Как выглядит будущее? - Урри Джон
Однако хотя копирование друг друга и может быть оптимальным образом действия для отдельных людей или организаций, это может приводить к проблематичным системным последствиям. Стадное поведение увеличивает вероятность краха системы. Применительно к финансовым системам Энди Холдейн и Роберт Мэй утверждают, что «избыточная однородность в рамках финансовой системы – когда все банки поступают одинаково – в состоянии минимизировать риски для каждого банка в отдельности, но при этом в максимальной степени увеличивается вероятность коллапса всей системы» (Haldane and May 2011: 353). Таким образом, стадное поведение повышает вероятность краха системы, примером чему, как указывает Пол Ормерод, может служить практически мгновенный коллапс финансовой и банковской сферы в августе 2008 г. (Ormerod 2012: 101–102).
Еще одна отличительная черта сильно связанных систем заключается в том, что им свойственны относительно рутинные, «нормальные аварии» (Perrow 2007): процессы протекают крайне стремительно, поэтому возможности «отключить» их не существует; вышедшие из строя части системы невозможно изолировать, как невозможно и поддерживать дальнейшее функционирование системы. В случае с сильно связанными системами восстановление баланса после его нарушения, которое может быть относительно тривиальным, невозможно. Последствия же распространяются стремительно, хаотичным и необратимым образом по всей системе.
Это может провоцировать «аварии», поскольку каскадные последствия ведут к периодическим «поломкам», в результате которых, к примеру, происходит нарушение функционирования городов (Nye 2010).
До сих пор я пользовался термином «система» независимо от того, шла ли речь о физических/материальных или о социальных системах. Однако Бруно Латур и прочие специалисты указывают на то, что многие формулировки понятия «система», используемые в социальных науках, слишком социальны (Latour 1993; Латур 2006). Эти формулировки очищены от важных гетерогенных материальных элементов, таких как машины, тексты, металлы, технологии, физическая среда, пластмассы, погода и т. д. Соответственно, я подразумеваю, что в современном мире существуют экономические, физические, технологические, политические и социальные системы. Системы не следует сводить лишь к одному из этих индивидуальных «факторов». Они – социоматериальны: власть имеет как материальную/техническую природу, так и социальную. Следовательно, общества рассматриваются как наборы объединившихся в соответствии с существующими обстоятельствами, взаимозависимых социоматериальных систем, скрепленных друг с другом посредством отношений власти и, как правило, создающих условия для существования друг друга. «Материалы» же невероятно сложны: так, при производстве книг используется по меньшей мере десять базовых материалов (Allwood and Cullen 2012: 12).
Таким образом, взаимозависимые сложные системы состоят из каскадов, механизмов самовосстановления, внешне стабильных режимов, которые неожиданно рушатся, прерывистых равновесий, «эффектов бабочки» и «порогов» (Axelrod and Cohen 1999). Эти эффекты сложности означают, что невозможно прочесть, предсказать будущее или предложить его четкое и узнаваемое описание. Майкл Томпсон и М. Брюс Бек рассматривают ряд концептуальных и стратегических последствий подхода с этой точки зрения и выступают в пользу принятия «неуклюжих», а не «элегантных» решений. Это лучшее, чего можно было добиться в ситуации, когда «принятие решений осуществляется в условиях противоречивых определенностей» (Thompson and Beck 2014).
Томпсон и Бек рассказывают о двух «неуклюжих» решениях, которые поначалу не вызывали интереса ни у чиновников, ни у руководства корпораций. И их рассказ заставляет задуматься. Первый пример касается строительства стадиона «Эмирейтс» лондонского футбольного клуба «Арсенал» на участке территории Северного Лондона, который до этого застройщики обходили стороной. Проект строительства был реализован лишь после кампании объединившихся местных жителей, заставивших местные власти включить его в повестку дня. Второй пример связан со строительством канатно-подвесной дороги, которая приводится в движение энергией, производимой гидроэлектростанцией, и предназначена для доставки молока из отдаленных, труднодоступных деревень в быстро развивающуюся столицу Непала, Катманду. Поначалу это решение столкнулось с противодействием со стороны властей, но в итоге принесло много пользы жителям деревень и «окружающей среде». В обоих случаях «неуклюжие» решения появились благодаря «подрывным» действиям – в результате мощного давления со стороны социальных групп, которые первоначально не играли никакой роли в формальном процессе создания будущего.
