Фредрик Олссон - Конец цепи
Или просто она действовала, как и они. Видела приближение беды.
Пожалуй, так все и обстояло, наверное, поняла, что не справится сама, и решила, что добиться успеха можно, только расширив число посвященных.
Точно как они сами пытались сделать.
Почему нет?
И все документы прошли по кругу, из замка попали в Берлин, а там их забрали, и сейчас они снова оказались здесь. И на этом пути люди жертвовали жизнью, борясь за то, чтобы Организация не смогла остановить их, когда они пытались переправить ее секрет дальше, а сейчас все находилось у подножия той же самой горы, откуда и началось.
Ирония судьбы.
Как будто жизнь решила рассмеяться в лицо Вильяму Сандбергу, словно хотела сказать, что будет продолжать в той же манере, пока все не закончится.
И ирония, если говорить о спасении, заключалась в том, что никакого спасения не было.
А когда речь шла об усилиях Дженифер Уоткинс остановить вирус, в том, что именно она отправила зараженного человека гулять по миру, по сути запустив весь процесс.
Что же касается всего, что заранее прописано в ДНК всех людей, впоследствии происходившего в действительности, здесь ирония заключалась в самом решении, принятом людьми, которые прекрасно знали об этом.
Так сказал Вильям.
Ничего более, но этого и не требовалось.
Всех одолевали одинаковые мысли, все они смотрели на последнюю, крошечную искорку надежды, которая еще недавно, по их мнению, существовала, и видели, как она погасла, так и не превратившись ни во что большее. Вопреки их желанию. Его явно оказалось недостаточно.
Надежда ушла.
И никто не сказал того, что все знали.
И в конце концов Вильям повернулся и вышел на улицу.
Дженифер Уоткинс знала, что она умрет.
Лежала в стеклянном гробу и каким-то образом была благодарна за это.
Она же получила отдельное помещение. Находилась далеко от унылых рядов кроватей, где не происходило ничего иного помимо того, что мужчины и женщины медленно истекали кровью до смерти.
Они обращались с ней так хорошо, как только могли, облегчали ее страдания неизмеримо больше по сравнению со всеми другими, но она знала, что это не играет никакой роли и лишь оттягивает неизбежное.
И знала, что виновата сама целиком и полностью.
Она же выпустила его наружу.
Но верила, что он здоров, все ведь указывало на это, и, если он чувствовал себя хорошо, значит, она добилась чего-то, нашла решение, и его требовалось рассказать миру, пока ничего не произошло.
Так все и случилось.
И именно она стала всему виной.
* * *Она проснулась оттого, что кто-то вошел в комнату, а перед стеклом, ограничивавшим ее вселенную, стояла женщина, которую они привезли, чтобы она перевела для них знаки. А у нее имелся жених и своя, наверное, счастливая жизнь, и они, вероятно, понимали, насколько плохо она себя чувствовала.
Жанин. Сейчас она стояла там, на расстоянии всего нескольких дециметров и все равно недосягаемая, а с ней находился неизвестный мужчина, который не мог быть только ее собственным преемником.
И ей требовалось очень многое сказать, но она абсолютно не имела сил сделать это.
Уже пыталась когда-то, но несла всякую чушь, была слишком напугана тогда, а еще более сейчас, и хотела лишь предупредить их.
О вирусе. И о шифрах. И что все слишком поздно.
И проект под названием «Ноев ковчег» уже стартовал.
И что речь не шла о спасении мира.
А о том, чтобы отобрать некую группу для построения нового.
Всем этим она хотела поделиться.
Но ее губы уже сдались, язык распух, и она чувствовала вкус крови во рту, и вопреки собственному желанию не могла ничего сказать.
Прошептала одно слово бегите.
А потом видела, как за спиной Жанин дверь разлетелась в щепки и как охранники в защитных комбинезонах направили на них оружие. В любом случае она стала свидетелем того, как они потерпели неудачу.
И в глубине души она понимала, что это означало.
А именно, надежды больше нет.
И с этой мыслью перестала дышать.
54
В первый раз Франкен вызвал к себе Родригеса через двенадцать часов после того, как Коннорс последний раз дал знать о себе.
Он проинформировал Родригеса о ситуации, поскольку так значилось в их рутинных правилах и не существовало никакой причины нарушать их. Через двадцать четыре часа у них состоялась вторая встреча, и, когда сейчас кто-то постучал в железную дверь каюты Франкена, он не сомневался, о чем пойдет речь.
– Тридцать шесть часов, – сказал Родригес.
И Франкен кивнул. Знал очень хорошо.
