Алан Гринспен - Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы
Кризис разразился как раз в тот момент, когда мы с Андреа собирались в послерождественский отпуск в Нью-Йорк. Я заказал нам номер в первоклассном отеле Stanhope на Пятой авеню, напротив Центрального парка и музея Metropolitan. Впереди нас ждали нонцертные залы, походы по магазинам и просто прогулки по улицам огромного города, где мы когда-то встретились. Десять лет прошло с нашего первого свидания за ужином в Le Perigord на Ист 52-й улице, и хотя мы официально не отмечали эту годовщину, нам нравилось возвращаться в этот город, к месту первой встречи. в дни между Рождеством и Новым годом.
Не успели мы вселиться в номер, как раздался телефонный звонок. Звонили из моего офиса в здании ФРС, Бобу Рубину, новоиспеченному министру финансов, срочно требовалась консультация по поводу мексиканского песо. Официально Боб должен был принять должность у уходившего в отставку Ллойда Бентсена сразу после Нового года, но фактически он уже приступил к работе. Не сомневаюсь, что Боб рассчитывал на спокойный переходный период, а не на боевое крещение в первый же день.
Андреа мгновенно поняла, что означает этот звонок. Когда где-нибудь в мире начинается финансовый кризис, касающийся США. контроль за ситуацией ложится на Министерство финансов, но ФРС тоже не остается в стороне. «Вот тебе и вся романтика», — вздохнула Андреа. После всех этих лет она прекрасно понимала меня и мою работу, и я был благодарен ей за великодушие и долготерпение. Итак. Андреа отправилась го магазинам и друзьям, а я весь отпуск просидел в гостиничном номере, не отходя от телефона.
В последующие недели президентская администрация провела множество встреч с мексиканскими официальными лицами, сотрудниками МВФ и представителями других организаций. МВФ был готов предложить Мексике любую посильную помощь, но ему не хватало средств, чтобы кардинально повлиять на ситуацию. Находясь за кулисами, я говорил {как и Боб Рубин, его первый заместитель Ларри Саммерс и многие другие) о том, что вмешательство США должно быть масштабным и незамедлительным. Для предотвращения коллапса Мексика нуждалась в масштабном финансировании, которое могло удержать инвесторов от сбрасывания песо и требований немедленно погасить кредиты. Здесь работал известный принцип рыночной психологии: чтобы не допустить массового бегства вкладчиков, нужно выставить напоказ кучу денег — примерно так поступали американские банки в XIX веке в кризисные периоды,
Примечательно, что в конгрессе лидеры обеих партий были единодушны: возможность хаоса а стране с 80-миллионным населением, имевшей с нами общую границу протяженностью 2000 миль, казалась слишком серьезной, чтобы ее игнорировать. Пятнадцатого января президент Клинтон, новьей спикер палаты представителей Ньют Гингрич и новый лидер большинства в сенате Боб Доул совместно вынесли на утверждение конгресса пакет кредитных гарантий на сумму $40 млрд.
Несмотря на благородство этого жеста, идея протянуть руку помощи не нашла сочувствия в обществе. Американцам всегда чужда была мысль о том, что финансовые проблемы другого государства могут существенно затронуть Соединенные Штаты. Кризис в Мексике, случившийся вскоре после подписания соглашения NAFTA, только обострил изоляционистские настроения, Все прежние противники NAFTA — профсоюзы, защитники прав потребителей, «зеленые» и представители правого крыла республиканцев — дружно выступили против оказания поддержки. Джин Сперлинг, один из ведущих экономических советников Клинтона, так сформулировал возникшую политическую дилемму: «Как подойти к решению проблемы, которая представляется избирателям незначительной, которая кажется пустой тратой денег, поддержкой тех, кто разбазарил огромные средства?»
Когда предложение о $40 млрд было выдвинуто, Ньют Гингрич попросил меня позвонить Рашу Лимбо и объяснить, что это вмешательство в интересах Америки. «Я не знаком с Рашем Лимбо, — сказал я. — Вы и правда считаете, что мой звонок что-то изменит?» «К вам он прислушается», — ответил Гингрич. Воинственный радиокомментатор пользовался большим авторитетом среди консерваторов. Некоторые новоиспеченные конгрессмены даже называли себя «элитой согласноголовых»17, используя излюбленное прозвище поклонников передач Лимбо. Нужно ли говорить, что Раш с упоением разносил в пух и прах идею помощи Мексике. Меня порадовал тот факт, что новый спикер палаты представителей готов был поддержать президента-демократа а явно непопулярном вопросе. Поэтому, хотя и с неохотой, я все же поднял телефонную трубку.
