Корнелия Функе - Живые тени
На четвертый день впереди, за морем седых волн, наконец показались меловые скалы. Они были точной копией скал в мире Джекоба, только с белых альбийских утесов на подплывающие корабли взирали семь королей и одна королева. Каждое изображение было таким огромным, что в ясный день их можно было разглядеть за много миль. Соленый воздух разъедал им лица еще безжалостнее, чем угарные газы разъедали исторические памятники другого мира. Лицо нынешнего короля скрывалось за строительными лесами: дюжина каменотесов как раз подновляла ему усы, за которые он получил прозвание Моржа.
Лиска посматривала на побережье Альбиона как на вражескую территорию. В городских театрах публика рукоплескала оборотням, умевшим на сцене превращаться кто в осла, а кто в собаку. На лисиц же на зеленых холмах охотились с таким неистовством, что Джекоб даже взял с нее обещание не носить лисью шубу на острове.
Альбион… Ханута уверял, что здесь раньше водилось больше волшебных существ, чем в Лотарингии и Аустрии, вместе взятых, но фабрики возникали на влажных от дождя лугах Альбиона стремительнее, чем в Шванштайне. Пока Джекоб вел свою лошадь между ожидавшими на пристани экипажами, ему даже чудилось, будто на близлежащих холмах у него на глазах один за другим вырастают города, так бурно развивающиеся в другом мире. Но холмы были по-прежнему покрыты заколдованными лесами, которые были ему куда больше по сердцу, чем улицы и парки, где они с Уиллом выросли. Джекоб частенько задавался вопросом, не за эту ли первозданность полюбил зазеркальный мир его отец? Или все-таки дело было лишь в том, что он мог здесь выдавать изобретения родного мира за свои собственные?
Они свернули на одну из менее оживленных дорог. Она тянулась на северо-запад через поля и луга, где с трудом верилось, что дупляки и острозубы в Альбионе сделались такой же редкостью, как и домовые-хобы (здешняя родня гномов-лесовичков), а равно чешуйчатые водяные кобольды, которых еще несколько лет назад можно было увидеть пасущимися в каждом водоеме. Последний золотой ворон торчал в виде чучела в музейной витрине, единороги остались только на королевских гербах, а в Лондре, древней столице, строились дворцы для поклонения перед новым чародейством: науками и инженерным искусством. Но целью Джекоба был совсем другой город.
Пендрагон, располагавшийся всего в каких-нибудь сорока милях вглубь страны, мог похвастаться почти таким же множеством башен, что и Лондра, и был таким старым, что ученые все никак не могли сойтись во мнениях относительно времени его основания. А еще этот альбийский город приютил у себя самый знаменитый университет. В центре города лежал огромный камень. Его поверхность гладко отполировали бесчисленные ладони. Лиска придержала поводья лошади и перед тем, как двинуться дальше, тоже провела по его поверхности рукой. Согласно преданию, это был тот самый камень, из которого Артур Пендрагон извлек волшебный меч и тем – задолго до появления Гуисмунда – завоевал себе корону Альбиона. Ни об одном короле Зазеркалья не ходило больше правдивых и мифических сказаний, чем об Артуре. Говорили, что его родила фея, а отец его был лесным царем, одним из легендарных бессмертных, которые в свое время смертельно поссорились с феями, так что те не оставили от них и следа. Артур передал Пендрагону не только свое имя. Он же основал прославленный университет, а краеугольный камень, заложенный в его основание, наделил магической силой, заставлявшей старинные стены по ночам источать ослепительный свет, так что здесь по сей день не было нужды в уличных фонарях.
Здание было окружено кованой железной оградой, словно руины зачарованного города. Ограде было уже много веков. На закате ворота закрывались. Лиска вслушалась в ночь, прежде чем перелезть через них. Стражники, обходившие в темноте территорию, несли караул уже столько лет, что им давно было пора на заслуженный отдых, но никого это не заботило: ведь охраняли они всего-навсего кучу старых книг и запах прошлого, весьма неохотно смешивавшийся с веяниями прогресса.
Башни и фронтоны из бледно-серого камня. Темные окна, отражающие свет обеих лун. Джекоб обожал пендрагонские лабиринты учености. Он провел бесконечные часы в Большой библиотеке, слушал в старинных аудиториях лекции о лепреконах или ведьминских диалектах Лотиана, в зале для фехтования изучил несколько новых (на удивление коварных) выпадов… и все больше убеждался в том, что гораздо сильнее жаждет постичь этот мир, чем тот, где родился. Все эти годы, потраченные на поиск потерянных волшебных вещиц, исполнили его убежденностью, что он призван защищать прошлое, которое жители этого мира больше не ценят.
