Сергей Арно - Живодерня 2

Сзади слышался гул пламени, грохот рушащихся перегородок… Но Илья, не оглядывался… Прижимая к груди Петрушку, он бежал… Бежал изо всех сил. Он не помнил, как выскочил на улицу. Вокруг шатров царила невероятная суета. Из горящего цирка выводили пони, вытаскивали ящики с реквизитом, подносили ведра с водой… С воем сирен приехали три пожарные машины. Никому не было дела до мальчика с куклой в руках. Только одни бородатый дядька с пустым ведром, который налетел на Илью и чуть не уронил его, крикнул:

— Не мешайся, мальчик! Иди лучше домой!

И Илья пошел домой. В их доме никто не проснулся. Он прокрался к себе в комнату и в обнимку с Петрушкой улегся в постель. На душе у него было радостно и спокойно.

Но еще долго зарево от пожара металось по стенам комнаты и еще долго не приходила тьма…

Все это Илья вспомнил и пережил заново, лежа на кровати в санатории. Но куда он дел тогда эту куклу? Где она сейчас?..

Он поднялся с кровати, подошел к окну. За окном была ночь, совсем не такая ночь, как была тогда, в детстве. Шел снег. Илья постоял, посмотрел в темноту, потом снова сел на диван. Но ему не сиделось. В душе было беспокойно. Илья снова встал, прошелся по комнате, взгляд упал на тоненькую пачку нелинованной бумаги на тумбочке. Он взял страничку, ручку и подсел к письменному столу. Минуту подумав, написал:

"Мне иногда кажется… Да, мне иногда кажется, что я уже побывал в его шкуре. Но когда, где?.. Не помню. Я иногда стараюсь припомнить, мне кажется это было в детстве… Неужели я совершил какое-то преступление? Ведь урод говорил о том, что Петрушка просыпается в человеке, он совершает преступление, а дальше может жить и не знать о своем преступлении. Невольный убийца… Это страшно, это намного страшнее, чем быть жертвой или обдуманным убийцей… Невольный убийца… А теперь мне остается только убить себя. Ведь жить так нельзя. Ведь, только убив себя, я избавлюсь от живущей во мне куклы."

Илья перестал писать, прочел последнюю фразу, крест накрест перечеркнул написанное и, скомкав бумажку, сунул в карман.

Илья вдруг вспомнил слова Амвросия, сказанные на кладбище после боя с чудью: "Подумай, почему Атхилоп избрал именно тебя".

А действительно, почему? Почему именно я?

Илья, поднявшись из-за стола, вновь заходил по комнате. Часы на стене показывали четыре часа ночи. На улице завывал ветер. Илья дождался шести часов, оделся и, захватив все вещи, не забыв положить в карман бандитский глаз, вышел из санатория. Автобус до Петербурга отходил в половине восьмого.

Илья решил никому не сообщать о своем отъезде в Новгород, где он намеревался найти разгадку того, что же с ним происходит на самом деле.

Автобус довез его до Невского проспекта. Он знал, что поезд до Новгорода отправляется с Варшавского вокзала только в четыре часа дня. Рано на вокзал ехать не хотелось, и он решил, возможно, в последний раз прогуляться по Невскому, раз уж тут оказался.

Около "Катькиного" садика Илью остановил молодой человек со следами вырождения на пухлом лице. Пуская слюни на рубашку, протянул Илье бумажку с закорючкой, чем-то напоминавшей свастику. Илья покрутил бумажку в руке, не зная, что делать с подарком идиота, и бросил в урну; та уже переполнилась от таких бумажек, и было такое чувство, что урну сейчас вырвет.

В самом садике кто-то, не переставая, вопил в мегафон о национальной идее. Илья зашел и огляделся: два десятка слушателей и десяток выступавших объединял единый недуг. Все они были умственно недоразвитые, это было видно невооруженным глазом. У всех у них на руке были повязки с той же символикой. Слюни текли на рубашки, выпуклые глаза с восторгом глядели на такого же выступавшего идиота, между ними чувствовалось полное взаимопонимание. Но вот Илья, как не старался, никак не мог понять выступающего идиотского человека.

Илья послушал и хотел идти подальше от идиотов, но тут к памятнику Екатерины поднялся предводитель — заросший бородой мужчина и стал говорить, но тоже какую-то ахинею. Илья слушал в недоумении. В выступавшем он узнал… сначала ему казалось, что он ошибся, но, приглядевшись и прислушавшись, понял, что нет. Это был санитар из психушки Кирилл. И странно, но почудился Илье рядом с Кириллом еще один расплывчатый силуэт кого-то в черном… Но нет, это только почудилось.

Илья повернулся и вышел из садика.

Бывший бандит Кирилл чудом спасшийся от смерти, теперь работал старшим воспитателем в интернате для умственно отсталых и, увлекшись в последнее время национальной идеей, организовал кружок юных гитлеристов, читал им "майнкамф" и рассказывал о детстве фюрера, которое, по словам Кирилла, тоже проходило в интернате для умственно отсталых; и когда они станут взрослыми идиотами, то тоже смогут собраться в армию и устроить мировую войну. Ущербный народ слушал Кирилла внимательно. Но особенно умственно отсталый нравилось, надев повязку со свастикой, вышагивать в затылок друг другу куда-нибудь, куда послали. А посылал их Кирилл вокруг помойки, и те маршировали исправно до самого обеда.

В общем, устроился он неплохо, и кормили бесплатно. Раз в неделю воспитатель-Кирилл выводил всю свою ораву к памятнику Екатерине — и воспитанники его были счастливы.

Илья остановился на Невском. Хотелось посидеть где-нибудь, до отправления поезда было еще далеко. В Катькином саду он видел лавочки, но уж больно не хотелось проходить через толпу идиотов и видеть физиономию этого мерзавца Кирилла. Илья обогнул садик и вошел не с главного входа, а в боковую калитку.

Он оказался в аллее. Посредине одной из скамеек сидел низкорослый человек в старомодном пальто и, сильно ссутулившись, быстро-быстро писал в лежавшей у него на коленях общей тетради. Что-то очень знакомое показалось Илье в этом человеке.

Усевшись рядом с ним, Илья искоса поглядывал на его доброе лицо с лохматыми бровями и старался вспомнить, где мог встречаться с ним… Возможно, давно, в другой обстановке…

— Парамон, — негромко сказал Илья. — Точно. Это же Парамон! Илья, наконец признав своего товарища, помогавшего ему бежать из психбольницы, где из Ильи чуть не сделали идиота. А ведь он мог бы вот так же, пуская слюни, стоять в рядах фашистов возле памятника императрице и вслушиваться в бред лидеров.

При упоминании его имени Парамон вздрогнул и взглянул на Илью.

— А, Илья, здорово, — бровастый человек, ничуть не удивившись встрече, протянул ему руку. — Опять из меня роман прет, прямо не могу. Видать, снова к психиатру идти нужно, чтобы на обследование направил. Слушай, ты погоди минутку, а, сейчас главу только допишу.

Парамон опять склонился над тетрадью.

"Да-а, — подумал Илья. — Тяжелый у Парамона недуг, никак излечить не могут. Интересно, сколько он уже романов написал?"