Лимбо, по-видимому, чувствовал себя еще более неуютно, чем я. Он вежливо выслушал мои аргументы и поблагодарил за то. что я уделил ему время. Это меня удивило — я ожидал от Рашз Лимбо большей непримиримости.
Обстоятельства не позволяли дожидаться согласия конгресса. В конце января, когда Мексика балансировала на краю пропасти, президентская администрация взяла дело в свои руки. Боб Рубин решил воспользоваться вариантом, который был предложен и отклонен в самом начале: использовать резервный фонд Министерства финансов, созданный еще при Рузвель-те для поддержания курса доллара. Рубин с ужасом думал о том, что на кон будут поставлены десятки миллиардов долларов налогоплательщиков. И хотя лидеры конгресса обещали закрыть на это глаза, опасность пойти против воли избирателей была реальной: как показал масштабный опрос общественного мнения, число противников помощи Мексике составляло 79%.
Я присоединился к разработке детального плана действий. Вечером
31 января Рубин и Саммерс представили план президенту Клинтону. Когда Боб позвонил мне, чтобы сообщить о результате, в его голосе все еще звучало удивление, «Знаешь, а ведь нам придется это сделать, — сказал Рубин и добавил: — Он даже не колебался».
Это решение прорвало плотину. МВФ и другие международные организации увеличили объем гарантий более чем в два раза. В результате Мексика получила помощь на общую сумму $50 млрд. в основном в форме краткосрочных кредитов. Они не были подарком, как утверждали наши оппоненты, — условия оказались настолько жесткими, что в конечном счете Мексика лишь частично воспользовалась выделенным кредитом. Но доверие к песо вернулось, страна начала рассчитываться по долгам, а США фактически выгадали на этой сделке $500 млн.
Победа стала триумфом для нового министра финансов и его команды. Эта история тесно сплотила Рубина. Саммерса и меня. За те бесконечные часы, которые мы провели вместе, анализируя проблемы, обдумывая действия. встречаясь с зарубежными коллегами и выступая перед конгрессом, между нами, экономистами, возникла настоящая «фронтовая дружба»,
Мы с Рубином полностью доверяли друг другу, и со временем это доверие лишь укреплялось. У меня и мысли не возникало, что он может без предупреждения поступить иначе, чем говорил. Надеюсь, и он так же верил в меня. Несмотря на принадлежность к разным лагерям, мы чувствовали, что делаем одно дело. По многим важным вопросам наши точки зрения совпадали. и мы не стремились к конфронтации ради конфронтации. Благодаря этому нам было легко общаться и заражать друг друга идеями.
Что касается Саммерса, он, безусловно, был настоящим вундеркиндом в сфере экономики. Сын докторов экономических наук, племянник двух нобелевских лауреатов по экономике, он стал одним из самых молодых профессоров Гарвардского университета. До прихода в администрацию президента Саммерс работал главным экономистом Всемирного банка. Областями его специализации были государственные финансы и экономика развивающихся стран. Больше всего мне импонировало то, что Саммерс, как и а был реалистом и аналитиком, всегда стремящимся подтверждать теорию фактами. Кроме того, он очень интересовался историей экономики. используя ее в качестве критерия истины. К примеру, Саммерс не одобрял увлеченности президента перспективами информационных технологий — разве в истории США не было периодов стремительного технологического прогресса? «Щенячий восторг по поводу производительности» — именно так отозвался однажды Ларри о технократическом экстазе Клинтона, Я не согласился с ним, и мы начали спорить о возможностях Интернета, втянув в дискуссию Боба. Порою Ларри проявлял удивительную трезвость расчета: именно он предложил установить для мексиканских кредитов высокую ставку, чтобы побудить мексиканцев как можно быстрее расплатиться с нами.
В последующие четыре с половиной года Рубин, Саммерс и я каждую неделю собирались за завтраком, а в промежутках между этими встречами частенько созванивались и забегали друг к другу в кабинеты (мы с Ларри продолжили эту практику и после того, как в середине 1999 года Боб вернулся на Уолл-стрит, а Ларри стал министром финансов). Обычно мы встречались в 8.30 у меня или у Боба в кабинете, заказывали завтрак и час-дру-гой тратили на обмен информацией, анализ показателей, разработку планов и обдумывание идей.