Скарлетт Томас - Наваждение Люмаса

— Но зачем? — спрашиваю я, так и не дождавшись, чтобы мой мозг обработал эту информацию. — Зачем вам это?

— Мальчики из Иллинойса молятся, чтобы я вмешался в нелегкую судьбу лабораторных мышей. Ну и что еще тут можно придумать, кроме как стереть сознание той женщины, которая их изобрела?

— Но я не могу стирать сознания!

— Да что вы говорите! То есть вы хотите сказать, что, пока находились здесь, ни разу не заставляли людей передумать? Не заставляли их сделать то, чего без вас они делать не стали бы? И разве не это помогло вам сбежать от тех людей в машине?

— Но… — Я в растерянности и не знаю, как объяснить. — Но это ведь происходило в реальном времени. А прошлое менять нельзя. Вы ведь знаете про временные парадоксы?

— Все, что происходит в тропосфере, происходит в прошлом — в вашем понимании.

— А как же парадоксы?

— Да бросьте вы, в настоящий момент парадоксально все. Хуже не будет.

У меня перед глазами появляется изображение людей в белых халатах, склонившихся над лотками с мышами. Вот они исследуют какое-то создание, у которого на спине выросло ухо, вот — мышку с опухолью, а вот лоток пуст, в нем больше никого нет. Но если бы в начале двадцатого века женщину, которая вывела эти мышей, остановили, мышей в лотке и вовсе никогда не появилось бы. И этих людей в халатах — тоже. Весь мир был бы другим. Я пытаюсь объяснить это Аполлону Сминфею.

— Да нет же, нет, — мягко возражает он мне. — С этим нет никаких проблем. Думаю, мыши просто растворились бы в воздухе — вот и все. Мир не стал бы другим. Никто бы даже не заметил.

— Но…

— Вы уже сделали это, так что тут даже и спорить не о чем.

— Если я уже это сделала, то почему же в лабораториях до сих пор полные клетки мышей?

— Разве? Что-то я их там не вижу.

— А как же вы? Если бы не было лабораторных мышей, возможно, культа Аполлона Сминфея в Иллинойсе никогда бы не возникло и вас бы тоже не существовало…

— Да что вы, я появился еще при древних греках. Да и вообще, всякий бог вынужден делать вещи, которые приводят к его исчезновению. В этом мы с людьми похожи. Мы заложники одной и той же экономии.

В нашем разговоре так много парадоксов, что у меня начинает болеть голова. Ну, по крайней мере, энергии у меня прибавилось — видимо, это от капельницы, подключенной к моему физическому телу в больнице.

— Ее зовут мисс Эбби Лэтроп, — повторяет он. — Она живет на ферме в Массачусетсе. Вам следует оказаться у нее приблизительно в конце 1899-го. Я оставлю для вас сообщение с подробными инструкциями, когда вы вернетесь сюда снова.

Ну, по крайней мере, он не требует, чтобы я сделала это немедленно.

— Но…

— Что?

— У меня есть еще один, очень важный вопрос.

— Какой же?

— Это меня не убьет? Ну… ведь когда я переместилась всего на месяц назад, это чуть меня не угробило — и угробило бы, если бы не появились вы. И вы уж меня извините, но я так до сих пор и не знаю, удастся ли мне когда-нибудь отсюда выбраться.

— Не знаю, что вы такого нашли в этой «жизни». — Аполлон Сминфей вздыхает. — Но не беспокойтесь. Я покажу вам кое-что — думаю, вам это пригодится.

— Что это?

— Метрополитен. Думаю, это довольно близкий перевод.

— Метрополитен? Это в смысле — поезда?

— Да. Так это будет выглядеть для вас. Да, думаю, в вашем представлении это будут поезда.

Домов вокруг становится все больше. Мы идем вниз по крутому холму, и где-то внизу я вижу огни шоссе. Конечно, никаких машин там по-прежнему нет. Ни машин, ни мусора, ни людей. Оказавшись на дороге, мы сворачиваем вправо и идем вдоль ряда ярко освещенных универмагов, среди которых там и тут встречаются большие серые офисные здания. Мы проходим еще немного, и мне снова начинает казаться, будто у предметов вокруг меня больше углов, чем следовало бы. Я вижу большие грязно-белые многоквартирные дома с пристроенными к ним многомерными прачечными и джаз-барами. Здесь всего чересчур много, и я почти физически ощущаю, как на меня давит перегруженность пространства. И в то самое мгновение, когда мне кажется, что больше я не выдержу, Аполлон Сминфей показывает на какие-то ступеньки, ведущие вниз, под улицу. Когда мы подходим ближе, я понимаю, что это очень сильно напоминает вход в лондонское метро.

— Вот мы и пришли, — говорит он. — Это не самый легкий способ перемещения по тропосфере, но самый легкий способ вернуться к себе.

Я начинаю спускаться по ступенькам, но понимаю, что он за мной не идет, и останавливаюсь.

— Разве вы не идете? — спрашиваю я.

— Нет-нет, мне туда нельзя.

— А я там без вас разберусь?

— У вас должно быть расписание, на этой вашей штуке… На устройстве…

— У меня на дисплее?

— Ну да, на нем, если вы его так называете.

— И куда мне отсюда ехать?

— К себе. Я бы посоветовал вам высадиться у себя до того, как вы отправились в тропосферу в этот раз. Тогда вы избежите массы неприятных вещей — не попадете в больницу, там вас не настигнут эти люди, и все такое прочее.

— Вы хотите сказать, что там будет станция под названием «Эриел Манто, паб в Хертфордшире, за пять минут до того, как она отправилась в путешествие, в котором узнала, каким образом можно вернуться»? Ведь вы же понимаете, парадоксы…

— Да когда вы наконец перестанете говорить про парадоксы! Весь ваш мир — один сплошной парадокс. Официально он не имеет ни начала, ни конца. В нем нет ничего, что имело бы смысл, и тем не менее вы, похоже, создали его именно таким.

Но я уже его не слушаю. Я думаю. Так, значит, они все-таки настигают меня в том варианте развития событий, в котором я попала в больницу. Надо поскорее выбраться отсюда. Интересно, сработает? Не знаю. Но я больше не могу оставаться в этом месте, здесь слишком темно, и вокруг слишком много всего — в этом ночном городе, который я, получается, придумала сама и который каким-то образом отражает сознания людей «вовне». Сколько мы шли, чтобы попасть сюда? В тропосферном времени, наверное, минут десять? Трудно сказать.

И вдруг — какой-то звук. Скрип колес. Аполлон Сминфей тоже слышит его. Его серое лицо нахмуривается, уши настороженно вздрагивают.

— Вам лучше уйти, — говорит он.

— Что это? — спрашиваю я.

Но тут мне становится ясно, что это. С холма спускаются двое белобрысых мальчишек: один на скейтборде, второй — на ржавом велосипеде. Они еще довольно далеко отсюда, проехали, может, только четверть спуска.

— Ступайте, — говорит Аполлон Сминфей. — Я что-нибудь придумаю.

— А что, если они меня догонят?

— Они не смогут туда спуститься. Ну, идите же, скорее. Нельзя, чтобы они вас здесь увидели.