Диана Гэблдон - Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь
– Это прекрасно, – с некоторой сухостью заметила я. – Не возьму, однако, в толк, был ли Он столь же милостив ко мне.
– В самом деле? Я полагаю, что да. – Ансельм присел на корточки, разминая в пальцах хлеб. – Разумеется, все это причинило вам немалые личные неудобства…
– Пожалуй, что так, – пробормотала я.
– Но ведь их можно расценивать и как знак любви Бога, – продолжал Ансельм, пропустив мимо ушей мое замечание; ясные карие глаза смотрели на меня испытующе. – Я молил Бога о руководстве и наставлении, стоя на коленях перед Святыми Дарами, – продолжал Ансельм свою речь, – и там, в тишине нашей часовни, вы показались мне путешественником, потерпевшим кораблекрушение. Ведь это напоминает ваше положение, согласитесь, что сравнение вполне подходящее. Представьте себе человека, мадам, неожиданно попавшего в чужую страну, лишенного друзей и семьи, без средств к существованию – кроме тех, какие он может найти в этой новой для него стране. Это истинное несчастье, но оно тем не менее может привести к открытию новых возможностей и к счастью. Что, если новая страна окажется богатой? Появятся новые друзья, и начнется новая жизнь.
– Да, но… – начала было я.
– Итак, – произнес он убежденно, уставив на меня указательный палец, – если вы и утратили прежнюю жизнь, то, возможно, Бог захотел наградить вас новой, которая может оказаться богаче и полнее.
– О, что касается полноты, то это весьма справедливо, – согласилась я. – Однако…
– С точки зрения канонического права, – нахмурив брови, сказал он, – оба ваших брака не представляют затруднений. Оба они действительны и освящены церковью. В строгом смысле слова ваш брак с молодым шевалье предшествует вашему браку с господином Рэндоллом.
– Вот именно, «в строгом смысле слова», – подтвердила я и поспешила закончить фразу, пока меня снова не перебили: – Но не в мое время, и я вообще не верю, что каноническому праву приходилось сталкиваться с подобными прецедентами.
Ансельм рассмеялся; острый кончик его бородки трепетал на легком ветерке.
– Более чем справедливо, ma chére, более чем справедливо. Я лишь хотел сообщить вам, что со строго законной точки зрения вы не совершили ни греха, ни преступления по отношению к обоим мужчинам. Но я уже говорил ранее, что в вашем положении имеются два аспекта: что вы уже совершили и что вам предстоит совершить.
Он протянул руку и усадил меня рядом с собой.
– Ведь именно об этом вы спрашивали меня на исповеди: «Что я сделала? И что мне делать дальше?»
– Совершенно верно. И вы тогда сказали, что я не сделала ничего неправильного, верно? Но я же…
Мне подумалось, что у них с Дугалом Маккензи общая черта – перебивать собеседника.
– Вот именно, что нет, – твердо заявил он. – Можно поступать в полном соответствии с волей Бога и с велениями совести и все же попасть в затруднительное или даже трагическое положение. Как это ни печально, однако мы до сих пор не знаем, почему всемилостивый Бог допускает существование зла, но мы знаем Его слова, что это правда. «Я создал добро, – говорит Он в Библии, – и Я создал зло». И соответственно даже хорошие люди – я полагаю, что особенно хорошие люди, – сталкиваются в жизни с великими смятениями и трудностями. Возьмем, к примеру, того юношу, которого вам пришлось убить. Нет-нет, не возражайте, – он поднял руку, удерживая меня от возражения, – тут нет ошибки. Вы были вынуждены убить его, имея в виду крайние обстоятельства. Даже Святая Матерь Церковь, утверждающая священность жизни, признает такую крайнюю степень защиты человеком собственной жизни и существования семьи. Имея в виду тогдашнее положение и состояние вашего мужа, – он бросил взгляд в сторону крыла для гостей, – нет сомнения, что вы были вынуждены прибегнуть к насилию. И вам не в чем себя упрекнуть. Разумеется, вы испытывали и испытываете жалость и раскаяние, так как вы, мадам, по натуре чувствительны и сострадательны.
С этими словами он слегка похлопал ладонью по моей руке, лежавшей на колене.
– Порою наши наилучшие поступки проистекают из причин, достойных раскаяния. И все же вы не могли поступить иначе. Мы не знаем, какую судьбу уготовил Господь этому юноше, – возможно, он пожелал взять его к себе именно в это время. Но вы не Бог, и возможности ваши ограничены даже в постижении того, что вы можете ожидать от себя самой.
Я вздрогнула от порыва холодного ветра и поплотнее закуталась в шаль. Ансельм заметил это и показал на бассейн:
– Вода теплая, мадам. Не хотите ли опустить в нее ноги?
