Эдмунд Фелпс - Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений
Некоторые конечные результаты труда и профессиональной карьеры также относятся к нематериальным вознаграждениям, получаемым от современного труда. Современная экономика позволяет участникам накапливать достижения, которые нельзя не заметить. Удовлетворение от подобного успеха является ее немаловажным благом. В традиционных экономиках, например в меркантилистских, такие формы удовлетворения были доступны лишь незначительному меньшинству, поскольку и обычных достижений было немного, если не считать постоянно расширяющегося товарообмена. Однако согласно некоторым опросам домохозяйств люди не пытаются найти работу, обещающую те или иные достижения. Они стремятся к личному опыту и внутреннему росту, так что мы должны проявить осторожность и не переоценивать этот аспект.
Существует также опыт свободы. С точки зрения классического экономиста, это был бы двойной счет — считать материальные блага современной экономики, которые стали возможны благодаря ее позитивным институтам и стимулирующей культуре, а затем прибавлять к ним дары свободы, позволяющие людям производить эти материальные блага. Однако в любой реальной современной экономике, а не в теоретической модели, в которой о будущем и настоящем все известно, акторы могут ощущать или учитывать возможности и опасности, о которых очень мало или вообще нет известных знаний. Имеющаяся у индивидов свобода действовать (или бездействовать) в соответствии со своими уникальными знаниями, опираясь на собственное суждение и интуицию, вероятно, является необходимой для чувства самодостаточности и, следовательно, самоценности. С этой точки зрения свобода брать на себя ответственность за выбранный путь и совершать свои собственные ошибки сама является базовым благом, причем крайне важным.
Понятие «приобретения» (attainment) также фигурирует в некоторых обсуждениях тех форм вознаграждения, которые приносит труд в современную эпоху. Некоторые материальные приобретения, такие, например, как накопленное человеком богатство, не относятся к числу конечных результатов, вытекающих из участия в современной экономике. Богатство в первичном смысле является средством для достижения различных благ, в частности, в наиболее очевидном случае — материальных благ, рассмотренных в предыдущей главе, а также для приобретения различных видов трудового опыта. (Люди могут экономить сейчас, чтобы потом позволить себе работу, обещающую особый опыт, но ценой более низкой заработной платы.) Нематериальные приобретения, такие как накопленный авторитет и влияние, также являются спорными. Их недостаток в том, что они являются позиционными благами, то есть они ценны только в той мере, в какой их нет у других. (Так, не раз отмечалось, что удовлетворение получателей Нобелевской премии меркнет в сравнении с неудовлетворенностью тех, кто отстал в соревновании за нее.) Тем не менее неразумно было бы предполагать, что общество не ценит приобретения своих членов или что оно выигрывает только в той мере, в какой стремление к приобретениям помогает идти на риски и жертвы, способствующие порождению некоторых других нематериальных благ, уже указанных нами.
На что же похожа жизнь в современной экономике? В частности, как ощущали себя участники современных экономик, возникших в XIX веке, и тех, что оставались современными и в XX веке? Для ответа на этот вопрос нам потребуется немного напрячь воображение. Свидетельства значимости опыта труда и профессиональной деятельности не слишком бросаются в глаза. Однако крупицы подобных свидетельств встречаются то здесь, то там — некоторые из них можно непосредственно наблюдать и даже измерить, другие же в высшей степени контекстуальны и спекулятивны. Значение этого опыта составляет предмет нашего внимания. И если такой опыт важен, то люди считали его ценным не без причины.
Что касается значимости взаимных обменов, как характерного качества современного труда, она подтверждается прямыми демографическими данными. В меркантилистских экономиках лишь редкие отрасли концентрировались в каком-то одном городе или регионе. Когда гнаться за новыми идеями было не нужно, большинство отраслей распределялось по всей территории. Когда же в XIX веке знакомство с новыми идеями стало ключевым фактором решений, ландшафт изменился. Люди стали перемещаться туда, где были идеи, и так появились крупные агломерации. Компании той или иной отрасли концентрировались в одном месте: французские текстильщики — в Лионе, английские металлисты — в Бирмингеме, итальянские производители одежды — в Неаполе. Позже, в XX веке, в Берлине сосредоточились немецкие кинематографисты, в Детройте — американские автопроизводители, и т. д. Сельские области обезлюдели, а города, напротив, разрослись. В Германии, несмотря на незначительный прирост населения, количество населенных пунктов со статусом города выросло с 5 в 1800 году до 50 в 1900 году. К 1920 году американцы больше жили уже в городах, а не в сельской местности. Впервые в истории люди смогли беспрепятственно взаимодействовать друг с другом по деловым, профессиональным и другим поводам. И люди воспользовались этой новой ситуацией. В XIX веке (а в определенной мере и раньше) и в Британии, и во Франции наблюдалось взрывное распространение таверн и кафе, в которых люди общались друг с другом. С этой точки зрения так называемая перенаселенность, которая, по мнению марксистов, должна была привести к городскому обнищанию, отвечала интересам и труда, и капитала, по крайней мере до определенного момента. (Не было ни одной компании, которая уехала бы из города вместе со своими сотрудниками, с радостью воспринявшими новость о таком переезде, — по крайней мере до недавних времен, когда некоторые интернет-фирмы решили обустроиться на природе.)
Еще одна форма современного опыта — удовольствие от встречи с новым, особенно с новыми проблемами, и удовлетворение от их решения. Такой опыт подтверждается непосредственными клиническими данными, указывающими на стремление к психологическому стимулированию и решению проблем среди приматов. Сотрудники зоопарков рассказывали о своих открытиях:
Раньше животные в зоопарке Бронкса проводили дни в праздности и скуке, слоняясь по своим маленьким клеткам и поедая корм, который им подносили. В результате животные становились апатичными. Когда же появилось больше исследований дикой природы и поведения животных, стало ясно, что скука вредит здоровью животных <...> Сегодня животные гонят скуку прочь. С середины 1990-х в нью-йоркских зоопарках понятие ухода за животными было расширено, и теперь оно включает заботу об их психологическом состоянии <...> По сути, цель — не дать скучать. Однако у ученых есть и более высокие задачи, как заметила доктор Диана Райс, старший научный сотрудник нью-йоркского аквариума. «Мы спрашиваем себя: как дать животным шанс делать собственный выбор, справляться с трудностями, решать проблемы и использовать мозг? Как дать им возможность учиться?» <...> Сотрудники зоопарков экспериментируют с различными способами воспроизводства задач, головоломок <...> в условиях живой природы. К ним относятся различные игрушки, в которых прячется корм <...> «Новизна крайне важна»,— комментирует доктор Ричард Дэттис, старший вице-президент «Общества защиты дикой природы», которое управляет пятью зоопарками города и его аквариумом. Проблема в том, что «мы должны все время изобретать что-то новое. Животные устают от одних и тех же старых игрушек»49.
