Стивен Кинг - Зеленая Миля

— Больше не бросай ее, Пол. — Голос Элейн дрогнул. — У меня разорвется сердце, если я еще раз увижу, как он бежит за катушкой.

Я понимал ее чувства, но полагал, что она не права. Мистеру Джинглесу нравилось бегать за катушкой и прикатывать ее назад. Даже теперь, после стольких лет. И лишать его любимой игрушки не хотелось.

— В пакете есть и мятные леденцы, — улыбнулся я. — «Канада мине». Я думаю, он до сих пор любит их, не перестает принюхиваться, если я достаю один из пакета. Но его желудок с ними уже не справляется. Поэтому я приношу ему гренки.

Я опять присел, отломил маленький кусочек от гренка, который забрал с веранды-солярия, положил на пол. Мистер Джинглес понюхал его, взял в передние лапки, начал есть. Его хвост аккуратно свернулся вокруг него. Покончив с полученной порцией, Мистер Джинглес вопросительно посмотрел на меня.

— Иногда старики не знают меры в еде. — Я протянул гренок Элейн. — Попробуй.

Она отломила маленький кусочек, бросила на пол. Мистер Джинглес подошел, понюхал, посмотрел на Элейн… потом взял кусочек и начал есть.

— Видишь? — Я повернулся к ней. — Он знает, что ты не временная.

— Откуда он здесь взялся, Пол?

— Понятия не имею. Однажды я вышел на утреннюю прогулку и увидел, что он лежит на ступеньках. Я сразу сообразил, кто он такой, но взял катушку, чтобы убедиться, что не ошибся. А потом достал ему коробку из-под сигар и выложил ее ватой. Я думаю, он ничем не отличается от нас, Элейн: у него тоже все болит. Однако желание жить по-прежнему при нем. Ему нравится катать катушку, ему нравится видеть давнего знакомца. Шестьдесят лет я держал в себе историю Джона Коффи, больше чем шестьдесят, а вот теперь я ее рассказал. Мне кажется, для того он и вернулся. Чтобы дать мне знать, что надо поторапливаться и изложить все на бумаге, пока еще есть время. Потому что я, как и он… отправляюсь туда.

— Отправляешься куда?

— Ты знаешь. — В молчании мы наблюдали за Мистером Джинглесом. Потом, не знаю почему, я вновь бросил катушку, хотя Элейн и просила меня этого не делать.

Мистер Джинглес, естественно, понесся за катушкой, прихрамывая, с трудом, но и (я в этом не сомневался) с нескрываемым удовольствием.

— Плексигласовые стены, — прошептала Элейн, провожая его взглядом.

— Плексигласовые стены, — с улыбкой согласился я.

— Джон Коффи прикоснулся к Мистеру Джинглесу точно так же, как он прикоснулся и к тебе. Ведь он не просто излечил твою болезнь, он сделал тебя… повысил сопротивляемость твоего организма?

— Думаю, ты подобрала правильный термин.

— Сопротивляемость тому, что в конце концов валит нас с ног, как термиты валят деревья, в которых селятся. Повысил твою сопротивляемость… и его, Мистера Джинглеса. Когда держал его между своих ладоней.

— Совершенно верно. Какая бы сила ни действовала через Джона, так я, во всяком случае, представляю себе случившееся с нами. А теперь то, что он в нас вложил, иссякает. Термиты все-таки прогрызли ствол. На это им потребовалось чуть больше времени, но они своего добились. Мне, возможно, еще осталось несколько лет, люди живут дольше мышей, но время Мистера Джинглеса на исходе.

Он добрался до катушки, обошел ее, лег на бок, часто-часто дыша (мы видели, как поднимается и опускается его седой бочок). Потом поднялся и начал толкать катушку носом. Прихрамывая, едва держась на лапках. Но глазки его блестели так же ярко, как и всегда.

— Ты думаешь, он хотел, чтобы ты написал то, что я сегодня прочитала? — спросила Элейн. — Так, Пол?

