Хроники Маджипура - Силверберг Роберт
– Тебе не нравится? – удивилась Серайс.
– Я пытался передать совсем не это.
– Ну и что! Все равно, удивительно создавать картину ТАК, тем более, такую прекрасную…
– По-твоему, она прекрасна?
– Конечно. А разве нет?
Он посмотрел на Серайс. Это прекрасно? Что это – лесть? Или у нее просто нет вкуса? Невежество? Неужели она искренне восхищается тем, что он сотворил? Этой необычной, мучительной картиной, мрачной и чуждой… ЧУЖДОЙ! – Тебе не нравится, – она уже не спрашивала, утверждала.
– Я не писал около четырех лет. Наверное, нужно начинать медленно и постепенно.
– Это я испортила, – перебила Серайс.
– Ты? Глупости!
– Вмешалось мое сознание, мое видение вещей.
– Я ведь говорил тебе, что холсты настроены только на меня. Я могу стоять среди тысячной толпы, и никому не удастся повлиять на мою работу.
– Но, может, я как-то отвлекаю тебя?
– Вздор!
– Я пойду, прогуляюсь, рисуй пока один.
– Не стоит. Пойдем-ка лучше домой, искупаемся, перекусим и займемся еще кое-чем, а?
Он снял с подставки холст и скатал его. Слова девушки подействовали на него сильнее, чем он готов был признать. Несомненно, что-то странное вмешалось в создание картины. А вдруг это она каким-то образом испортила работу? Что, если скрытая душа метаморфа наполнила его создание своей сущностью, заставив воспринять чуждые цвета?…
Они молча шли вниз по течению реки, когда добрались до луга земляных лилий, где Нисмайл встретил первого метаморфа, он вдруг сказал:
– Серайс, я хочу тебя кое о чем спросить.
– Да?
Теперь он уже не мог остановиться.
– Ты не человек, да? Ты действительно метаморф?
Она уставилась на него, щеки ее заалели.
– Ты серьезно?
Он кивнул.
– Я – метаморф! – Она не очень убедительно рассмеялась. – Что за дикая мысль!
– Ответь мне, Серайс. Посмотри мне в глаза и ответь.
– Какая глупость, Терион.
– Пожалуйста, ответь.
– Ты хочешь, чтобы я доказала, что я человек? Но как?
– Я хочу, чтобы ты сказала мне, человек ты или нет.
– Я человек, – сказала она.
– Этому можно верить?
– Не знаю. Я тебе ответила. – Глаза ее весело блеснули. – Или я чувствую не как человек? Веду себя не по-человечески? Неужели я похожа на подделку?
– Может, я просто не могу заметить различий.
– Но с чего ты взял, будто я метаморф?
– Только метаморфы живут в здешних джунглях, – ответил он. – И это логично… хотя, даже… – Нисмайл смолк. – Ладно, я получил ответ.
Дурацкий вопрос, и я сам дурак.
– Какой ты странный! Ты ведь должен рассердиться на меня за то, что я испортила твою картину.
– Нет.
– Ты совершенно не умеешь лгать.
– Ну хорошо. Что-то испортило мою работу. Я не знаю, что. Я собирался писать не это.
– Тогда напиши другую.
– Да. Позволь мне написать тебя.
– Я уже говорила, что не хочу, чтобы меня рисовали.
– Мне это очень нужно. Мне необходимо увидеть твою душу, а только так я могу…
– Рисуй двикку, Терион, хижину.
– Но почему не тебя?
– Мне не хочется.
– Это не ответ. Что тут такого?
– Пожалуйста, Терион.
– Ты боишься, что я увижу тебя на холсте такой, какой ты себе не нравишься? Так? Или, что я получу иной ответ на вопрос, если напишу тебя?
– Пожалуйста.
– Позволь мне написать тебя.
– Нет.
– Но почему? Скажи, почему?
– Не могу, – ответила она.
– Тогда и отказать ты не можешь. – Он вытащил холст из мешка. – Здесь, на лугу, сейчас. Подойди, Серайс, встань у реки. Это быстро, всего минута…
– Нет, Терион.
– Если ты меня любишь, то не откажешь.
Столь грубый шантаж потряс его самого и рассердил девушку. Он заметил в ее глазах зловещий огонек, какого никогда не видел раньше. Холодно и ровно она сказала:
– Не здесь, Терион. У хижины. Рисуй меня там, если настаиваешь.