Схожим примером может служить Малибу, хотя здесь протест граждан усугубляет ситуацию. Малибу является «столицей лесных пожаров» Северной Америки (Davis 2000). Между возрастной структурой растений и интенсивностью пожаров существует нелинейная взаимосвязь. Пятидесятилетние деревья горят в пятьдесят раз интенсивнее двадцатилетних. При этом из-за того, что многие жители данной местности являются весьма влиятельными людьми, начиная с 1919 г. местные власти занимались «тотальной борьбой с пожарами». Это означает, что небольшое по своим масштабам, контролируемое сжигание лесов, которое полезно для возврата в почву питательных веществ, запрещено. Большинство деревьев в Малибу довольно старые, поэтому пожары в местах их произрастания отличаются большей интенсивностью. Таким образом, запрет на малое, контролируемое выжигание приводит к тому, что местность подвержена крупным пожарам. Более того, сильные пожары меняют химический состав почв, создавая водоотталкивающий слой, который способствует усилению паводков и эрозии (Davis 2000: 100–103). Сильнейшие пожары и паводки стали результатом «элегантного» решения запретить ограниченное выжигание лесов, которое в противном случае могло бы стать привычной составляющей экосистемы Малибу.
Таким образом, говорят Томпсон и Бек, там, где существуют неразрешимые проблемы, как в случае с пожарами в Малибу, следует делать выбор в пользу «неуклюжих» решений. Подобные противоречивые процессы выливаются в чрезвычайно сложные глобальные вызовы, что происходит вследствие так называемых злостных проблем (Brown, Harris, and Russell 2010; Bunders, Bunders, and Zweekhorst 2015; Rittel and Webber 1973). Эти проблемы возникают там, где существуют многочисленные «причины» и «следствия», где наличествуют долговременная фиксированность и сложная взаимозависимость процессов, где попытки разрешить одну проблему вскрывают или порождают другие, где решения зависят от того, как именно видится тот или иной вопрос, и, наоборот, где различные заинтересованные лица совершенно по-разному смотрят на то, что именно является проблемой и решением, где применимые к проблеме условия и необходимые для ее решения ресурсы со временем изменяются, где каждая проблема не решается окончательно, а возвращается вследствие отсутствия «правила остановки» снова, пусть и иными путями и в иную точку, где решения проблемы как такового быть не может (Thompson and Beck 2014: 8–10; Tutton 2016).
Таким образом, применительно к «злостным» проблемам, таким как изменения климата, – в отличие от «более простой проблемы», связанной с дырами в озоновом слое, – постоянной возможности применения требующихся мер в нужное время и в нужном месте не существует. Действуя определенным образом, мы можем изменить ситуацию, в результате чего бывшая когда-то правильной стратегия теряет свою актуальность (Thompson and Beck 2014: 31). Томпсон и Бек подчеркивают, что зависимость от предшествующего пути развития означает, что общества могут оказаться заложниками «не той» технологии, то есть технологии, которая не нужна им на определенном этапе развития, но от которой они уже не могут уклониться. К этому мы могли бы прибавить, что общества могут игнорировать другие технологии, которые при ретроспективном взгляде оказываются лучшим, что существовало на тот момент времени. Они наглядно показывают необходимость «гибкости» технологий, поскольку никому не дано предвидеть, что именно ждет за поворотом: то, что оказалось оптимальным на определенный момент, может таковым более не быть. Томпсон и Бек утверждают, что, если «рынки более не смогут вести нас наиболее эффективным в технологическом плане путем, мы окажемся заложниками необычайно пустых направлений развития» (Thompson and Beck 2014: 34).