– Хочешь, чтобы я сделал это? – спросил Родригес.
И Франкен коротко покачал головой. Это же была его задача.
Единственно его беспокоило, что он не понимал происходящего. Коннорс, судя по всему, так и не прибыл на борт вертолета. Пилот отказался выполнить приказ (как вариант, произошел сбой со связью, от подобного никто не застрахован), а потом они потеряли все контакты с ним, и речь могла идти об аварии, хотя этого нельзя было знать наверняка тоже.
Если бы Коннорс находился на борту, имелись бы две возможности.
Либо они стали жертвой несчастного случая, либо также вместе решили покинуть Организацию и прихватили вертолет с собой.
Но сейчас все обстояло совсем иначе. Коннорс не явился на вертолетную площадку. А значит, совершенно независимо от того, погиб пилот или решил, что ему будет приятнее умереть от эпидемии, чем спастись на судне, это нисколько не объясняло, куда направился Коннорс.
А именно Коннорс отвечал за то, чтобы доставить все данные в безопасное место.
И если ему это сейчас не удалось, на такой случай тоже существовали свои инструкции.
– Дай мне трех человек, – сказал Франкен. – Мы отправляемся, как только сможем.
И Родригес кивнул.
Оставил Франкена за маленьким столом в центре его каюты.
Еще вчера он не верил, что ему когда-либо придется вернуться в замок снова.
А теперь ему предстояло сделать это всего лишь через двое суток.
* * *Вильям стоял в конце улицы.
Стоял и смотрел вдоль склона на холмы, покрытые замерзшей травой, тянувшиеся насколько хватало глаз вниз в направлении долины, те самые холмы, которые он и Жанин преодолевали сутки назад на пути вверх.
А Лео наблюдал за ним издалека. Он тоже вышел из дома, нашел его взглядом, посчитал, что это ему необходимо. Нет, испытал желание. Желание посмотреть, как Вильям чувствует себя, может, он смог бы что-то сказать ему, как-то помочь.
Он же в любом случае помогал ей отыскать его. Из-за него ведь и находился здесь. А сейчас Вильям стоял посередине дороги с поникшими плечами, его тело уже пережило лучшие дни и начало постепенно клониться к земле.
И Лео решил приблизиться. Шел медленно по мерзлой земле. Видел, что Вильям услышал его и старается не обращать на него внимания.
Он остановился, поравнявшись с ним. Но специально оказался на расстоянии от него, сбоку, но у края канавы, находившейся на полпути между ними, с целью показать, что он не собирается навязываться.
– Конечно, я не знаю тебя, – сказал он наконец.
Вильям повернул голову в его сторону. Ожег резким взглядом в попытке прервать любое возможное продолжение.
– Я не знаю, что ты собираешься сказать мне, – буркнул он. – Но не делай этого.
Вот и все, что он выдавил из себя ужасно тихо и сквозь сжатые зубы, словно только мышцы челюстей удерживали от того, чтобы не наброситься на Лео и не сделать какую-то глупость.
А Лео колебался. Взвешивал свои слова.
– Я только хочу сказать, – решился он наконец. И потом замолчал и понял, что сам не знает, куда ему идти дальше.
Пауза, прежде чем он сделал новую попытку:
– Конечно, мне не досталось и толики того, что выпало на твою долю. И само собой, я не могу, как это называется?… Представить себе, что ты пережил.
Он говорил непроницаемому профилю Вильяма сбоку от себя. Но все равно надеялся, что его слушают.
– Конечно, не мне давать тебе оценки. Но если я все-таки сделаю это?
Пауза, а потом он сделал это:
– Ты ведь не из тех сказал, кто сдается.
Вильям среагировал, посмотрел на него, и звук, который он издал носом, не имел никакого отношения к дыханию, как бы кто-то ни пытался доброжелательно истолковать его именно так. Вильям ухмыльнулся его словам. И не попытался даже как-то замаскировать это.
– И что ты знаешь об этом?
– Именно такую информацию я, как мне кажется, получил.
– Вот как?
Ага. Прошла секунда, прежде чем Вильям понял, откуда ветер дует, и тогда это как бичом ударило его, жестко и неожиданно, и гораздо более жестоко, чем он того заслужил. Кристина говорила о нем, естественно, и сейчас в двух метрах от него стоял мальчишка и считал, что он знает его хорошо.
– Тогда, мне кажется, тебе стоило бы дважды проверить свой источник, – сказал Вильям, почувствовал, как он машинально поджал губы, пытаясь удержать эмоции при себе. – Поднять руки для меня – раз плюнуть.
