Никита Кричевский - Россия. Сквозь санкции – к процветанию!
Институты
В этой части абстрагируемся от традиционного для институциональных разделов рассмотрения прав собственности, соблюдения контрактных обязательств, снижения трансакционных издержек или развития конкуренции. Остановимся на политической составляющей.
Как уже говорилось, институциональная среда при всех прочих чертах имеет одну ныне получающую все большее признание динамическую характеристику: ключевые государственные и общественные институты трансформируются не в опережающем, а сопутствующем экономическим изменениям режиме. Иными словами, во всех развивающихся странах, что могут похвастать стабильно высокими темпами экономического роста (в среднем не менее 5 % в год на протяжении двух-трех десятилетий), институты эволюционировали рука об руку с ростом количественных и качественных показателей национальных хозяйств, в том числе с технологическим развитием. Правила, эффективные сегодня, могут оказаться устаревшими и невостребованными завтра.
В споре о том, что предпочтительнее для экономического роста – демократия или автократия, приведу вывод руководителя отдела развивающихся рынков Morgan Stanley Ручира Шармы: «В 1980-х годах тридцать две страны росли темпами выше 5 процентов, и девятнадцать из них (то есть 59 процентов) были демократиями. В 1990-х годах из тридцати девяти стран с высокими темпами роста демократическими были 59 процентов, а в 2000-х 43 процента из пятидесяти трех. Итог трех десятилетий: 52 процента из ста двадцати четырех быстрорастущих стран были демократиями»[15]. К этому добавлю, что на экономический рост более ориентированы не парламентские, а президентские режимы правления, причем, как в демократических, так и в автократических странах[16]. Экономическая история знает множество более ранних подтверждений вывода Шармы. К примеру, в 2000 и 2003 годах Адам Пшеворский с соавторами, а позднее Кейси Маллиган и Ксавьер Сала-и-Мартин представили два независимых друг от друга исследования, где показали, что темпы экономического роста в странах с демократическими режимами в целом не отличаются от темпов развития экономик авторитарных государств. В наше время наиболее ярким подтверждением этого вывода является Китай (как когда-то Южная Корея, а еще раньше – Тайвань и Сингапур), хотя уровень доходов населения в демократических странах все же выше[17].
Как видно, в части эволюционного улучшения институтов, сопутствующего, а не опережающего экономический рост, разночтений все меньше. Снижается градус дискуссий и в отношении постепенной, но вовсе не заданной демократизации общества, происходящей по мере роста доходов на душу населения: когда-то американский ученый Сеймур Липсет утверждал, что кумулятивный процесс урбанизации, индустриализации, роста уровня компетенций и политической мобильности населения в конечном итоге приводит к большей демократизации[18]. Однако последующая мировая практика показала, что это далеко не всегда соответствует действительности: в начале 2000-х годов упомянутый выше Пшеворский прямой зависимости (а также обратной корреляции между сроком существования режима и темпами экономического роста) не обнаружил.
Приведу еще одну констатацию. Как писал Хелпман, «у нас нет ни хорошей теории, которая устанавливала бы связи между политическими институтами и ростом, ни надежных эмпирических доказательств существования таких связей»[19]. Еще бы. Полвека назад утверждение, будто устойчивый экономический рост возможен только в демократических странах, считалось аксиомой. Однако в дальнейшем (по хронологии) Тайвань, Сингапур, Южная Корея, Китай и многие другие государства с блеском продемонстрировали обратное, обогатив экономическую мысль эмпирическим обобщением, согласно которому институты если и видоизменяются, то только в тесной увязке с поступательным развитием экономики. В современных условиях все сложнее провести грань между автократией и демократией, особенно в некоторых президентских демократиях. Сегодня ни демократы (за исключением разве что ортодоксально-либерального крыла), ни тем более этатисты уже не рассматривают государство в качестве смитсианского «ночного сторожа»[20]. Напротив, государство в современном мире – активный субъект экономики. К слову, этатизм в различных формах был присущ не только восточным, но и многим западным экономикам периода экономических неурядиц, тем же США времен Великой депрессии, совпавшей с президентством Франклина Рузвельта, когда в ходу были кейнсианские рецепты государственного вмешательства, или ФРГ, строившей послевоенное развитие не только на основе Плана Маршалла, но и на базе внедрения модели социального рыночного хозяйства Людвига Эрхарда и Альфреда Мюллера-Армака. Впрочем, и в настоящее время, когда мир пытается выкарабкаться из Великой рецессии, масштабное присутствие государства в экономике уже стало нормой.
Когда-то Адам Смит ввел в оборот знаменитый мем «невидимая рука»: «…каждый отдельный человек… не имеет в виду содействовать общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей. Предпочитая оказывать поддержку отечественному производству, а не иностранному, он имеет в виду лишь свой собственный интерес…, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения; при этом общество не всегда страдает от того, что эта цель не входила в его намерения. Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это»[21]. Как видите, Смит говорил о «невидимой руке» как о некоей иррациональной силе, без привязки к рынку как к системе хозяйственных коммуникаций. Рынок многочисленные толкователи Смита «присоседили» позднее, хотя уместнее было бы говорить о «невидимой руке» интеграции своекорыстия с нематериальными интересами общества. Через двести с небольшим лет после выхода смитсианского «Богатства народов» Мансур Олсон предположил, что применительно к системе государственного управления существует еще одна невидимая рука: «Эта невидимая рука – не следует ли нам называть ее невидимой левой рукой? – направляет всеохватывающие интересы правителей таким образом, чтобы побудить их, хотя бы в некоторой степени, к применению силы в соответствии с интересами общества, хотя при этом служение общественному благу не входило в их намерения. Эта вторая невидимая рука столь же противоречит интуитивным представлениям, как и первая рука во времена Адама Смита, но это не значит, что она менее значима»[22]. Обозначим эту вторую «невидимую руку» как «невидимую руку общественных благ»[23]. Кратко ее смысл применительно к автократии таков. Любая автократия жизненно заинтересована в высоких и устойчивых темпах экономического развития, поскольку экономический рост дает любой автократической системе деньги, необходимые как для удовлетворения интересов приближенных групп влияния, так и для производства общественных благ, прежде всего в социальной сфере. Вот почему современный автократ преследует две цели: личную (легитимизация и сохранение власти) и общественную (необходимый для реализации первой цели рост благосостояния населения), – не испытывая особой нужды в голосах избирателей.
Послесловие
Экономическая наука так и не представила внятный ответ на вопрос, что считать драйверами прорыва (в книгах исследователей все гладко, но при сопоставлении одних полученных результатов с другими аргументы часто рассыпаются в прах, что ставит под сомнение теоретические выводы обеих сторон). Ингредиенты экономического роста (накопление физического капитала и компетенций; СПФ или ресурсы, инфраструктура, средства производства, финансовый капитал, труд; институциональная среда) нам известны, но как и в каких пропорциях их смешивать, нам по-прежнему неведомо. Пожалуй, то немногое, что мы можем вынести из многочисленных научных работ, – каждый компонент должен присутствовать обязательно.
Фетиш повышения производительности труда разгадыванию ребуса экономического роста также не способствует. На пустом месте производительность не увеличивается, больше того, решение проблемы производительности труда предполагает комплексный подход – от институциональных усилий государства посредством создания соответствующих административных, правовых, фискальных предпосылок и заинтересованности в интенсификации деятельности предпринимательского корпуса до развития компетенций, причем не только работников, но и менеджмента. Важно не упускать из виду и мотивационный аспект: если предприниматель спит и видит, как бы вывести все свободные средства в налоговые гавани, о росте производительности труда можно забыть.