В большинстве окон исторического факультета, как и в других учебных корпусах, было темно. Лишь на втором этаже горел свет. Роберт Льюис Данбар любил работать допоздна.
Он даже головы не поднял, когда Джекоб вошел в его кабинет. Письменный стол Данбара был так завален книгами, что его самого едва можно было разглядеть за стопками, и Джекоб задался вопросом, в какое столетие тот на этот раз погрузился. Трудно быть сыном чистокровного фир-даррига[2] и одновременно талантливым историком. Нужно блистать куда большей ученостью, чем коллеги человеческого происхождения, но Данбар никогда не испытывал с этим трудностей, хотя от отца он унаследовал крысиный хвост и густую шерсть на всем теле.
Востроносенькая мордочка Данбару, правда, не передалась. Более или менее человеческим лицом он был обязан красоте своей матери. Большинство фир-дарригов родом с Фианны, острова по соседству с Альбионом и его соперника. Фир-дарриги умеют становиться невидимыми и обладают редким даром – фотографической памятью, о чем большинство людей не догадываются.
– Джекоб… – Данбар так и не поднял головы. Он перелистнул страницу и поскреб волосатую щеку. – Воистину величайшая тайна нашего универсума: с какой такой целью университетское руководство платит ночным стражам, если они столь же слепы, сколь и глухи. По счастью, твою пиратскую поступь ни с чем не спутаешь. А вот тебя, Лиска, я, признаться, пропустил! – Он взглянул на нее и улыбнулся. – Клянусь мечом Пендрагона, а лисица-то выросла! И ты все еще терпишь его выходки?
Он захлопнул книгу и бросил на Джекоба насмешливый взгляд.
– И что мы такое разыскиваем на этот раз? Рубашку, пошитую руками хабетрот, коготь грифона? Тебе бы стоило переквалифицироваться. Лампочки накаливания, батарейки, аспирин – вот слова, звучащие нынче магически.
Джекоб подошел к письменному столу и стал разглядывать книги, по бумажным ландшафтам которых Данбар каждую ночь пускался странствовать.
– «История Мавритании», «Ковры-самолеты», «В царстве волшебных ламп»… Ты что, собираешься в отпуск?
– Очень возможно, очень возможно… – Данбар поймал муху и украдкой положил себе в рот. Ни один фир-дарриг не может устоять перед жужжащим насекомым. – Что делать историку в стране, где все одержимы будущим? Что хорошего в том, что нашей жизнью управляют стрелки и шестерни?
Джекоб раскрыл одну из книг и стал рассматривать изображение ковра-самолета, несущего на себе двух лошадей, а заодно и их всадников.
– Поверь мне, это только начало.
Данбар заговорщицки подмигнул Лисе:
– Любит строить из себя пророка, а? Но если спросить, что именно он в этом будущем видит, то от ответа он увернется.
– В один прекрасный день я, может быть, открою тебе и это.
Никого на свете Джекоб не посвятил бы в существование другого мира с большей готовностью, чем Данбара. При каждой встрече он воображал себе, как расширились бы близорукие глаза ученого при виде небоскреба или реактивного самолета. Хотя Данбар неустанно критиковал прогресс своего мира, Джекоб не знал никого другого, кто бы обладал столь великой образованностью, умом и одновременно ненасытным любопытством ребенка.
– Но ты так и не ответил. – Данбар взял стопку книг, чтобы отнести обратно на темные деревянные полки, наводнившие все четыре стены его рабочего кабинета печатным знанием. – Что ты ищешь на этот раз?
Джекоб положил книгу о коврах-самолетах обратно на стол. Как бы он хотел, чтобы нынешняя его охота была посвящена какому-нибудь невинному волшебному предмету вроде этого.
– Я ищу голову Гуисмунда, Истребителя Ведьм.
Данбар так резко остановился, что одна из книг даже выпала у него из рук. Он нагнулся и поднял ее.
– Сперва тебе бы следовало отыскать его усыпальницу. – Его тон стал непривычно холодным.
– Ее-то я как раз нашел. Но у трупа Гуисмунда не хватает головы, сердца и правой руки. У меня такое впечатление, что он приказал отослать голову в Альбион. Своему старшему сыну.
Данбар одну за другой ставил книги на полки, не произнося ни звука. Потом он обернулся и оперся спиной об их кожаные переплеты. Джекобу еще никогда не приходилось видеть столько враждебности в лице Данбара. На историке, как обычно, был длинный сюртук, прикрывавший его крысиный хвост. Лишь огненно-алый цвет одежд выдавал в нем фир-даррига. Других цветов фир-дарриги не признавали.
