Роберт Киркман - Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери
В северной части поля виднелись обгоревшие руины большого поместья. Почерневшие стены выделялись на фоне неба, подобно окаменелым скелетам, а все стекла оказались выбиты недавним ураганом. За последние несколько месяцев пожары уничтожили большую часть пригородов и ферм к югу от Атланты.
В августе, когда люди впервые встретились с ходячими трупами, овладевшая Югом паника разрушила всю инфраструктуру экстренной помощи. Больницы быстро оказались переполненными, а затем и вовсе закрылись, пожарные части прекратили свою работу, а шоссе 1-85 встало из-за аварий. Люди перестали ловить радиосигнал на своих питавшихся от батареек радиоприемниках и начали запасаться необходимым, мародерствовать, объединяться в группы и искать укромные места, где можно было затаиться.
Собравшиеся на этой покинутой ферме люди нашли друг друга на пыльных проселочных дорогах, среди лоскутных табачных полей и пустынных торговых центров в округах Пайк, Ламар и Мериуэдер. Все они были разного возраста, включая более дюжины семей с маленькими детьми, и караван еле ворочавшихся на последнем издыхании машин все рос, пока необходимость найти убежище и сделать передышку не вышла на первый план.
Теперь они обосновались на этом гектаре свободной земли, напоминая какой-нибудь Гувервилль[3] времен Великой депрессии. Некоторые жили в машинах, другие устроились в мягкой траве, третьи укрылись в небольших походных палатках, разбитых ближе к границам участка. У них было мало огнестрельного оружия и очень мало боеприпасов. Оружием теперь служили все элементы цивилизованной жизни: садовые инструменты, спортивные принадлежности, кухонная утварь. Многие выжившие, подгоняемые какими-то невидимыми и неведомыми часами, по-прежнему забивали колышки в холодную неровную землю, работая не покладая рук в стремлении создать временные убежища. И никто не заметил угрозы, надвигавшейся меж сосен с севера.
Под гигантским куском брезента в самом центре участка один из поселенцев, долговязый мужчина за тридцать в кепке с логотипом фирмы «Джон Дир»[4] и кожаной куртке, руководил собравшейся внутри группой угрюмых подростков. Огромная тканевая палатка отбрасывала тень на крупные черты его лица.
– Давайте, дамы, постарайтесь! – крикнул он поверх звона металла, наполнявшего прохладный воздух.
Подростки пытались одолеть массивную деревянную балку, которая должна была стать центральной опорой большого циркового шатра. Этот шатер они нашли на шоссе 1-85: он валялся на обочине рядом с перевернутым грузовиком, на кабине которого был нарисован гигантский выцветший клоун – краска в нескольких местах облупилась. Окружность шатра составляла более ста ярдов, и этот грязный и рваный купол, вонявший плесенью и навозом, по мнению мужчины в кепке с логотипом «Джон Дир», мог послужить прекрасной кровлей для организации общей зоны и хранения припасов, а также стать чем-то вроде штаба, из которого можно было следить за порядком и создавать видимость цивилизованного существования.
– Слышь… Она не выдержит веса, – пожаловался один из подростков, разгильдяй по имени Скотт Мун, одетый в армейскую куртку. Его лицо обрамляли длинные светлые волосы, а его тяжелое дыхание выдавало, как нелегко ему приходилось сейчас вместе с другими татуированными и исколотыми пирсингом ребятами-готами из его школы.
– Прекрати ныть – все она выдержит, – резко оборвал его мужчина в кепке.
Это Чад Бингэм, он поселился здесь вместе со всей семьей, включая четырех дочерей: малышку семи лет, девятилетних близняшек и девочку-подростка. Он был несчастливо женат на кроткой миниатюрной женщине из Валдосты и мнил себя ярым сторонником строгой дисциплины, прямо как его отец. Но у отца его было двое сыновей, и ему никогда не приходилось иметь дело с женским сумасбродством. А если уж на то пошло, отцу Чада никогда не приходилось иметь дело и с мешками гниющей мертвой плоти, возродившимися после смерти. Поэтому теперь Чад Бингэм встал у руля, примеряя на себя роль альфа-самца, ведь, как говаривал его отец, кому-то все равно пришлось бы. Он посмотрел на ребят:
– Держите ровно!
– Вот так – ровнее не будет, – пробормотал один из готов сквозь стиснутые зубы.
– Да ты просто окосел! – ухмыльнулся Скотт Мун.
– Держите ровно! – приказал Чад.
– Что?
– Я сказал, держите проклятую палку РОВНО!
Чад вставил металлический шплинт в отверстие на брусе. Внешние стены огромного брезентового балдахина заколыхались на осеннем ветру и зашуршали, а другие ребята устремились в дальние углы шатра с балками поменьше.
