Кит Де Кандидо - Сонная Лощина. Дети революции
Арсенал был одним из немногих строений, что сохранились со времен Крейна. Если верить хроникам, с которыми он успел ознакомиться, первый наплыв людей – как богатых, так и бедных, – случился после изобретения железной дороги. Второй – когда изобрели автомобиль. С приходом двадцатого века фермерские домики попросту исчезли, сменившись новыми городскими постройками.
Редкими исключениями служили старая реформатская церковь – эта была на век старше самого Крейна, – и, собственно, арсенал, в стенах которого некогда составили планы битв при Лексингтоне и Конкорде.
Пеший путь до Бикмен-авеню, на которой стояли полицейский участок и арсенал, оказался коротким и быстрым.
Крейн вошел в здание и кивнул охраннице в форме, что сидела за металлическим столом и читала выпуск местной газеты, «Джорнал ньюс».
– Добрый день, мистер Крейн.
Крейн удивленно поднял бровь. Этому констеблю он вроде не представлялся.
– День добрый, – ответил он. – Боюсь, вы меня опередили, офицер… – Он присмотрелся к нагрудной табличке с именем. – …Марбл. Мы прежде не встречались?
Она сложила газету и убрала ее в сторонку.
– Нет, но поверьте: вас тут знает каждый.
– Правда? – смущенно переспросил Крейн.
– Да бросьте, – фыркнула Марбл. – Корбина убили, Эбби отказалась ехать в Вашингтон и теперь на пару с вами проводит уйму времени тут. Плюс ее давно не ставят в дежурство, а Ирвинг прикрывает ваши задницы… – Она усмехнулась. – Городок у нас маленький, поболтать особенно не о чем – разве что когда бейсбольный сезон начинается.
– А, так вы тоже поклонник этой игры? Боюсь, я не сумел в полной мере оценить ее прелести, пока лейтенант Миллс не взяла меня как-то с собой на матч.
– Тогда не дайте ей себя одурачить: «Метс» – ни разу не хорошая команда. Хотите увидеть настоящую игру? Отправляйтесь на стадион «Янкиз».
– Буду иметь в виду, – тактично ответил Крейн, хотя не понял почти ничего из сказанного. – Прошу простить…
– Да ладно, – ответила Марбл и снова уткнулась в газету. – Удачи, ребята, чем бы вы там ни занимались.
Из кармана пальто Крейн достал увесистую – и без конца растущую – связку ключей. Нужный он подобрал не сразу.
Войдя наконец в помещение, он вскоре устроился в кресле сомнительных рекреационных качеств, а через несколько минут услышал в вестибюле голос Миллс – она и офицер Марбл обсуждали неких господ: Харви, Танаку, Сабатию и Райта, а еще кого-то по прозвищу Эй-Род[3].
Наконец Миллс вошла и, покачав головой, сказала:
– Не знаю, кто сильней поехал крышей: Лиз Марбл – потому, что не верит в очередной провал «Янкиз», или Джонни Ипполито – потому, что просит выпустить его. Если бы он полтора года назад, когда мы с Корбином его только взяли, принял предложение Черневски, уже гулял бы на свободе. – Она шумно выдохнула. – Ну, что там за очередная тайна?
Крейн, не вдаваясь в подробности, рассказал о своем видении и закончил словами:
– Похоже, Катрина не могла долго поддерживать связь со мной в чистилище, отсюда и отсутствие деталей.
– Да, – кивнула Миллс, – похоже, Молох пристально следит за ней. Так что там за крест?
– Понятия не имею. – Покачав головой, Крейн встал. Теперь, посвятив в курс дела Миллс, он был не в силах усидеть на месте. – Ни от короны, ни от колонистов я наград не получал.
– Катрина даже не намекнула?
– Я же точно процитировал тебе ее сообщение, слово в слово, – вспыльчиво ответил Крейн. – «Отыщи крест, которым тебя наградили».
– Может, дело не только в словах? Что еще ты видел?
– Еще я видел людей, так или иначе вовлеченных в наш конфликт: генерал Вашингтон, ван Брант, ты, Молох и… – Крейн часто-часто заморгал. – Погоди… ну конечно! Еще я видел Виллетта!
– Это кто такой?
Крейн покачал головой.
– Маринуй Виллетт, лидер «Сынов свободы». Континентальный конгресс наградил нас десятерых особыми крестами – за храбрость, проявленную в борьбе с короной. Крест, впрочем, был не единственной наградой: некоторым солдатам вручили шпаги, а также медаль «За верность» – Джону Полдингу, например, и его товарищам, за поимку майора Андре.
– Странно, как мистер Фотографическая Память мог забыть о таком, – улыбнулась Миллс. – Ну, и что же стало с твоим крестом?
