Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками
Это было запоздалое приказание. Он не мог сдерживаться после стольких дней молчания и страха.
– Но это я во всем виноват, мадам! – снова зарыдал он.
Его губы дрожали, слезы заливали лицо.
– Мне надо было вести себя тихо. Не кричать. Но я не мог терпеть, и милорд услышал мой голос. Он ворвался в комнату, и я так обрадовался, что бросился к нему и спрятался у него за спиной, а милорд ударил англичанина по лицу. Англичанин вскочил с пола, схватил табуретку и бросил ее в милорда. Я так испугался, что выбежал из комнаты и спрятался в чулане в конце коридора. И даже там были слышны крики и шум. А потом милорд нашел меня, открыл дверь и помог мне одеться, потому что руки у меня так дрожали, что я не мог застегнуть пуговицы.
Он теребил мои юбки обеими руками и прятал в них лицо, пытаясь заставить меня поверить в его раскаяние.
– Это моя вина, мадам! Но я не знал! Я не думал, что милорд будет драться с англичанином! А теперь милорд пропал и уже никогда не вернется, и в этом виноват только я.
Безутешно рыдая, он упал на землю у моих ног. Он плакал так громко, что, скорее всего, не слышал моих слов, когда я наклонилась над ним, чтобы поднять.
– Это не твоя вина, Фергюс. Не твоя и не моя. Но ты прав, наверное. Он пропал навсегда.
* * *После разговора с Фергюсом я впала в еще большую апатию. Серое облако, окутывавшее мое сознание с того момента, как я потеряла ребенка, становилось все плотнее и гуще, лишая возможности видеть свет рождающегося дня. Звуки внешнего мира едва доходили до меня, подобно легкому звону колокола сквозь нависший над морем туман.
Луиза стояла надо мной и тревожно хмурилась.
– Ты ужасно похудела. И такая бледная. Нельзя так себя вести, – укоряла она меня. – Ивонна говорит, ты опять не завтракала.
Я не могла припомнить, когда в последний раз мне хотелось есть. Задолго до дуэли в Булонском лесу? Задолго до путешествия в Париж? Я перевела взгляд с каминной полки на причудливой формы мебель в стиле рококо. Голос Луизы доносился словно откуда-то издалека, и я не обращала на него внимания. Он воспринимался мною не более чем шум, подобный постукиванию ветвей деревьев о стенку дома или жужжанию мух, привлеченных запахом завтрака, поданного на стол.
Я наблюдала за одной такой мухой, слетевшей с яйца, после того как Луиза хлопнула в ладоши. Она назойливо жужжала и кружила неподалеку, чтобы улучить минуту и снова усесться на лакомый кусочек. Я услышала звук торопливых шагов, властный голос Луизы и короткий ответ служанки: «Сейчас, мадам!» – а затем – хлоп! Это служанка била мух одну за другой. Она смахивала их маленькие черные трупики себе в карман, сметала их со стола и вытирала оставшийся от них след краем фартука.
Луиза наклонилась, неожиданно попав в поле моего зрения.
– Твое лицо осунулось – кожа да кости. Если ты не хочешь есть, то, по крайней мере, пойдем погуляем, – нетерпеливо сказала она. – Дождь прекратился, давай посмотрим, не осталось ли орехов на мускатном дереве. Может быть, тебе захочется их съесть.
Мне было безразлично, где находиться – в доме или на улице. Туманная пелена все еще окутывала меня, сглаживая очертания окружающих предметов и делая их неотличимыми друг от друга. Но я считала себя обязанной Луизе, поэтому встала, оделась, и мы вышли.
У дверей, ведущих в сад, ее остановил повар и обратился со множеством вопросов по поводу званого обеда для гостей. Гости были приглашены, чтобы хоть немного развлечь меня, и дом охватила обычная в таких случаях лихорадка.
Луиза тоскливо вздохнула и, коснувшись моей спины, сказала:
– Ты иди, а я пришлю слугу с твоим плащом.
Это был необычно прохладный для августа день, накануне прошел дождь. На покрытых гравием дорожках стояли лужи, а капли дождя, падающие с деревьев, были холодными.
Небо все еще оставалось хмурым, но освободилось от черных туч. Я обхватила себя руками. Казалось, вот-вот выглянет солнце, но все равно хотелось накинуть плащ.
Я услышала шаги позади себя, обернулась и увидела слугу Луизы, Фрэнка, но плаща у него в руках не было. И вид был весьма озабоченный.
– Мадам, – сказал он, – к вам посетитель.
Это известие огорчило меня, поскольку я совсем не была расположена к каким-либо встречам.
– Скажите, что вы не нашли меня, а когда визитер отбудет, принесите мне, пожалуйста, плащ.
– Но, мадам, это лорд Брох-Туарах, ваш супруг.