Как только шатер обрел форму и через широкий вход с одного его конца Чаду стал виден весь участок, он посмотрел вдаль поверх примятой коричневой травы, за машины с открытыми капотами, за группки матерей и детей, пересчитывавших скромные запасы ягод и остатков еды из торговых автоматов, за полдюжины пикапов, забитых пожитками.
На секунду глаза Чада встретились с глазами крупного темнокожего парня, стоявшего ярдах в тридцати от него, в северном углу участка, и наблюдавшего за Лилли Коул, подобно громадному вышибале какого-то клуба под открытым небом. Чад знал Лилли по имени – и только. Больше ему ничего не было известно об этой девушке – разве только, что она была «какой-то подружкой Меган», – а о здоровяке известно было и того меньше. Чад вот уже несколько недель жил по соседству с этим гигантом, но не в силах был даже вспомнить его имя. Джим? Джон? Джек? В общем-то, Чад не знал ничего ни о ком из этих людей, понимая лишь, что все они были доведены до отчаяния и напуганы и просто молили об установлении дисциплины.
Однако уже некоторое время Чад периодически обменивался многозначительными взглядами с черным здоровяком – так они приглядывались друг к другу, проводили оценку. Они не обменялись ни словом, но Чад чувствовал, что вызов уже брошен. Здоровяк, может, и одолел бы Чада врукопашную, но так далеко Чад заходить не собирался. Размер не имел значения для пули 38-го калибра, которая покоилась в стальном «смит-вессоне» 52-й модели, засунутом сзади за широкую портупею Чада.
Но в этот момент между двумя мужчинами, находившимися в пятидесяти ярдах друг от друга, проскользнула искра понимания, подобная молнии. Лилли по-прежнему стояла на коленях перед черным здоровяком, ожесточенно колотя по колышкам палатки, но во взгляде парня, обращенном к Чаду, промелькнуло нечто темное и тревожное. Понимание пришло быстро, в несколько этапов, подобно зажиганию электрической цепи.
Позже оба мужчины независимо друг от друга решили, что они – как и все остальные – не учли два фактора, имевших в тот момент громадное значение. Во-первых, шум установки палаток целый час привлекал ходячих. Во-вторых, что, возможно, важнее, участок обладал одним серьезным недостатком.
Впоследствии оба мужчины с горечью поняли, что естественный барьер, образованный расположенным поблизости лесом, который поднимался на вершину соседнего холма, из-за неудачной топографии гасил, глушил и практически убивал любой естественный звук, исходивший из-за деревьев.
В общем-то, с вершины этого холма мог спуститься хоть школьный оркестр, но никто из поселенцев не заметил бы его, пока тарелки не ударили бы прямо у него под носом.
Несколько минут Лилли оставалась в счастливом неведении об атаке, хотя события вокруг нее разворачивались с огромной скоростью и стук молотков сменялся раздававшимися со всех сторон криками детей. Лилли продолжала со злостью вбивать колышки в землю, ошибочно принимая визг за детскую игру, пока Джош не схватил ее за ворот толстовки.
– Что?.. – огрызнулась Лилли, сверкнув глазами в сторону здоровяка.
– Лилли, надо…
Джош не успел закончить, увидев ярдах в четырех от них темную фигуру, которая, неуклюже пошатываясь, вышла из леса. Времени, чтобы убежать, чтобы спасти Лилли, не осталось: Джош успел лишь выхватить молоток из рук девушки и оттолкнуть ее в сторону.
Лилли упала и практически инстинктивно перекувырнулась, а затем, сориентировавшись, снова вскочила на ноги, подавив крик, рвавшийся у нее из горла.
Первым к участку ковылял высокий бледный ходячий в грязной больничной одежде; у него не было половины плеча, а торчавшие из него сухожилия извивались, подобно червям. Но самым страшным было то, что за ним шли еще два трупа, мужчина и женщина. На их лицах зияли пропасти замшелых ртов, из бескровных губ сочилась черная желчь, а их безжизненные глаза смотрели в одну точку. Все трое передвигались уже знакомой неровной поступью, щелкая челюстями и, словно пираньи, обнажая почерневшие зубы.
Через двадцать секунд трое ходячих уже окружили Джоша, а палаточный лагерь пришел в движение. Мужчины хватали свои самодельные орудия, а те, у кого были пушки, тянулись к кобуре. Самые смелые из женщин вооружились досками, вилами, рогатинами и ржавыми топорами. Часть людей вместе с маленькими детьми укрылась в машинах и грузовиках; послышались удары кулаков по дверным замкам, захлопнулись все дверцы багажников.
