Терри Бернхем - Подлые рынки и мозг ящера: как заработать деньги, используя знания о причинах маний, паники и крахов на финансовых рын­ках

Отрицание. Приверженцы гипотезы эффективных рынков утверждают, что успех Уоррена Баффетта объясняется вовсе не его инвестиционным мастерством. В качестве аргумента они предлагают следующий мысленный эксперимент. Соберите вместе 1024 человека. Пусть каждый из них подбросит монету десять раз. В среднем один из участников выбросит десять орлов кряду. Теперь назовите этого человека Уорреном Баффеттом.

Другими словами, среди множества финансовых управляющих кому-нибудь из них по чистой случайности посчастливится добиться существенных успехов. Но, согласно гипотезе эффективных рынков, великолепная торговая история не гарантирует успеха в будущем.

Если своими прошлыми успехами Уоррен Баффетт обязан исключительно удаче, то, согласно гипотезе эффективных рынков, в следующем году он вряд ли превзойдет среднерыночные показатели или инвестиционные результаты играющей в дартс обезьяны. В упомянутом выше умозрительном эксперименте у счастливчика, выбросившего десять орлов подряд, при следующем броске монеты с 50 %-й вероятностью может снова выпасть орел, равно как и у горемыки, выбросившего подряд десять решек.

Профессор Тейлер учредил инвестиционную фирму (управляемую Расселом Фуллером), стратегия которой заключается в систематическом поиске иррациональных рыночных возможностей. Инвестиционные решения фирмы принимаются с учетом изысканий в области финансового бихевиоризма. Хотя фирма еще очень молодая, результаты ее деятельности показательны: на конец 2003 года шесть фондов фирмы превысили свои запланированные показатели в среднем на 8,1 % в год[58]. Конечно, оппоненты на это возразят: результатом своей деятельности фонды Фуллера и Тейлера, равно как и Уоррен Баффетт, обязаны везению, а не умению.

Нельзя знать наверняка, чем именно обусловлены определенные результаты — удачей или мастерством. Примечательно, однако, следующее: результаты деятельности ни одного инвестора не способны опровергнуть гипотезу эффективных рынков. Сколько бы еще успешных лет ни ожидали Уоррена Баффетта или фирму Фуллера-Тейлера, защитники гипотезы эффективных рынков всегда могут списать успехи на чистую случайность.

«То был не я».

Во время американо-британской войны 1812 года индейский вождь Текумсе захватил форт Детройт, применив остроумную военную хитрость. Защищавшие форт федеральные войска и войска штата, возглавляемые генерал-майором Халлом, намного превосходили силы индейцев, которых насчитывалось около тысячи воинов. Текумсе приказал своим людям появляться перед фортом из леса, а затем незаметно возвращаться обратно в лес, с тем чтобы появиться вновь. Генерал Халл наблюдал и подсчитывал одних и тех же индейцев снова и снова и в итоге ошибочно решил, что его атакуют превосходящие силы противника. Форт сдался без единого выстрела.

При любом начинании важно точно оценить уровень сопротивления. Генерал Халл сдался еще до начала боя, поскольку принял малые силы противника за целую армию. Аналогичную ситуацию мы имеем с инвестициями. Идея об эффективности рынков — это в лучшем случае гипотеза, т. е. недоказанное заявление. Инвесторы, сдающиеся на милость веры в рыночную эффективность, выбрасывают белый флаг еще до начала инвестиционного сражения.

Научно доказанные представления о действительности называют теориями. Приведем пример. Хотя всем совершенно очевидно, что земное притяжение существует, его все же относят к разряду теорий, поскольку оно доказано научно, в дополнение к житейскому здравому смыслу. В отличие от доказанных теорий, новые идеи, которые окажутся или не окажутся истинными, именуют «гипотезами». Что характерно, даже защитники идеи рыночной рациональности преподносят ее лишь в виде гипотезы, признавая отсутствие научных доказательств в пользу своих взглядов.

На самом деле вера в рыночную эффективность не может претендовать даже на статус гипотезы. Как писал великий философ науки Карл Поппер, «научное утверждение, претендующее на описание реальности, должно быть уязвимо для попыток опровержения; если же оно совершенно неуязвимо для таких попыток, то и не может претендовать на описание реальности»[59].

Только будучи доказуемой, идея обретает статус гипотезы, что также предусматривает потенциальную возможность ее опровергнуть. Но как мы показали, фактически не существует способа опровергнуть утверждение о рыночной эффективности. Неуязвимые для попыток опровержения идеи Поппер относит к разряду ненаучных, т. е. причисляет их к чистым догмам.

