Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками
Он был очень серьезен, говоря горячо и убежденно:
– Если это случится, я хочу, чтобы ты была обеспечена. Я хочу, чтобы кто-то позаботился о тебе, если я… не смогу заботиться о тебе. Я бы хотел, чтобы это был мужчина, который тебя любит.
Он крепче сжал мои пальцы, и оба кольца вонзились мне в плоть.
– Клэр, ты знаешь, чего мне стоит сохранить жизнь Рэндоллу? Я это делаю для тебя. Обещай мне, что, если время придет, ты вернешься назад к Фрэнку.
Он смотрел мне в лицо, его глаза были синими, как небо за окошком кареты.
– Я уже дважды пытался отправить тебя обратно. Слава богу, что ты не ушла. Но если наступит третий раз, обещай мне, что вернешься к нему – вернешься к Фрэнку. Вот почему я дал Джеку Рэндоллу отсрочку на год – ради тебя. Обещай мне, Клэр!
– Но-о! Пошли! – кричал кучер сверху, щелкая кнутом.
Мы подъезжали.
– Хорошо, – ответила я наконец. – Обещаю.
* * *Конюшни в Аржантане были чистые и просторные. В них пахло летом и лошадьми. В открытом стойле Джейми, как слепень, кружил вокруг першеронской кобылы:
– О! Какая красивая девочка! Иди сюда, милая, дай-ка мне посмотреть на твой красивый круп. Ммм, да, это великолепно!
– Хотела бы я, чтобы мой муж говорил мне то же, – заметила герцогиня де Нев, вызвав смешки других дам.
– Он бы, наверное, так и говорил, если б ваш задик вызывал у него те же чувства. Но, возможно, мнение вашего мужа не совпадает с понятиями нашего дорогого лорда Брох-Туараха о красиво очерченном крупе.
Граф Сен-Жермен позволил себе окинуть взором мою фигуру, явно получая от этого удовольствие. Я старалась представить те же глаза, глядящие на меня сквозь прорези в маске, и почти преуспела в этом. К сожалению, оборки рукава закрывали его кисть и я не могла увидеть, есть ли отметина у большого пальца.
Услышав его слова, Джейми перегнулся через широкую спину лошади, так что над массивным корпусом першеронской кобылы виднелись теперь лишь его голова и плечи.
– Наш дорогой лорд Брох-Туарах ценит красоту во всем, господин граф, в животных и женщинах. Но в отличие от кое-кого я все же делаю различие между теми и другими.
Он с холодной вежливостью улыбнулся Сен-Жермену и похлопал лошадь по холке. Дамы у изгороди засмеялись.
Джейми взял меня за руку и повел в другую конюшню. Все присутствующие медленно потянулись за нами.
– Ах! – Он глубоко вдохнул запах лошадей, навоза и сена, словно это был фимиам. – Как я люблю запах конюшни! Всегда вспоминаю Шотландию…
– Не очень-то похоже на Шотландию, – заметила я, щурясь от яркого солнечного света, когда мы вышли из конюшни на воздух.
– Ты права, но это деревня. Здесь чисто, зелень вокруг, в воздухе нет дыма, а под ногами – нечистот. Если не считать конского навоза, а я его нечистотами не считаю.
Летнее солнце золотило крыши домов Аржантана, раскинувшегося на живописных зеленых холмах. Королевские конюшни располагались за городом и представляли собой гораздо более солидные строения, чем дома королевских подданных. Они были построены из камня, крыты черепицей и содержались в идеальной чистоте, превосходившей в каком-то смысле даже чистоту «Обители ангелов».
Тут за углом послышались громкие крики. Из-за поворота, словно выпущенный из пращи, на нас вылетел Фергюс, за ним по пятам неслись двое парнишек-конюхов, оба намного старше. На лице одного из них красовалась зеленая полоса от свежего навоза, что, видимо, и составляло причину преследования.
Фергюс, сообразив, где искать убежище, шмыгнул в середину толпы и спрятался за килт Джейми. Видя, что их намерениям не суждено сбыться, преследователи испуганно посмотрели на надвигающиеся ряды придворных в роскошных нарядах, повернули назад и удрали.
Убедившись, что они удаляются, Фергюс высунул голову из-за килта и выкрикнул им вдогонку что-то по-французски, за что Джейми щелкнул его по уху.
– Хватит, – строго сказал он. – И ради бога, не бросай конских яблок в людей, которые больше и сильнее тебя. А сейчас ступай и держись от них подальше.
Он сопроводил свой совет хорошим шлепком и подтолкнул мальчика в сторону, противоположную той, куда побежали его преследователи.
Я сомневалась, разумно ли будет брать Фергюса с нами в эту поездку, но большинство дам взяли с собой мальчиков-пажей – бегать по поручениям и носить корзины с едой. К тому же Джейми хотелось, чтобы парнишка побывал в деревне, устроить ему каникулы. Все бы хорошо, но Фергюс, который никогда в жизни не выезжал из Парижа, совсем ошалел от свежего воздуха, солнечного света и огромных красивых лошадей и постоянно доставлял нам беспокойство.