– Теплая?
Я поглядела на воду недоверчиво. Прежде я не замечала, что в углах водоема нет мелких льдинок, какие плавали на поверхности резервуаров со святой водой, установленных возле церкви. А в садке для рыбы оказалось даже некоторое количество водяных растений, укоренившихся в трещинах между камнями, огораживающими водоем.
Подавая мне пример, Ансельм сбросил свои кожаные сандалии. Обладая лицом и голосом очень культурного человека, руки и ноги он имел как у нормандского крестьянина – крупные и крепкие. Приподняв подол рясы до колен, он опустил ноги в водоем. Карпы быстро бросились прочь, но тотчас вернулись и принялись обследовать новый предмет.
– Они не кусаются? – с опаской спросила я, глядя на множество прожорливых ртов.
– Нет, они не трогают живую плоть, – заверил меня Ансельм. – Зубы у них слабенькие.
Я сбросила свои сандалии и опустила ноги в воду, которая, к моему удивлению, оказалась приятно теплой. Не горячей, а именно теплой – восхитительный контраст с холодным и промозглым воздухом.
– О, да это приятно!
Я пошевелила пальцами, вызвав в стайке карпов небольшой переполох.
– Возле аббатства есть несколько минеральных источников, – объяснил Ансельм. – Прямо из-под земли бьет горячая вода, которая обладает целительными свойствами.
Он указал на дальний конец садка, где в каменной ограде находилось небольшое отверстие, полускрытое плавающими водяными растениями.
– Небольшое количество теплой воды поступает сюда из ближайшего источника. Вот почему к столу во все времена года есть рыба. В обычной зимней воде карпы не могли бы существовать.
Некоторое время мы молча болтали ногами в воде; рыбы порой натыкались нам на ноги, и их удары были неожиданно сильными. Солнце выглянуло из-за облаков, обдавая нас хоть и слабым, но ощутимым теплом. Ансельм закрыл глаза и подставил лицо солнечным лучам. Так, с закрытыми глазами, он и заговорил снова:
– Ваш первый муж – кажется, его имя Фрэнк? – также должен быть причислен к тем прискорбным явлениям, с которыми вы ничего не можете поделать.
– Я как раз могла кое-что сделать, – возразила я. – Я могла бы вернуться – наверное, могла бы.
Он приоткрыл один глаз и посмотрел на меня скептически.
– Да, вот именно «наверное». А возможно, и нет. Не следует упрекать себя за то, что вы не спешили рисковать жизнью.
– Не в риске дело, – ответила я, дотрагиваясь пальцем до пестрого карпа. – Вернее, не только в нем. Отчасти это был, конечно, страх, но главное… я не могла покинуть Джейми.
Я беспомощно пожала плечами.
– Не могла, и все.
Ансельм улыбнулся и открыл оба глаза.
– Удачный брак – один из самых драгоценных даров Господа, – сказал он. – Если у вас хватило разума распознать и принять этот дар, вам не в чем каяться. А если вдуматься…
Он не договорил и по-птичьему склонил голову на плечо. Помолчав, продолжал:
– Вы покинули вашу страну примерно год назад. Ваш первый муж, скорее всего, уже начал примиряться со своей потерей. Как бы он ни любил вас, тем не менее терять – это общее свойство для всех людей, и нам дана способность обращать их себе к добру. Вполне возможно, что и он начал строить новую жизнь. Хорошо ли будет для вас, если вы покинете человека, который так в вас нуждается, которого вы любите и который связан с вами священными узами брака, чтобы вернуться и разрушить эту новую жизнь? И в особенности если вы вернетесь лишь из чувства долга, оставив здесь свое сердце… о нет!
Он решительно помотал головой.
– Ни один человек не может служить одновременно двум хозяевам, тем более – женщина. Если там был заключен ваш истинный брак, а здесь у вас, – он снова кивнул в сторону крыла для гостей, – лишь временная привязанность, тогда ваш долг вернуться. Но вас связал Бог, и я считаю, что вы обязаны посвятить себя шевалье. Теперь о другой стороне дела – как вам вести себя. Это требует обсуждения.
Он вынул ноги из воды и обтер их подолом рясы.
– Давайте-ка перенесем нашу беседу в кухню. Брат Евлогий, может, не откажется дать нам теплого питья.
Подняв с земли упавший кусочек хлеба, я искрошила его карпам и тоже начала обуваться.
– Если бы вы знали, какое это облегчение – поговорить с кем-то обо всем этом, – сказала я. – И все же мне кажется нереальным, что вы мне поверили.
Он пожал плечами и галантно поддержал меня под руку, пока я завязывала грубые шнурки своих сандалий.
