Томас Пикетти - Капитал в XXI веке
Евро: валюта без государства для XXI века? Помимо различных банковских кризисов в Южной Европе, очевидно, что эти эпизоды ставят вопрос более общего характера, который касается общей архитектуры Европейского союза. Как так получилось, что впервые в истории в таких масштабах была введена валюта без государства? Поскольку на ВВП Европейского союза в 2013 году приходится четверть мирового ВВП, этот вопрос представляет интерес не только для жителей зоны евро, но и для всего остального мира.
Чаще всего ответ на этот вопрос заключается в том, что создание евро, решение о котором было принято Маастрихтским договором в 1992 году, в эйфории, вызванной падением Берлинской стены и объединением Германии, и которое воплотилось в жизнь 1 января 2002 года, когда в банкоматах появились новые банкноты, является лишь одним из этапов долгого процесса. Монетарный союз естественным образом ведет к союзу политическому, налоговому и бюджетному, союзу, который становится все теснее. Нужно проявлять терпение и не перескакивать через этапы.
Отчасти это, конечно, верно. Тем не менее, на мой взгляд, нежелание точно прочертить маршрут, по которому следует двигаться, постоянное откладывание дискуссии о его этапах и конечной цели может привести к тому, что мы собьемся с пути. Европа создала в 1992 году валюту без государства не только по прагматическим соображениям, но еще и потому, что это институциональное соглашение было разработано в конце 1980-х — начале 1990-х годов, когда считалось, что центральные банки должны просто безучастно наблюдать за ситуацией, ограничиваясь лишь обеспечением низкого уровня инфляции. После стагфляции 1970-х годов правительства и общественное мнение дали себя убедить, что центральные банки должны были прежде всего быть независимыми от политических властей и преследовать одну-единственную цель — обеспечение низкой инфляции. Именно так была создана валюта без государства и центральный банк без правительства. Такое инерционное понимание роли центральных банков было развеяно кризисом 2008 года, когда все вновь убедились в том, что в условиях тяжелого кризиса эти институты играют ключевую роль и что европейская институциональная структура совершенно неадекватна.
Хочу, чтобы меня правильно поняли. Учитывая бесконечные возможности по созданию денежной массы, которыми располагают центральные банки, вполне обосновано ограничить их строгими уставами и четко определенными задачами. Подобно тому как никто не желает давать главе правительства право менять по своему усмотрению университетских ректоров или преподавателей (не говоря уже о содержании их учебных программ), нет ничего удивительного в том, что отношения между политическими и денежными властями определяются строгими ограничениями. Кроме того, важно точно установить границы этой независимости. Насколько мне известно, в последние десятилетия никто не предлагал вернуть центральным банкам частный статус, которым они располагали во многих странах вплоть до Первой мировой войны, а зачастую и до 1945 года[667]. Поскольку центральные банки являются государственными учреждениями, их руководители назначаются правительствами, а иногда парламентами. Зачастую их нельзя уволить в течение действия их мандата (который обычно длится пять-шесть лет), однако это означает, что их могут заменить по истечении этого срока, если их политика будет сочтена неадекватной, что немаловажно. На практике руководители Федеральной резервной системы, Банка Японии и Банка Англии должны работать вместе с демократически избранными и законными правительствами. Так, в каждой из этих стран центральный банк сыграл ключевую роль в стабилизации процентной ставки по государственному долгу на низком и предсказуемом уровне.
В случае Европейского центрального банка мы сталкиваемся со специфическими трудностями. Прежде всего, устав ЕЦБ еще строже, чем уставы других центральных банков: цель достижения низкой инфляции взяла верх над целью достижения полной занятости и обеспечения роста, что отражает идеологический контекст, в котором он был создан. Еще важнее то, что устав запрещает ЕЦБ выкупать государственные займы в момент их выпуска: сначала он должен позволить частным банкам одолжить деньги государствам — членам зоны евро (по более высокой ставке, чем та, по которой ЕЦБ одолжил средства частным банкам), а затем покупать облигации на вторичном рынке, что он стал делать применительно к странам Южной Европы после долгих колебаний[668]. В целом очевидно, что главная трудность состоит в том, что ЕЦБ приходится иметь дело с 17 различными государственными долгами и с 17 национальными правительствами, и что в таких условиях довольно сложно выполнять стабилизирующую роль. Если бы Федеральная резервная система каждое утро должна была бы выбирать между долгом Вайоминга, Калифорнии или Нью-Йорка и определять ставки и объемы средств на основе собственного понимания напряженности, сложившейся на каждом отдельном рынке под давлением различных регионов, ей было бы непросто вести спокойную денежную политику.
После введения евро в 2002 году процентные ставки оставались строго одинаковыми для различных стран вплоть до 2007–2008 года. Никто не размышлял о возможном выходе из евро, поэтому казалось, что все работает нормально. Однако с началом мирового финансового кризиса ставки резко стали расходиться. Нужно осознавать, какое влияние это оказывает на государственные бюджеты. Когда размер государственного долга приближается к одному году ВВП, различие в нескольких пунктах процентной ставки приводит к серьезным последствиям. Когда ситуация настолько неясна, практически невозможно организовать спокойные демократические дебаты по вопросу о том, какие усилия необходимо предпринять и как реформировать социальное государство. Для стран Южной Европы речь шла о худшей из возможных комбинаций. До введения евро они могли девальвировать свои валюты, что хотя бы позволяло восстановить конкурентоспособность и стимулировать экономическую активность. Спекуляции на процентных ставках различных стран в определенном смысле дестабилизируют ситуацию еще больше, чем спекуляции, которые некогда велись на внутриевропейских обменных ставках, тем более что за это время международные банковские балансы достигли таких масштабов, что паники среди горстки брокеров оказывается достаточно, чтобы создать очень мощные движения на уровне таких стран, как Греция, Португалия или Ирландия, или даже таких, как Испания или Италия. Было бы вполне логично, если бы в обмен на потерю денежной независимости страны получали доступ к безопасному государственному долгу по низкой и предсказуемой ставке.