– Мистер Фотографическая Память, – кисло ответил Крейн, – не забыл. Он просто не получил награды на руки. Когда Конгресс объявил о награждении, сами кресты еще только заказали одному французскому серебряных дел мастеру. К моменту моего недосмертельного столкновения со Всадником тот не успел закончить работу.
– Недосмертельного? Мне нравится. Вообще-то, если кого-то награждают медалью посмертно, то награду вручают семье покойного.
Крейн покачал головой.
– Не в моем случае: Катрина, наложив заклятие на мой труп, подалась в бега, а про нашего ребенка мало кто знал. – Он невольно вздрогнул: недавнее откровение о том, что Катрина родила от него сына, потрясло до глубины души. Катрина и сама не ведала о беременности, а после гибели мужа, родив Джереми, оставила младенца на попечение верным товарищам. Правда, вскоре те погибли, а мальчик отправился в приют. – Боюсь, единственным моим наследником тогда мог считаться отец. Сомнительно, чтобы правительство новообразованных Соединенных Штатов передало такую награду члену британской аристократии, который отказался от сына, изначального получателя награды, стоило тому перебежать на сторону противника.
– Представляю: «Получите медаль покойного сына от друзей-повстанцев». Да уж, навряд ли. – Миллс вздохнула. – Ладно, думаю, перво-наперво следует разузнать про Крест Конгресса. Кто еще получил его?
– Затрудняюсь ответить. Маринуй Виллетт, ван Брант и я узнали о награде уже постфактум. Имена остальных получателей до нашего сведения не довели.
– Это плохо. – Миллс подошла к ноутбуку, намереваясь отыскать нужную информацию в невидимой библиотеке, то есть в интернете.
Поколдовав немного над клавиатурой, она нашла наконец страницу с нужными сведениями.
– Кажется, твоего серебряных дел мастера звали Гастон Мерсье. Кресты он закончил в 1785 году. Готовые награды морем отправил в Штаты, где Джордж Вашингтон вручил их выжившим героям и семьям погибших.
Крейн покачал головой.
– Мы уже выяснили: это применимо не ко всем. Эта твоя плетеная страница предоставляет список имен?
– Не плетеная, а сетевая. И да, список есть. Правда, в нем всего одно имя – кроме Виллетта и ван Бранта. Тенч Тилман. – Миллс оторвалась от экрана. – Кем надо быть, чтобы назвать ребенка Тенчем? – Она мотнула головой. – Спросила я у человека, которого нарекли Икабодом.
– Вообще-то, – заломил бровь Крейн, – мое имя восходит к библейским временам и даже упоминается в книге Самуила[4]. Что до мистера Тилмана, то, боюсь, не имел чести знать его. Зато помню, что он был среди самых доверенных помощников Вашингтона.
Миллс откинулась на спинку кресла.
– В общем, в сети насчет крестов подробностей нет. Я продолжу копать, но если Катрина не даст больше подсказок, то не знаю, как нам быть.
– В самом деле… Катрину я люблю больше жизни, но с каждым днем все сильнее убеждаюсь, что знал ее не так, как должен бы. Остается питать надежды, что это мое незнание не обернется губительным.
Глава 2
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
Январь 2014 года
Пока с дочерью Фрэнка Ирвинга не произошел несчастный случай, он даже не обращал внимания на Закон об инвалидах 1990 года.
Нет, про сам закон он знал. Еще когда он был новичком в департаменте полиции Нью-Йорка, сержант, бывало, отправлял его выписывать штрафы за нарушения правил парковки. Фрэнк часто штрафовал тех, кто занимал места для инвалидов, и тех, кто загораживал специальный пандус для колясочников на тротуаре. Да и сам он временами грешил тем, что пользовался гаражным лифтом, когда просто лень было подниматься пешком.
Однако по-настоящему доброту Конгресса он сумел оценить, лишь когда Мейси выписали из больницы и врачи сказали, что ходить она больше никогда не сможет.
Сама дочка воспринимала это как должное, потому как родилась уже после того, как закон приняли. Случись самому Ирвингу сесть в инвалидное кресло в возрасте Мейси – в 1980-х, – ему пришлось бы куда сложнее: меньше лифтов, меньше пандусов, отдельных мест для парковки и прочая, прочая.
Да, жизнь в последнее время сильно переменилась. Появление солдата времен Войны за независимость бесследно для Ирвинга не прошло…
Они с дочерью двигались вверх по Пятой авеню ко входу в Метрополитен-музей, мимо уличных художников и лотков с едой и напитками.
– Ну вот, Фасолинка, – сказал он, придерживая для дочери дверь. – Я тебе не рассказывал, как первый раз пришел сюда?
