Джон Маркс - Страна клыков и когтей

Помощи от нее ждать нечего. Мне страшно. Передо мной стоит неподдельный этический вопрос, могу ли я с чистой совестью повторить в этом дневнике подробности того, что она рассказывала о своих сношениях с Торгу. Если, как я уже говорил, эти страницы следует понимать как последнюю волю и завещание, то ее откровения станут частью этого документа. Насколько я понимаю, им в нем не место. Рассказанное ею — предмет строжайшей конфиденциальности. Уверен, ее повествование — фальсификация, выдумка от начала и до конца, и интуиция настойчиво подсказывает мне: то, что она якобы добровольно предложила как оружие, было взято грубой силой. Знает ли ее жених?

Джулия Барнс, Салли Бенчборн и я стоим последним редутом.

Книга XV

ВСЕОБЩИЙ СБОР

46

Настало утро понедельника, и я записываю последние строчки. Не знаю почему, но я уверена, что завершит их за меня кто-то другой. Если когда-нибудь в будущем кто-то наконец изложит историю «Часа», могу лишь надеяться, что мои беспорядочные заметки дадут возможность приоткрыть завесу над истиной. Обычно мой почерк легко читается, но это самая малая из моих забот. Я хочу, чтобы мне верили, и понадобится мудрый толкователь, который сможет избежать западни показного, очевидного, приземленного. Я говорю себе, что подобный толкователь существует и что он или она спасет меня в неком неопределенном будущем, но вполне сознаю, что к моим нынешним обстоятельствам это не имеет отношения. У меня есть заботы посерьезнее.

Записки я кладу на кровать. В них все: от моего первого вечера в Румынии до настоящего момента. Если на работе мне представится возможность, я набросаю краткое приложение. Если нет, если такой шанс мне не выпадет, возможно, это сделает мой будущий спаситель.

После разговора с Остином, Джулией и Салли выбор стал очевиден. Я могу просто уйти. С первой же минуты, как я приехала в Нью-Йорк, отец хотел, чтобы я оставила этот город. Он будет только счастлив оплатить мой переезд в более привольные места. Можно будет начать все сначала, подальше от ужаса того дня, и надеяться, что Торгу — обычный гангстер, которого мое воображение превратило во вселенское зло, и дела этого гангстера меня не касаются. Однако, будь у меня такая возможность, я бы давно за нее ухватилась. К несчастью, истина кроется у меня в крови, на моей коже, в моем подсознании. Я не могу бежать от себя, разве только покончить счеты с жизнью. Мысль о самоубийстве не раз меня посещала, представлялась вполне логичным выходом, если в моем затруднительном положении возможно хотя бы что-то логичное. Я лишила бы себя жизни, вот только я знаю, что меня ждет. Это насилие станет предтечей вечной жажды крови в рядах миллиардов таких же потерянных душ. Если бы я хотела стать рабыней и служанкой Йона Торгу, то самоубийство — самый верный для этого способ. Но я скорее предпочту стать хозяйкой в его доме.

Итак, я подошла к единственной реальной альтернативе. Невзирая на пожелания Остина, я должна пойти на собрание. Плевать мне на судьбу Боба Роджерса. Ему уже лет десять как пора на пенсию. Пока я не пропала, он едва знал о моем существовании. Но собрание не имеет к нему отношения. Его истинное назначение, цель, которая будет достигнута ненамеренно — облегчить бойню. Я видела глаза Торгу. Он твердо решил перерезать Остину горло. Он почти чувствовал вкус влаги жизни на языке. Но я сорвала его планы, и теперь он собирается пожрать всех и вся. Он затаился где-то на нашем этаже в ожидании, когда соберутся сотрудники, согнанные, как быки в загоны скотобойни. А за ним, вокруг него собираются кровопийцы, ждущие, когда их услышат. Он придет. И будет действовать.

Надо торопиться.

Джулия и Салли вошли в здание, открыв двери собственным ключом. Еще до рассвета, до прихода Миггисона, они поднялись на двадцатый этаж и с облегчением увидели, что правильно рассчитали время: Менард покинул свой пост, чтобы открыть двери кабинетов. Проскользнув мимо его стола, они направились к монтажным. Стоило им достичь Лапательного проулка, на Джулию накатил необъяснимый страх, и она порадовалась, что Салли прихватила с собой «Энфилд». Как выяснилось, после истории с просмотром материала о гуру здорового образа жизни Салли без нее на работу не приходила.

Когда они проходили мимо фильмохранилища, куда складывали недавно отснятые кассеты, Джулия тревожно глянула на его дверь. После нападения Ремшнейдера они перепрятали взрывчатку на верхнюю полку в дальнем углу хранилища, куда скорее всего никто не заглянет. Другого выбора не было. Джулия не хотела рисковать, снова вынося «Си-4» из здания. Ей не хотелось рисковать, снова пронося взрывчатку мимо Менарда. Фильмохранилище было лучшим из небезопасных тайников, но имело значительные неудобства, главным из которых был Чарли Миггисон. Помещение не откроется, пока Миггисон не придет на работу. Единственный ключ находился у него. Они пошли в монтажную Джулии.

У двери Салли с сожалением помедлила.

— Жаль, что так вышло с Подлизой, — сказала она. — Благодаря ему я получила «Эмми». Он был монтажером. Очень хорошим. Но я бы сказала, он перешел черту.

— Ты так думаешь?

Джулия взялась за ручку двери. Женщины пристально смотрели друг на друга. Салли подняла острие штыка.

— Ты говорила, что хочешь посмотреть на мое оружие, — сказала она. — Как оно тебе?

— На чертову пятерку, — отозвалась Джулия. — Жаль только, что мы не спровадили Подлизу в мусоросжигатель. Для верности.

Салли передернуло от омерзения. Не стоило говорить гадости, и Джулия тут же пожалела о вырвавшихся словах, которые ее саму наполнили отвращением. Она все-таки мать. Она все-таки сочувствовала бедным и бездомным. Но голос у нее в голове хихикал, радуясь грядущей бойне.

Повернув ключ, Джулия открыла дверь монтажной. Труп исчез. Она захлопнула дверь, потом снова дернула ее на себя. Кто-то забрал труп? Или он сам собой ушел? Неужели Ремшнейдер жив? И если да, то где он? В напряженной тишине вопросы трещали электрическими разрядами. Ни одна не произнесла ни слова. Переглянувшись, они посмотрели на закрытые двери в обоих концах коридора. Где остальные монтажеры? Салли пошла первой, и они осторожно прокрались назад к фильмохранилищу и, став как на страже у его дверей, болтали о пустяках в ожидании. Прислонившись к стене, Салли сняла «Энфилд» с предохранителя.

Материализовался вечно недовольный Миггисон. Он выдернул из-за обшлага связку ключей и с интересом уставился на женщин. Склонил голову, чтобы, заглянув за спину Салли, получше рассмотреть винтовку.