Алексей Атеев - Тьма

– Что за чушь ты городишь! Вроде не пьешь последнее время, а такое несешь… Где они, эти мертвецы? Покажи мне их! Если они восстали из могил, то куда потом делись?

– Назад улеглись, – неуверенно предположил Валька.

– Ах, назад! Значит, и следы должны остаться. Земля свежая, кресты поваленные… Так пойдемте посмотрим.

Спорщики отделились от остальной массы горожан и пошли в уже хорошо им известный, дальний угол кладбища. Мамаша предводительствовала компанией, а Иван замыкал шествие. Вот и могила предка Картошкиных, купца первой гильдии и потомственного почетного гражданина, которую Иван хорошо запомнил. Еще полсотни метров, и показались знакомые кресты, под которыми лежали братья-разбойники.

– Где-то здесь, – задумчиво сказала мамаша.

– Точно, – добавил Толик, – вон и кресты голубые…

– Не видать, – сообщил результаты своих наблюдений Славка.

– Не видать, – подтвердил и Валька.

– Ищите, – приказала мамаша. – Не могла же могила исчезнуть.

– А может, ее размыло, – предположил Картошкин.

– Такую ямину?! Да ни в жисть! Ну-ка я сама… – И мамаша отправилась на поиски. – Главное, табуреток не видать, – бормотала она под нос. – Куда бы они могли деться.

– Такой ливень прошел, – заметил Картошкин. – Ты не помнишь, что ли, как нас водой несло? Так то нас, а уж табуретки подавно уплыли. И гроб тоже.

– Это понятно, – ответствовала мамаша. – Но куда они уплыли? Ведь далеко же не могли. Где-то тут они…

– Слушай, мать. Кончай ты с этими табуретками! – крикнул Толик. – Ничего, как видишь, тут нет. Даже могила исчезла…

– А может, и не было никакой могилы? – неуверенно предположила мамаша.

– Да ты что! Как это не было? – вытаращился на мать Картошкин.

– Очень просто. Приснилось нам все.

– Ну, ты даешь! Приснилось… Всем одновременно, что ли? Тогда и сейчас снится?

– Снится, не снится… Не знаю. Могила-то куда делась?!

– Загадка! – с выражением произнес Толик. – Ладно, – продолжил он. – Пойдем отсюда. К народу пойдем. Нехорошо отбиваться от коллектива. Тем более и новый мэр с нами. Сочтут за отрыв от масс.

– Послушайте, а что делать с этой теткой? – вдруг вспомнил Иван.

– С какой теткой? – спросил Толик.

– Да с той, которую на тачке возят, как там ее… некрасиво получается. Ну, поглумились… Может, так и нужно, коли виновата. Но, по-моему, достаточно. А то мы ей же и уподобляемся. Она народ порола, а мы за это ее в голом виде по городу таскаем, на позор обрекаем.

– И бесчестие, – глубокомысленно изрек Картошкин.

– Поэтому предлагаю ее отпустить, – твердо сказал Иван. – Пускай идет восвояси.

– А ты знаешь, что она – жена нашего бывшего сотоварища майора Плацекина? – спросил Толик.

– Да какая разница, чья она жена. Довольно человека мучить!

– Так пойди и освободи, – предложила мамаша.

– И освобожу… – И Иван скорым шагом направился в тот участок кладбища, на котором раздавались веселые голоса.

– Нет, не наш он человек, – заметил Славка.

– Не наш, – подтвердил Валька.

– Дураки вы! – заметила мамаша, сплюнула и пошла прочь.

И компания двинулась следом.

Плацекин быстрым шагом спешил в сторону кладбища. Следом едва поспевал шустрый завхоз Кузьмич. Он что-то быстро и горячо бормотал, однако майор его не слушал. Он думал. В душе Плацекина бушевали противоречивые чувства. Мысленно он представлял телеса своей супруги, сидящей на тачке, и это незримая картина вызывала в нем ослепляющую ярость. Конечно, Людка – далеко не ангел. Конечно, она захватила власть в городе самым подлым маневром, конечно, она ввела военное положение и приказывала арестовывать и пороть людей, но ведь она человек, и притом женщина. К чему же такая жестокость! Но, кроме ярости, в нем проснулось злорадство. И злорадство вполне объяснимое. В последнее время Людка совсем потеряла всякое чувство меры. Ладно бы делала карьеру да помалкивала. Но ведь она его лично ни в грош не ставила. Что ни слово – пренебрежительный тон, насмешка, а то и откровенная издевка. Людка думает, он не знает, что она путалась с начальником тюрьмы… да мало ли еще с кем. И вот теперь она поплатилась за собственную самонадеянность и глупость.

Но Даша!.. Его несчастное дитя, ставшее при живых отце и матери почти что сиротой. Дом – полная чаша, а она шатается по чужим людям, живет в притонах, льнет к проходимцам. Почему так? А потому, что до ребенка родителям, особенно матери, нет никакого дела. Кормя Дашу хорошей едой, обеспечивая ее лучшей одеждой, которую только можно достать, удовлетворяя любое ее желание, они просто забыли о том, что она не говорящая кукла, а человек. Причем находящийся в том возрасте, когда больше всего требуется любовь и сердечное участие. И вот теперь приключился такой конфуз. Как перенесет Даша позор, нежданно свалившийся на голову матери, а значит, и на нее?

«А может, пристрелить Людку, и дело с концом, – возникла в сознании шальная мысль. – Пристрелить, а потом себя… Даша станет тогда настоящей сиротой. И что будет дальше? Нет, нельзя, нельзя… Это вообще для нее смерти подобно. Ведь девчонка, совсем девчонка!..»

– Ты говоришь: сгущенным молоком ее вымазали? – спросил Плацекин у Кузьмича.

– Так точно, – подтвердил Кузьмич.

– А где они взяли молоко-то это?

– Так сама Людмила Сергеевна им его и выдала.

– Это как же?

– После ливня вчерашнего, все, кто жилья лишился, пришли к зданию администрации с целью, значит, переночевать, – стал рассказывать старик. – Пришли, значит, а там заперто. Никому нет дела до бедолаг. Картошкина Дарья говорит: ломайте замок. Ну, сломали, зашли в администрацию и там расположились. А утром ваша супруга пожаловала. И давай на них, на погорельцев… или как там их назвать, орать. Кто, мол, позволил?! По какому праву?! То да се. Ну а те тоже зашумели, а больше всех Дарья. Говорит, мы пострадавшие от стихии. Где же нам было размещаться, коли мы жилья лишились? А один дед попросил материальную помощь. Людмила Сергеевна приказала мне принести из кабинета банку со сгущенкой и выдать этим… Я так и сделал.

– А банка-то откуда взялась? – спросил Плацекин.

– С молочного завода принесли.

– Ага, взятка, значит.

– Уж не знаю. Только Людмила Сергеевна ее уже есть начала.

– Как есть?!

– Очень просто. Открыла и ложкой…

– Ну и ну!

– Вот и Картошкина возмутилась. Лейте, говорит, на нее. А перед этим они подрались…

– Подрались?! И кто кого?

– Супруге вашей досталось.

– Так ей, сучке, и надо! Допрыгалась б… Ну а потом?

– Одежку с нее содрали, облили, значит, сгущенкой и на улицу выволокли. А там поймали этого казачишку Горожанкина и с ним тоже учинили… Только не молоком его мазали, а, кажись, дерьмом. Порол ведь…