— Не Мистер Джинглес, — ответил я. — Не он, но сила, которая…

— Кого я вижу! Поли… И Элейн Коннолли! — раздался из открытой двери голос, полный насмешливого ужаса. — Чтоб я так жил! Что это вы тут поделываете?

Я повернулся, совсем не удивившись возникшему в дверном проеме Брэду Доулену. Он удовлетворенно улыбался, еще бы, ему удалось провести старого пердуна. Интересно, далеко ли он отъехал после окончания смены? Наверное, до ближайшей закусочной, где выпил стакан-другой пива.

— Уходите, — холодно молвила Элейн. — Немедленно уходите.

— Не тебе командовать здесь, старая карга. — Доулен все улыбался. — Может, ты и имеешь право указывать, что мне делать, там, на холме, но не здесь. Здесь вас вообще быть не должно. Проживающим в доме престарелых заходить сюда не положено. Любовное гнездышко, Поли? А где же стариковская лежанка, которая просится на страницы «Плейбоя»? — Его глаза широко раскрылись, когда он увидел обитателя сарая. — А это еще что такое?

Я не повернулся, чтобы посмотреть. Я и так знал, кого он увидел. В это мгновение настоящее внезапно слилось с прошлым. И в дверях уже стоял не Брэд Доулен, а Перси Уэтмор. Еще мгновение, и он вбежит в сарай и растопчет Мистера Джинглеса, у которого уже не было сил убежать от злодея.

Я поднялся (боль в суставах исчезла как по мановению волшебной палочки) и бросился наперерез Перси.

— Оставь его в покое! — завопил я. — Ради Бога, оставь его в покое, Перси, или я за себя…

— Почему ты называешь меня Перси? — спросил он и нанес мне такой сильный толчок в грудь, что я едва не упал. Элейн поймала меня (могу себе представить, какой болью отдалось в ней это резкое движение), и я устоял на ногах. — И не в первый раз. Можешь не дуть в штаны. Трогать эту гадость я не собираюсь. Нет нужды. Кому нужна дохлая мышь.

Я повернулся в надежде, что Мистер Джинглес просто лежит на боку, переводя дух, как не раз с ним случалось. Он лежал на боку, все так, да только второй бок больше не поднимался и не опускался. Я старался убедить себя, что это не так, что он еще дышит, но тут Элейн зарыдала в голос. С невероятным трудом она наклонилась и подняла с пола мышку, которую я впервые увидел на Зеленой миле, когда она бесстрашно шла к столу дежурного. Мистер Джинглес недвижно лежал на ее ладони. Глазки потухли. Он умер.

Доулен пренеприятно улыбнулся, обнажив зубы, которые давно требовали внимания дантиста.

— Господи, неужели мы потеряли семейного любимца? Может, устроим похороны с венками и…

— Заткнись! — вскричала Элейн так громко и властно, что Доулен отступил на шаг, а улыбка сползла с его лица. — Убирайся отсюда! Немедленно убирайся отсюда, а не то ты больше не проработаешь здесь ни одного дня! Ни одного часа! Клянусь, не проработаешь!

— И отправишься в кандалах в Южную Каролину, — прошептал я так тихо, что ни Элейн, ни Доулен меня не услышали. Взгляд мой не отрывался от Мистера Джинглеса, лежащего на ладошке Элейн.

Брэд собрался уже осадить ее, вновь заявить, что здесь она не вправе орать на него (в принципе сарай находился вне территории, на которой полагалось гулять проживающим в доме престарелых, я об этом знал), но не решился. Потому что, как и Перси, в душе он был трусом. Скорее всего он проверил, действительно ли ее внук — большая шишка, и убедился, что Элейн не погрешила против истины. Опять же любопытство свое он удовлетворил, вызнал стариковский секрет: в сарае жила ручная мышь. А теперь она сдохла, не выдержало сердце или что-то еще, когда она катила катушку.