– Одному Богу известно, что он еще натворит, – мрачно предрекала я, глядя на удаляющуюся фигурку мальчика. – Наверное, подожжет стог сена.
Джейми не был обеспокоен моим предположением.
– Ничего не натворит. Все мальчишки кидаются навозом.
– Правда? – Я повернулась и стала разглядывать Сен-Жермена, в одежде из белого льна, белой саржи и белого шелка.
Он вежливо выслушивал герцогиню, медленно прогуливавшуюся по сенному двору.
– Ты, может быть, и кидался, – сказала я. – Но не он. И не епископ, я полагаю.
Я спрашивала себя, стоило ли ехать на эту экскурсию, во всяком случае мне. Джейми прекрасно разбирался в першеронских лошадях, и герцог явно нуждался в нем, что было нам на руку. У меня же от тряски в карете ужасно разболелась спина, а туфли безжалостно жали.
Джейми посмотрел на меня, улыбнулся и стиснул мне руку:
– Недолго осталось, англичаночка. Нам хотят показать помещения, в которых ведется работа по разведению. А затем ты вместе с другими дамами сможешь пойти посидеть на лужайке и закусить, пока мужчины будут горячо обсуждать размеры своих мужских достоинств.
– Это что, обычная тема для разговоров после наблюдений за работой по разведению? – удивленно спросила я.
– У мужчин – да. Уж не знаю, как это действует на женщин. Навостри ушки, потом расскажешь мне, о чем они говорят.
Среди участников пикника действительно повеяло каким-то сдержанным возбуждением, когда мы все втиснулись в отгороженную часть сарая. Сложенный из камня, как и другие конюшни, этот сарай имел не отдельные стойла по обе стороны, а одно большое, перегороженное решетками, которые можно было поднимать и опускать, как ворота. Само здание было светлым и просторным благодаря огромным окнам с двух сторон, сквозь которые виднелись загоны, поросшие зеленой травой. В загоне паслись несколько больших першеронских кобыл. Они вели себя беспокойно, то пускаясь в галоп, то снова переходя на рысь или шаг, трясли гривами и пронзительно ржали. В ответ на их ржание из закрытого стойла донеслось громкое ответное ржание, и перегородка затряслась от мощных ударов копытами.
– Он готов, – пробормотал кто-то за моей спиной. – Кто же эта счастливица?
– Та, что ближе всего к воротам, – предположила герцогиня, всегда готовая держать пари. – Ставлю пять ливров на эту кобылу.
– Ошибаетесь, мадам. Она слишком спокойна. Это будет вон та малышка, что стоит под яблоней и стреляет глазами, как заправская кокетка. Смотрите, как она трясет гривой! Я ставлю на нее.
Заслышав крик жеребца, все лошади остановились, затрепетали ноздрями, стали нервно прядать ушами. Две беспокойные кобылы затрясли головами, одна из них вытянула шею и пронзительно заржала.
– Вот эта, – убежденно произнес Джейми, кивая на нее. – Слыхали, как она зовет его?
– И что же она говорит, милорд? – спросил епископ насмешливо, сверкнув глазами.
Джейми лишь покачал головой:
– Это песня, милорд, но существа, носящие платье, не могут, да и не должны ее слышать.
Естественно, выбор пал на кобылу, на которую указал Джейми. Оказавшись в сарае, она остановилась как вкопанная с поднятой головой и стала принюхиваться, раздувая ноздри. Жеребец почуял ее и так громко заржал, что звуки эти, эхом отдававшиеся под крышей, моментально заглушили все разговоры.
Впрочем, в этот момент никому и не хотелось говорить. Даже я, несмотря на плохое самочувствие, ощутила замирание в груди, когда кобыла снова ответила на призыв жеребца.
Першероны – очень крупные лошади. Они достигают пяти футов в холке. А круп хорошо откормленной кобылы шириной почти в ярд. Серые в яблоках или вороные, они украшены пышной гривой и хвостом в руку толщиной.
Тут жеребец так неожиданно и мощно рванулся к кобыле из стойла, что все отпрянули от перегородки. Он взбивал копытами тучи пыли, изо рта брызгала пена. Наконец жених вырвался из стойла и прыгнул в загон.
Кобыла заметалась и тревожно заржала. Он налег на нее сзади, схватил зубами за шею, заставляя покорно склонить голову. Ее хвост высоко взметнулся, оставляя ее незащищенной и предоставленной его желанию.
– Господи, – прошептал месье Прюдом.
Все произошло очень быстро, но казалось, что мы бесконечно долго наблюдали, как вздымались и опускались темные бока, как играли солнечные лучи в развевающихся гривах и мускулы напрягались в гибкой агонии соития.
