Джозеф Стиглиц - Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?

Эссе «Проблема Одного процента» (также впервые опубликованное в Vanity Fair) было, по сути, адресовано представителям этого Одного процента, с целью донести до них мысль о том, что тот уровень неравенства, который существует в Соединенных Штатах, не в их интересах.

В рамках нескольких страниц текста я разбираю основные причины, по которым неравенство отрицательно сказывается на экономических показателях. Это, пожалуй, одна из самых глубоких перемен, произошедших с образом наших мыслей в отношении неравенства за последние десятилетия. Раньше считалось, что, если хотя бы кто-то один выступит против неравенства, цена любого действия, направленного на борьбу с ним, окажется слишком высокой для всей экономики. Большинство обсуждений сводилось к необходимости перераспределения доходов. Как минимум, можно было бы обратиться к представителям верхушки и предложить им отчислять большие суммы на общественные блага, такие как, например, национальная защита, при этом сумма отчислений не должна быть фиксированной, а составлять определенный процент от доходов. Характерная черта перераспределения – это неизбежное включение принципа текущего ведра: $100, полученные от представителя верхов, из-за протечек в ведре превратятся в $50 к моменту, когда они достигнут середины пирамиды. В этой статье я заявляю о том, что мы не должны соглашаться на компромиссное решение: единовременное существование большего равенства и более высокого уровня ВВП вполне достижимо; что существуют меры, способствующие большему равенству доходов еще до вычета налогов посредством системы социальных трансфертов, а также других способов перераспределения доходов, которые позволяют улучшить общую эффективность экономики. Налоговая политика может быть выстроена таким образом, чтобы облагать наиболее состоятельных членов общества налогом на прирост стоимости земли, что позволило бы увеличить размер продуктивных инвестиций (и пресечь спекуляции недвижимостью) и создать больше рабочих мест. А борьба с гипертрофированными доходами в финансовой сфере, возможно, подтолкнула бы обладателей самых острых умов к проявлению себя в других видах деятельности, от которых зависит экономическая производительность страны. От увеличения экономической эффективности выиграет не только общество в целом, но и многие представители Одного процента. Причем как в смысле причастности к более сплоченному обществу, так и в экономическом смысле.

Следующая глава неразрывно связана с этой. Заключив, что увеличивающееся неравенство в распределении доходов отчасти обусловило низкие темпы экономического развития, я делаю вытекающий из этого вывод о том, что и само неравенство, и низкие темпы экономического роста – непосредственные результаты сознательного политического выбора, и что мы можем сделать другой выбор. Статья «Суррогатный капитализм» была написана через три года после моей первой статьи для Vanity Fair, положившей начало подробному обсуждению проблемы неравенства. Журнал Washington Monthly посвятил целый специальный выпуск неравенству в Америке и тому, какую роль оно играет на каждом этапе жизни. Особое внимание уделялось образованию – ресурсу, с помощью которого привилегированное положение преуспевающих людей передается их детям. В этой же статье я коротко рассматриваю неравенство в области здравоохранения, которое ведет к неравенству еще большего масштаба, в том числе и в продолжительности жизни. Едва ли эта проблема для кого-то станет откровением, учитывая размеры неравенства в распределении доходов в Америке и дороговизну медицинского обслуживания и частного медицинского страхования. На фоне других развитых стран Америка выделяется тем, что не признает доступ к здравоохранению одним из основных прав человека.

Я выражаю несогласие с весьма распространенным консервативным заявлением о том, что мы якобы не можем позволить себе делать больше, чем мы делаем для сокращения неравенства и увеличения равенства возможностей. Как раз наоборот: наша экономика платит высокую цену именно за то, что мы не делаем больше. У нас есть возможность самостоятельно делать политический выбор: потратить ли деньги на сокращение налогов для богатых людей или на образование для обычных американцев; на оружие, которое бесполезно в борьбе с несуществующими врагами, или на медицинское обслуживание бедных представителей населения; на субсидии состоятельным производителям хлопка или на продовольственные талоны для бедных. Мы также могли бы увеличить налоговые поступления, обязав компании вроде General Electric и Apple платить налоги, которые они и так уже должны платить. Внедрив налог на загрязнение, мы могли бы получить более чистую окружающую среду и больше поступлений в казну, которые можно было бы направить на сокращение разных проявлений неравенства в нашем обществе и стимулировать экономический рост.

Несмотря на то что неравенство в Америке существеннее, чем в любой другой развитой стране, за последнее время оно усугубилось практически во всех странах в мире. В некоторых случаях неравенство сыграло центральную роль в политических событиях.

Я находился в Египте в тот памятный день 14 января 2011 года, когда был свергнут тунисский диктатор Бен Али. Я помню, как за обедом в Американском университете в Каире, куда молниеносно поступали все новости Северной Африки, один человек сказал мне: «Египет будет следующим». Пророчеству суждено было сбыться менее чем через две недели после этого.

И во время своего визита в Египет я понял почему: несмотря на то что страна развивалась, плоды этого развития не доходили до большинства египтян. Социализм под предводительством Гамаля Абдель Насера сводил их на нет. Неолиберализм при Хосни Мубараке тоже. Ощущалось отчаянное рвение попробовать что-то еще. Мустафа Набли, который позднее стал главой Центрального банка Туниса, помог мне разобраться в том, какие причины кроются за происходящими волнениями. Это не просто высокий уровень безработицы, а несправедливость системы в целом и разные виды неравенства. Единственными преуспевающими людьми были те, у кого были связи в политической сфере и кто был готов играть по коррумпированным правилам системы, а совсем не те, кто усердно трудился, старательно учился в школе и старался придерживаться якобы существующих правил.

В последующие годы я неоднократно бывал в Египте и Тунисе и завел довольно тесные отношения с некоторыми из молодых революционеров, а также состоявшимися людьми постарше, которые поддерживали революцию. Меня восхищал их идеализм и энтузиазм, но вызывала тревогу их наивность и убежденность в том, что они выиграют лишь потому, что правда на их стороне. Увы, ситуация в Египте обернулась не лучшим образом. Но на момент подготовки этой книги к печати есть основания полагать, что, по крайней мере, в одной стране, в Тунисе, семена, брошенные в почву Арабской весной, имеют шансы прорасти.