Крайне удивленная услышанным, я обернулась взглянуть на дом. Это был действительно Джейми. Я сразу узнала его высокую фигуру, но отвернулась, сделав вид, что не поняла, кто это, и пошла по направлению к кустарнику. Он был довольно густым и высоким, чтобы спрятаться в нем.
– Клэр!
Притворяться было бесполезно. Он тоже увидел меня и уже спешил по тропинке. Я ускорила шаг, но мне было бесполезно состязаться с ним. На полпути к кустарнику меня одолела одышка, и я вынуждена была замедлить шаг. Я давным-давно утратила свою спортивную форму.
– Клэр, подожди!
Я чуть обернулась. Он был совсем близко. Мягкая серая пелена, окутывающая меня, заколыхалась, и я почувствовала озноб от мысли о том, что встреча с Джейми совсем лишит меня этой зыбкой защиты от внешнего мира. Если это произойдет, я погибну, словно червяк, вытащенный из земли и брошенный на каменную скалу, голый и беспомощный под палящими лучами солнца.
– Нет! – отчаянно завопила я. – Я не желаю говорить с тобой. Уходи!
Он замедлил шаг, а я отвернулась и быстро пошла вниз по тропинке, по направлению к ореховому дереву. Я слышала его шаги по гравию тропинки, но продолжала идти все быстрее и быстрее, я почти бежала. Когда я уже собралась нырнуть под крону дерева, он настиг меня и схватил за руку. Я пыталась вырваться, но он крепко держал меня.
– Клэр! – снова произнес он.
Я не поворачивала к нему лица. Если не увижу, то смогу убедить себя, что его здесь нет. И таким образом спасусь.
Он отпустил мою руку, но вместо этого ухватил за плечи так, что мне пришлось поднять голову, чтобы сохранить равновесие. Лицо его было худым и загорелым, у рта пролегли резкие морщины, глаза потемнели от боли.
– Клэр, – произнес он более мягким тоном, увидев, что я смотрю на него. – Клэр, ведь это был и мой ребенок тоже.
– Да, был, но ты убил его.
Я вырвалась из его рук и нырнула под узкую арку. Словно испуганная собачонка, я остановилась внутри миниатюрной, причудливо украшенной беседки, увитой виноградом. Кружевные стены беседки окружали меня со всех сторон – я оказалась в западне. В беседке сделалось темно, когда он заслонил собою вход в нее.
– Не трогай меня.
Я отступила назад, не отрывая глаз от пола.
«Уходи же! – фанатично повторяла я про себя. – Пожалуйста, ради бога, оставь меня в покое!»
Я чувствовала, как серое покрывало, окутывающее сознание, начинает спадать и острые стрелы пронзают тело подобно молниям, пронзающим облака.
Он замер в нескольких шагах от меня. Я отвернулась от него и то ли села, то ли упала на деревянную скамеечку. Глаза мои были закрыты, и я вся дрожала. Несмотря на то что дождь прекратился, было холодно, влажный ветер проникал сквозь резные стены беседки.
Джейми не приближался ко мне, но я чувствовала его присутствие, слышала прерывистое дыхание.
– Клэр! – В его голосе звучало отчаяние. – Клэр, разве ты не видишь… Клэр, ты должна поговорить со мной! Ради бога, Клэр! Ведь я даже не знаю, был ли это мальчик или девочка!
Я сидела словно завороженная, вцепившись руками в грубое дерево скамьи. Вдруг я услышала какой-то шум рядом. Заставила себя открыть глаза и увидела, что он сидит на земле, на мокром гравии, у моих ног, низко опустив голову. Капли дождя поблескивали в его волосах.
– Простишь ли ты меня когда-нибудь? – прошептал он.
– Это была девочка, – спустя минуту ответила я.
Мой голос звучал хрипло, я говорила через силу.
– Мать Хильдегард покрестила ее и дала ей имя. Вера. Вера Фрэзер. Ты знаешь, что матери Хильдегард присущ юмор…
Он продолжал некоторое время сидеть с опущенной головой. Потом спросил:
– Ты видела ребенка?
Теперь мои глаза были открыты. Я сидела, уставившись в свои колени. Капли дождя, время от времени залетавшие в беседку, оставляли темные пятна на моей шелковой юбке.
– Да, видела. Акушерка, самая лучшая из лучших, мадам Бонэр, оказывающая «Обители ангелов» услуги на благотворительной основе, сказала, что я должна взглянуть на младенца, поэтому я это сделала.
Я даже слышала, как она говорила: «Дайте ей ребенка. Лучше, когда мать видит своего мертворожденного младенца, тогда у нее не остается никаких иллюзий». У меня их и не осталось. Я все помню.
– Она была само совершенство, – продолжала я как бы про себя, – такая маленькая. Ее головка помещалась у меня на ладони. Ушки слегка оттопырены. Они просвечивали на солнце. И все ее тельце мягко светилось, особенно на округлостях щек и ягодиц. Мать Хильдегард завернула ее в кусок белого шелка.
