Дмитрий Травин - Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Вильгельм III Оранский — выходец из Голландии, где капитализм активно развивался на протяжении всего XVII столетия, — имел сравнительно четкие представления о том, что нужно для процветания «несчастной Англии», в которой он внезапно добился трона. Центральным пунктом очередного этапа преобразований вновь стали деньги и финансы. Именно при Вильгельме в 1694 г. был создан Банк Англии — первый в мире Центральный банк, продолжительность существования которого к настоящему времени уже насчитывает более трех столетий.

Банк Англии организовал нормальный кредит, при котором, с одной стороны, формировался денежный поток, поддерживающий экономическое развитие, а с другой — не повторялись те безобразия, с которыми приходилось бороться во времена Елизаветы. Теперь, если государству требовались деньги, оно получало займы цивилизованным путем, не прибегая к порче монеты и к дестабилизации всего денежного механизма страны, как это было при Генрихе VIII. Деловой класс страны через центральный банк кредитовал правительство, а сам «в обмен» получал гарантии сохранности частной собственности и стабильности денег. В общем, Англия вступила в XVIII век, имея под ногами твердую финансовую почву.

Конечно, не следует идеализировать британскую экономику того времени. В частности, афера с Компанией Южных морей стала прообразом многочисленных «финансовых пузырей», которые вплоть до настоящего времени вздуваются и лопаются то в одной, то в другой стране мира. Однако помимо спекулятивного бизнеса в Англии XVIII столетия уже развивался и бизнес созидательный. Одно за другим стали появляться изобретения и технические усовершенствования, повышающие производительность труда и выводящие страну на передовые позиции в международной конкуренции. Словом, примерно через полтора столетия после Елизаветы модернизация дала свои очевидные плоды.

МАКСИМИЛЬЕН ДЕ БЕТЮН, ГЕРЦОГ СЮЛЛИ.

КУРИЦА В ГОРШКЕ

К концу страшного XVI столетия цветущая некогда Франция оказалась фактически разорена. Междоусобные религиозные войны длились не одно десятилетие, причем резня, случившаяся в Варфоломеевскую ночь, была лишь одним из ее трагических эпизодов. Гибли люди, нищали города, разорялись крестьянские хозяйства. В те годы вряд ли кто мог представить себе, что пройдет еще несколько десятилетий и Франция, ведомая кардиналом Ришелье, вновь станет доминирующей державой Европы. Впрочем, великий кардинал, хоть и был тонким политиком, в деле возрождения экономики пришел на готовое. Он лишь использовал ту финансовую базу, которую создал герцог Сюлли, ближайший сподвижник короля Генриха IV.

Новая экономическая политика

Пожалуй, Максимильен де Бетюн, барон де Рони, получивший впоследствии от своего короля титул герцога Сюлли, может считаться первым реформатором финансов в истории Нового времени.

До эпохи Генриха IV экономика практически всех европейских стран развивалась сама по себе, тогда как разнообразные правители концентрировали свои усилия преимущественно на ведении войн и на политическом манипулировании, являвшемся не более чем продолжением войны мирными средствами. В расширении границ преимущественно и состояло искусство государственного управления. А для того чтобы иметь сильные армии, способные осуществлять это самое расширение, европейские монархи облагали налогами крестьян и брали крупные займы у горожан. Экономика жила своей собственной жизнью, но, развившись до приличного уровня, начинала использоваться в качестве дойной коровы, питающей своим «молочком» разного рода милитаристские планы.

В крестьянской Франции со времен короля-централизатора Людовика XI быстро возрастало налоговое бремя. Испания после открытия Америки налегла на использование заморского золотишка. Англия под покровительством матушки Елизаветы по мере своих пиратских сил это золотишко перехватывала в Атлантике. Причем монархи всех стран не упускали возможности еще и грабануть собственных подданных, не вписавшихся по какой-то причине во властную вертикаль. Филипп Красивый экспроприировал тамплиеров, Генрих VIII — английские монастыри, Фердинанд и Изабелла — испанских евреев.

Словом, каждый богател как мог, но никому не приходило в голову сменить охоту за чужим добром и собирательство легких денег на целенаправленное методичное выращивание экономики. И вдруг Генрих IV Бурбон, озаботившись бедствиями своего многострадального народа, провозгласил принципиально новый тезис. Он заявил о том, что у каждого крестьянина Франции должна быть курица в горшке[1].

