовал своей морали, своего идеологического обоснования, прямо противоположного принципам православия. Он требовал спасения и вознаграждения не после смерти на небесах, а при жизни, на земле и тем самым давал стимул к созидательной деятельности[94].
Однако подобная трансформация не может произойти вне исторических корней общества и в этом, в данном случае, заключалось ключевое отличие Запада от России: в основе католичества и протестантства лежит идея о спасении избранных, а в основе православия — о коллективном спасении. Реформацией православия в этих условиях мог стать только большевизм, который объединял в себе его нравственные идеи и материализм капитализма. Гражданская война в России в этом смысле была одновременно и религиозной войной, подобной тем, которые несколько веков назад пережила Европа[95].
Классический марксизм, ставивший условием свершения коммунистической революции достижение максимального, наивысшего развития производительных сил, был невозможен в России — одной из самых отсталых стран Европы. В российских условиях марксизм видоизменялся и приобретал свою метафизическую сущность, берущую начало в традициях русской жизни. Ее очень точно ощутил и передал немецкий философ В. Шубарт: «Большевизм — это борьба против религии и, следовательно, борьба за религию. Он не опровергает, а как раз подтверждает то, что Россия призвана к всемирной христианской миссии. Православная Церковь в ее дореволюционном виде была для этого уже непригодна… Недостаток религиозности, даже в религиозных системах — отличительный признак современной Европы. Религиозность, даже в материалистических системах — отличительный признак Советской России. У русских религиозно все — даже атеизм»{965}. По словам Дж. Кейнса: «Русский коммунизм представляет собой первый, хотя и очень запутанный, вариант великой религии». С появлением Советской России, отмечал выдающийся английский экономист, «мы не можем больше разводить бизнес и религию по разным уголкам своей души»{966}.
Пропаганду подкрепляли те невероятные экономические, социальные, технические достижения, которые не могли даже присниться в прежние времена. Именно они создавали то внутреннее ощущение доверия, доходившего порой до самопожертвования, о котором ни в царской, ни в Белой России и не мечтали. Того чувства доверия, о котором писал Ф. Достоевский: «Только тогда и будем уверены, что святые эти денежки действительно на настоящее дело пошли, когда вступим, например, на окончательную, на суровую, на угрюмую экономию, на экономию в духе и силе Петра»{967}. Экономию ради создания нового будущего. «В России о будущем думают всегда <…>, — отмечал Дж. Стейнбек во время посещения Советской России — Если какой-либо народ и может из надежды извлекать энергию, то это именно русский народ»{968}.
Реализация подобной экономической политики была невозможна без установления новых общественно-социальных отношений, которые в равной мере брали свои основы в европейских социальных идеях и традициях русской жизни. Это был первый в человеческой истории опыт построения бесклассового общества. Правда, выступал он скорее антитезой господства дикого капитализма и тупика, в который зашло российское общество в 1917 г., чем какой-то до конца продуманной идеей. Да советская эпоха имела свои фатальные издержки, она была ни идеалом, ни нормой, а скорее единственно возможным выходом, обеспечив прогресс и развитие России в таких условиях, когда казалось что шансов даже на ее выживание уже не оставалось. Это был подвиг народа, аналогов которому мало найдется в человеческой истории[96].
Урок либерализма
Но так ли верен был путь советской индустриализации, не слишком ли велики были жертвы?
На этот вопрос в начале XXI века попытался ответить один из наиболее видных представителей либеральной экономической мысли России, ректор Российской экономической школы С. Гуриев, который под эгидой авторитетной организации The National Bureau of Economic Research (США) совместно со своими коллегами в 2013 г. провел исследование на тему: «Был ли нужен Сталин для экономического развития России?»{969}.
В этом исследовании С. Гуриев моделирует сценарии альтернативной истории, сравнивая период советской индустриализации с предвоенным периодом развития царской России и Японии в 1930-е годы.
Что касается России, то читатель после прочтения настоящей книги сможет сделать выводы сам. Но, может, японский пример будет более показательным?
Анализируя экономику Японии, пишет С. Гуриев, «мы не нашли никаких доказательств того, что сталинская экономика опережает альтернативные сценарии с экономикой Японии. До Первой мировой войны японская экономика находилась примерно на том же уровне и развивалась примерно теми же темпами, что и российская. В отличие от Советского Союза, Японии, впрочем, удалось провести индустриализацию без репрессий и без разрушения сельского хозяйства — и добиться при этом более высокого уровня производительности и благосостояния граждан»{970}.
Для того, что бы понять прав С. Гуриев или нет, для начала стоит привести краткое сравнение условий, в которых находились Япония и Россия: главным и основным недостатком Японии, по сравнению с Россией, является почти полное отсутствие полезных ископаемых, но преимущества Японии с лихвой компенсировали этот недостаток:
(Европ. Россия … Япония)Преобладающ. Климатическая зона по Коппену … Dfb-Dfc … Cfa-Dfa
Эффективная длина береговой линии, м/км2,{971} … 1,4 … 81,6
Доля занятых в 1913 г. в с/х, % … 85 … 55
Плотность населения в 1913 г., чел./км2 … 26 … 153
Всеобщее обязательн. б. нач. образ. … с 1920 г.[97] … с 1872 г.
Япония по своим параметрам это практически аналог Германии в Азии. Основная ее часть лежит в зоне «индустриального климатического пояса» в районе 0° изотермы января. Согласно классификации В. Коплена, большая часть Японии без Хоккайдо находится в климатической зоне Cfa соответствующей самым лучшим областям Центральной Европы и США, только Север острова Хонсю находится в зоне Dfa — для России это Крым и Предкавказье. Почти 90% Европейской России находится в зоне Dfb и Dfc.
В Японии в зоне Dfb лежит остров Хоккайдо. Что он из себя представлял? Вот как описывал этот остров в 1933 г. немецкий дипломат Г. фон Дирксен: «На Хоккайдо климат континентальный, с долгими и холодными зимами и огромными массами выпавшего снега, <…> холодный климат обеспечивал непреодолимое препятствие для любых японских планов населить эту страну людьми 13 перенаселенных южных провинций. Так что Хоккайдо оставался колониальным по своей природе и, несмотря на свои размеры — а он равен по площади Баварии и Вюртембергу вместе взятым, — имел всего три миллиона населения. Эти три миллиона влачили довольно нищенское существование, живя в деревянных домах с тонкими стенами, которые они были не в состоянии заменить на каменные. Они обменивали картофель, который выращивали, на рис, несмотря на убытки от подобных сделок»{972}.