За весь оставшийся путь они не сказали ни слова. Нисмайл старался забыться. Ему казалось, он вырвал ее согласие силой, и сейчас почти желал вернуть назад ее уступку. Но… не спеша подготовил холст.
– Где мне встать? – осведомилась она.
– Где хочешь. У речки, у хижины.
Вялой походкой она подошла к хижине и посмотрела на Нисмайла – тот кивнул и принялся прохаживаться перед холстом, готовясь войти в транс.
Серайс сердито смотрела на него глазами, полными слез.
– Я люблю тебя! – выкрикнул он вдруг и погрузился в транс – последнее, что он видел, прежде чем закрыть глаза, была Серайс, замершая возле хижины, но теперь она уже не казалась унылой – плечи ее расправились, глаза засверкали, вспыхнула улыбка. Когда он вновь открыл глаза, картина была готова, а девушка робко глядела на него из дверей хижины.
– Ну, как? – спросила она.
– Иди сюда, посмотрим вместе.
Она подошла, и они стали рассматривать картину, а мгновенье спустя рука Нисмайла обняла плечи девушки. Она задрожала и крепко прижалась к нему.
На картине, на фоне зубчатых красных, оранжевых и розовых цветов была изображена женщина с человеческими глазами, но ртом и носом метаморфа.
Она спокойно сказала:
– Теперь ты узнал, что хотел.
– Значит, на лугу была ты? И те два раза тоже?
– Да.
– Почему?
– Ты заинтересовал меня, Терион, и я захотела узнать о тебе побольше. Я никогда не видела таких, как ты.
– Я все равно не верю, – прошептал он.
Она кивнула на картину.
– Но этому ты веришь, Терион?
– Нет! Нет!
– Теперь ты получил ответ.
– Я знаю, ты человек! Картина лжет!
– Нет, Терион.
– Докажи! Изменись, изменись сейчас же! – Он отпустил ее и чуть шагнул назад. – Давай! Меняйся!
Она печально взглянула на него, потом безо всякого перехода превратилась в его копию, как делала уже однажды. Он смотрел, не мигая, и она изменилась снова, превратившись на сей раз во что-то чудовищное: кошмарный, испещренный оспинами серый шар с отвислой кожей, глазами-блюдцами и загнутым черным клювом. Потом стала метаморфом, с чахлой грудной клеткой и невыразительными чертами лица, затем вновь стала Сервис: водопад каштановых волос, изящные руки, стройные ноги, сильные бедра.
– Нет, – воспротивился он. – Не надо больше подделок.
Она вновь превратилась в метаморфа. Нисмайл кивнул.
– Да, так лучше. Оставайся такой, это гораздо красивее.
– Красивее, Терион?
– Для меня ты красива и такая, настоящая. Обман всегда отвратителен.
Он потянулся к ее руке, на ней оказалось шесть пальцев, очень длинных и узких, без ногтей и суставов, кожа была молочной и чуть глянцевой – вот и все. Он ожидал большего. Художник провел рукой по ее стройному телу. Она не шевелилась.
– Теперь я уйду, – сказала она наконец.
– Останься. Живи со мной.
– Даже теперь?
– Даже теперь. В своем настоящем облике.
– Ты действительно хочешь?
– Да, да, – кивнул он. – Останься.
– Когда я в первый раз пришла к тебе, – сказала она, – то хотела не только узнать тебя, но и вредить. Ты наш враг, Терион, и род твой всегда будет враждовать с нами. Но когда мы стали жить вместе, я не смогла найти причины, чтобы ненавидеть тебя. ТЕБЯ! Ты особенный, понимаешь?
Голос Сервис шел из чужих уст. Как странно, мелькнуло у него в голове, как похоже на сон.
– И я захотела остаться с тобой, – продолжала она. – И играть свою роль вечно. Но игра окончилась, и все равно, я хочу остаться с тобой.
– Тогда останься, Серайс.
– Только если ты действительно этого хочешь.
– Я сказал тебе, да.
– Я не страшу тебя?
– Нет.
– Нарисуй меня еще раз, Терион, покажи мне любовь в своей картине, и тогда я останусь.
Он рисовал ее день за днем, пока не кончились холсты, и развешивал картины в хижине: Серайс у двикки, Серайс на лугу, Серайс в молочном вечернем тумане.
У него не было возможности готовить новые холсты, хотя он и пытался.
Они ходили в дальние походы, и она показывала ему новые деревья и цветы, животных джунглей, зубастых ящериц и зарывающихся в землю золотых червей, зловещих и неуклюжих аморфиботов, спящих днем в грязных мутных озерцах.