К моменту возникновения этой монаршей инициативы вопрос о заполнении горшка решался исключительно посредством развития личных взаимоотношений крестьянина с курицей. Теперь же король декларировал необходимость формирования определенной государственной политики в отношении совершенно обнищавшего налогоплательщика. С тех пор Генрих IV прослыл великим королем. Естественно, не только в связи с его экономической инициативой, но также благодаря Нантскому эдикту, обеспечившему многолетний мир католиков с протестантами, и по причине трагической гибели в расцвете сил от руки убийцы. Реализовывать же новую экономическую политику Бурбонов пришлось герцогу Сюлли, на которого легла основная нагрузка в отношении курицы и горшка.

Судьба гугенота

Максимильен появился на свет в 1560 г. в знатной, аристократической семье. Он являлся прямым потомком графов Фландрских и вряд ли предполагал в детстве, что знаменит станет не столько своими ратными подвигами, сколько экономическими преобразованиями. Однако судьба его сложилась ьесьма нестандартно.

В 12 лет он попал в ближайшее окружение Генриха Наваррского и отправился вместе с ним в Париж. Здесь, возможно, Максимильен окончил бы свои дни, так и не став герцогом Сюлли, поскольку летом 1572 г. случилась Варфоломеевская ночь, в ходе которой было вырезано порядка трех с половиной тысяч гугенотов — французских протестантов-кальвинистов. А наш герой был самым что ни на есть типичным гугенотом.

Пожалуй, именно протестантская этика во многом определила его судьбу и карьеру. Как отмечал, характеризуя Сюлли, французский историк Эммануэль Ле Руа Ладюри «это один из тех кальвинистов, одновременно деятельных и многосторонних, чей незабываемый портрет позднее даст в своем эссе о протестантской этике и духе капитализма Макс Вебер».

В каком-то смысле, наверное, можно сказать, что плавное, неторопливое течение жизни было адекватно католицизму, тогда как энергичная, целеустремленная деятельность по обустройству общества оказалась характерна для гугенотов. Кальвинисты были всерьез озабочены проблемой своих отношений с Богом. Если для послушных сынов Римского престола эти отношения урегулировали священники, определяя, как нужно себя вести, чтобы не грешить, и как следует поступать, чтобы уже имеющиеся грехи были отпущены, то протестантам следовало определяться самостоятельно. Они верили в то, что Бог разделил всех людей на тех, которые предопределены к спасению, и тех, чьим душам суждена погибель. Причем личные заслуги в данном вопросе не имели никакого значения. Решения Господа не подлежали пересмотру.

Однако понять свою судьбу и свое место в мире кальвинист мог. Он судил о предопределении по тому, как складывалась его будничная жизнь. Успех в следовании своему делу был признаком грядущего спасения, тогда как неудача свидетельствовала о том, что данный человек, скорее всего, не угоден Всевышнему.

Истинно верующие протестанты отдавали себя целиком труду, причем делали это не из жадности, не из стремления побольше заработать и, тем более, не из стремления нажиться на эксплуатации других, а для того, чтобы ощутить душевное спокойствие. Успех в бизнесе, прибыль и приращение капитала оказывались при таком отношении к делу побочным продуктом. Соответственно, и государственная, реформаторская деятельность Сюлли во многом определялась, по всей видимости, его протестантским мировоззрением, его стремлением ощутить себя в числе тех, кто предопределен Господом к спасению.

Но вернемся к биографии нашего героя. Чудом избавившись от мечей католиков в мрачную Варфоломеевскую ночь, Максимильен бежал и затем воспитывался при королевском Наваррском дворе, изучая историю и математику. Впрочем, война настигла его и там. В 16 лет юный барон де Рони начал сражаться на стороне протестантов, на стороне своего любимого короля. В ходе войны стали постепенно проявляться его особые таланты. Экономистов, правда, на поле битвы не требовалось, и Рони зарекомендовал себя сперва как толковый военный инженер.

Со смертью Генриха III — последнего из Валуа — король Наваррский унаследовал французский трон под именем Генриха IV. Однако католики (особенно парижане) несколько лет не воспринимали этого протестанта как своего монарха. Война продолжилась. В одной из битв де Рони был серьезно ранен, однако сумел впоследствии встать на ноги.