Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

— Она мертва? — спросил Макбрайд.

— Да погляди же на нее, ради Христа! — ответил Дули. — Ее полностью вспороли.

— Мы все равно должны проверить, есть ли признаки жизни, — напомнил Макбрайд.

Дули не двинулся, чтобы исполнить эту формальность, и Макбрайд сам склонился над жертвой, пытаясь нащупать пульс на изуродованной шее. Пульса не было. Кожа убитой оставалась теплой под его пальцами. Струйка слюны, стекавшая по щеке, еще не засохла.

Дули оглядел погибшую. Худшая из ран в верхней части туловища была плохо видна, поскольку сидящий на корточках Макбрайд заслонял обзор. Все, что он мог видеть, — это копна каштановых волос и торчащие из-под скамьи ноги, одна босая. Красивые ноги, подумал Дули; он бы засвистел при виде таких.

— Она доктор или лаборант, — сказал Макбрайд. — На ней лабораторный халат.

Вернее, это был лабораторный халат, потому что теперь его разодрали на клочки, так же как одежду под халатом и, для полноты картины, кожу и мышечные ткани. Макбрайд поглядел на грудную клетку женщины: грудина разворочена, а сердце сорвано с места, словно убийца хотел забрать его в качестве сувенира, но что-то помешало ему. Он смотрел на это, не испытывая дурноты, поскольку всегда гордился своим крепким желудком.

— Ты доволен? Она действительно мертва? — спросил Дули.

— Мертвее не бывает.

— Сюда спускается Карнеги.

Дули подошел к одной из раковин. Не думая об отпечатках пальцев, он отвернул кран и плеснул себе в лицо пригоршню воды. Потом он поглядел на Макбрайда — тот прервал свой тет-а-тет с трупом, пересек лабораторию и подошел к уставленным приборами столам.

— Да что они тут делали? Боже милостивый! — воскликнул он. — Ты видишь эти штуки?

— Какой-то исследовательский факультет, — сказал Дули.

— И что же они исследовали?

— Я-то откуда знаю? — фыркнул Дули. Бесконечные вопли обезьянок и близость мертвой женщины побуждали его поскорее покинуть это место. — Не трогай ничего, а?

Макбрайд не обратил внимания на просьбу Дули. Оборудование зачаровало его. Он увлеченно разглядывал энцефалограф и электрокардиограф, самописцы, откуда выползали рулоны пустой бумаги, мониторы видеокамер, укрепленные на консолях. На ум ему пришло описание «Марии Селесты». Этот опустевший корабль науки, все еще держащийся на плаву под неразборчивое пение механизмов, остался без капитана и команды.

За стеной оборудования было окно шириной не более метра. Сначала Макбрайд решил, что оно выходит наружу, но потом пригляделся и понял: там какое-то экспериментальное помещение вроде бокса.

— Дули?.. — позвал он, обернувшись.

Однако тот исчез; вероятно, пошел встречать Карнеги. Довольный, что никто не помешает его изысканиям, Макбрайд вновь обратился к окну. Свет внутри бокса не горел Заинтересовавшись, Макбрайд обошел стену, занятую полками с оборудованием, в поисках входной двери в бокс. Она оказалась распахнута. Без колебаний он вошел внутрь.

Приборы, нагроможденные по ту сторону окна, почти не пропускали света, и в помещении было темно. Однако через несколько секунд глаза Макбрайда привыкли к темноте, и он увидел, что в комнате царит хаос Стол перевернут, кресло разнесено в щепки, кабели спутаны, оборудование уничтожено. Камеры, мониторы которых, вероятно, выведены в соседнюю комнату, осветительные приборы — все разбито. Это был полный разгром, им мог бы гордиться любой вандал.

В воздухе стоял знакомый запах, но происхождение его Макбрайд сразу определить не мог. Он какое-то время стоял неподвижно, принюхиваясь, пока не услышал звук сирен в наружном коридоре. Значит, Карнеги вот-вот будет здесь. Внезапно он понял, где раньше слышал этот запах. Тот же самый дух ударял ему в ноздри, когда после занятий любовью с Джессикой он, как всегда, шел в душ, а потом возвращался в спальню. Это запах секса. Макбрайд улыбнулся.

На лице его еще отражалось удовольствие, когда тяжелый предмет рассек воздух и ударил Макбрайда в нос. Он почувствовал, как хрустнул хрящ и хлынули потоки крови. Он сделал два или три неуверенных шага назад, чтобы избежать нового удара, но запнулся о наваленный на пол хлам. Он упал на битое стекло и поглядел наверх. Убийца надвигался на него, занося металлическую балку. Лицо человека напомнило Макбрайду морды обезьян в клетках: те же оскаленные желтоватые зубы, те же глаза, горящие безумной яростью.

— Нет! — прокричал человек, опуская импровизированную дубинку.

Макбрайд кое-как ухитрился заслониться от удара рукой, одновременно доставая оружие. Атака была неожиданной, но теперь размозженный нос прибавлял ему ярости и он готов был дать нападавшему достойный отпор. Макбрайд легко выдернул у агрессора дубинку и, постанывая, поднялся на ноги. Все правила, касающиеся процедуры ареста, вылетели у него из головы. Он обрушил град ударов на голову и плечи мужчины, заставив его пятиться через всю комнату. Мужчина заслонялся руками, уклонялся и, наконец, ударился о противоположную стену. Только теперь, когда противник почти потерял сознание, ярость Макбрайда поутихла Он стоял посредине комнаты, тяжело дыша, и наблюдал за избитым человеком, сползавшим на пол по стене. Он сделал серьезную ошибку. Теперь он увидел, что нападавший одет в белый лабораторный халат. Следовательно, как напыщенно выражался Дули, тот был на стороне ангелов.

— Ах, черт побери! — сказал Макбрайд. — Вот дерьмо-то.

Веки мужчины затрепетали, и он поднял глаза на Макбрайда. Очевидно, он с трудом понимал суть происходящего. Наконец на его угрюмом лице с густыми бровями появилось осмысленное выражение. Он явно осознал, кто такой Макбрайд; вернее, кем он не является.

— Вы не он, — прошептал он.

— Кто «он»? — спросил Макбрайд. Он понял, что может спасти свою репутацию, если вытянет у свидетеля важные показания. — Кто, вы думали, я такой?

Мужчина открыл рот, но ничего не сказал. Макбрайд наклонился над ним и выпытывал:

— На кого, по-вашему, вы напали?

Рот снова приоткрылся, и опять не донеслось ни звука. Макбрайд настаивал.

— Это очень важно, — говорил он. — Просто скажите мне, кто он был?

Мужчина что-то прошептал. Макбрайд прижал ухо к его дрожащим тубам.

— Летят вонючий, — сказал мужчина и вырубился.

Макбрайду оставалось только проклинать его. Потеря контроля над собой вполне может принести такие неприятности, что их хватит на всю жизнь. Но что теперь можно делать?

Инспектор Карнеги привык к рутине. За исключением редких моментов профессиональных озарений, его работа состояла из долгих часов ожидания. Он ждал, пока тела сфотографируют и осмотрят эксперты, пока законники придут к соглашению, пока будут собраны свидетельские показания. Он давным-давно оставил попытки бороться с этой скукой и научился искусству покорно плыть по течению. Следствие нельзя торопить; опытный и мудрый человек, он позволял медэкспертам и юристам делать их нудные дела. В конце концов придет время и появится перст указующий, и преступник содрогнется.