«Двойная работа, двойная забота, Огонь гори, котел кипи», — говорят ведьмы в пьесе В. Шекспира «Макбет» (перевод В. Раппопорт. — Примеч. ред.), сравнивая людские страсти с бурлящим котлом. Впрочем, те же ведьмы отмечают, что в некоторых ситуациях «Как мутное ясно, как ясное мутно, Когда мы парим сквозь туман баламутный» (добро во зле, а зло — в добре). К примеру, когда кто-то продает дом, чтобы на вырученные деньги купить нелепо дорогую луковицу тюльпана, то другой покупает дом по смехотворно низкой цене одной тюльпанной луковицы.

Инвесторы, безоговорочно принимающие догму рыночной эффективности, упускают возможности, которые обязаны своим существованием именно рыночной иррациональности. Подобная капитуляция была бы оправданной, будь идея рыночной эффективности доказанной теорией. Однако она в лучшем случае всего лишь гипотеза, а в худшем — ненаучное допущение.

«Я зарабатываю на жизнь благодаря рыночной неэффективности», — сообщил мне финансист Альфред Чекки, посетивший мои занятия в Гарвардской школе бизнеса. В противоположность ему большинство наших преподавателей выступают сторонниками идеи эффективности рынков, но один из них как-то сказал мне (явно искренне), что акции технологического сектора не были переоцененными в 2000 году.

Хотя Альфред Чекки регулярно получает приглашения посетить Гарвардскую школу бизнеса, его настолько оскорбляет допущение о рыночной рациональности, что он отказывается присутствовать в качестве гостя на занятиях по финансовой теории. (Еще одна подобная ситуация. Как однажды сказал мне нобелевский лауреат профессор Рональд Коуз, единственное его возражение против идеи «ограниченной рациональности» заключается в том, что слово «рациональный» недопустимо применять в каком бы то ни было описании человеческого поведения.)

Однако кто же больше преуспел в поиске выгодных рыночных возможностей: профессора, проповедующие идею рыночной эффективности, или финансисты, использующие рыночную иррациональность? Когда Альфред Чекки баллотировался на пост губернатора Калифорнии, он позволил себе потратить на избирательную кампанию 30 млн долл. собственных средств. Еще один факт. Профессора, как правило, пользуются услугами коммерческих авиалиний, а финансовый успех Альфреда Чекки позволил ему не только приобрести частный самолет, но даже иметь солидную долю в авиакомпании Northwest Airlines.

Вывод таков: тому, кто стремится к финансовому успеху, следует отказаться от поиска абсолютного доказательства рыночной неэффективности. Такого доказательства не существует. А жаждущие преуспеть на рынке должны, подобно Альфреду Чекки, принять идею рыночной иррациональности, и это станет их первым шагом на пути к успеху.

Кроме всего прочего, пример Альфреда Чекки свидетельствует о том, что безумные рынки не обязательно должны быть подлыми. В действительности они способны быть очень даже благоприятными. Главное — оказаться на правильной стороне иррациональности, т. е. продавать дорого, а покупать дешево.

Выгодные возможности появляются на самых разных рынках. Во всех таких случаях успех потребует готовности подвергнуть сомнению расхожее мнение. В пору инфляционных волнений 1970-х годов Эндрю Тобиасу, признанному авторитету в области персональных финансов, пришлось в буквальном смысле противостоять толпе, чтобы извлечь прибыль из иррационально высоких цен на серебро[60].

В течение 1970-х годов инфляция спровоцировала удорожание серебра более чем на 1000 %, и в результате его цена превысила 40 долл. за унцию. На пике этого помешательства Тобиас решил продать кое-какие свои «реальные» серебряные изделия. Он отправился в контору, торгующую с населением драгоценными металлами, включая золото и серебро. Подходя к заведению, Тобиас увидел внушительную толпу и подумал, что опоздал со своим решением. Видимо, предположил Эндрю, уже все осознали, насколько неестественно высока цена на серебро, и пришли продать свои изделия.

Но, подойдя к конторе, он к своему удовольствию узнал, что то была толпа желающих приобрести серебро! Вскоре после этого цены на серебро рухнули, и даже более чем 20 лет спустя серебро все еще стоит дешевле 10 долл. за унцию. В ту пору золото тоже взлетело до отметки 900 долл. за унцию, а сегодня продается более чем вдвое дешевле.