Эндрю Клейвен - По ту сторону смерти

Но рука повисла в воздухе, замерла, а потом — все с той же улыбкой на устах и с грацией фокусника-иллюзиониста — Яго поднял вторую руку и стал не спеша, методично стягивать с ладони перчатку.

За секунду до того, как луна скрылась за очередным облаком. Харпер увидела его руку. Без перчатки. Кисть была поражена гангреной. Ткани, от кончиков пальцев до запястья, омертвели, приобретя синюшный оттенок.

Харпер остолбенела.

— Ах, Харпер, Харпер, — с печалью в голосе, не переставая улыбаться, произнес Яго. — Ах, Харпер.

Поднялся ветер, он стонал и бесновался. Луна исчезла. Незаметно между Харпер и Яго выросла стена тумана. Харпер уже с трудом различала очертания его фигуры. У нее на глазах Яго превращался в призрак, а туман все сгущался, словно нарочно сгоняемый сюда ветром. Наконец белесая мгла полностью скрыла его от ее глаз. Теперь она не знала, где враг, и ее охватил ужас. Подчиняясь древнему инстинкту самосохранения, она взмахнула тростью, приготовясь защищаться.

Выл ветер, снова выглянула луна и выхватила из тьмы тщедушную женскую фигурку, застывшую в какой-то нелепой позе.

Яго исчез.

ЭПИЛОГ

Ах, любовь моя, давайте будем искренни друг с другомИ признаем — в этом мире,Что казался царством грёзы,Незнакомым и прекрасным,Нет ни радости, ни счастья, нет любви и нет покоя,И никто здесь не поможет облегчить страданья наши.Мы бредём по полю брани, в темноте ища спасенья,А вокруг безумцев ордыБьются насмерть.

Бернард, устало привалившись спиной к стене, из-под полуопущенных век наблюдал за царившим у поместья Белхем-Грейндж столпотворением. Двое санитаров вынесли на носилках тело сэра Майкла и направились к карете «скорой помощи». На подъездной дорожке стояли полицейские машины с включенными красными мигалками, словно специально предназначенными для того, чтобы разгонять туман. С бесстрастными, ничего не выражающими лицами перед домом сновали констебли и детективы.

Чуть поодаль, на лужайке, куда не долетали красные сполохи, застыли две неподвижные фигуры. Шторм и София стояли рядом, его рука лежала на ее плече.

Носилки с застегнутым на молнию черным мешком погрузили в чрево «скорой помощи», санитары запрыгнули следом, дверца захлопнулась.

Машина, шурша шинами по гравию, выехала на буковую аллею и покатила прочь. Бернард видел, как Шторм и София повернулись и, склонив головы, побрели к подернутому туманной дымкой аббатству.

Дул промозглый холодный ветер. Бернард зябко поежился. У него болело все тело, ныла каждая косточка. Пожалуй, он и сам не отказался бы от носилок. И от «скорой помощи». Да и от покойницкого мешка, чего уж там. Особенно если он будет накачан наркотиками — для снятия стресса. Самое подходящее место, чтобы провести остаток этой поганой жизни.

Бернард потянулся, надеясь хоть немного размять одеревеневшие члены, и снова прислонился к стене. Фигуры Шторма и Софии удалялись, их силуэты становились все более и более призрачными. Над руинами Белхемского аббатства висела яркая, почти полная луна. Время от времени на нее набегали легкие перистые облака, и она походила на женщину, примеряющую шляпки с вуалью.

Шторм и София остановились у края погоста. Они стояли лицом к лицу, потом Шторм обнял ее, и она уронила голову ему на грудь. Бернард глубоко вздохнул и почувствовал в воздухе знакомый сладковатый аромат трубочного табака.

— Хм, — донесся до его слуха хрипловатый смешок.

Бернард повернул голову и увидел Харпер. В зубах она держала трубку, придерживая ладонью оформленную в виде черепа чашечку. Она тоже смотрела в сторону аббатства, где стояли обнявшись двое влюбленных.

— Только не надо, — проронил Бернард. — Я серьезно, Харпер. Не надо так кичиться собой. Боюсь, это меня доконает.

Харпер, склонив голову набок и не отрывая взгляда от влюбленных, вынула трубку изо рта и растерянно пробормотала:

— Ну что ж…

— Что «ну что ж»? — Бернард скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на нее. — Что означает это твое «ну что ж»? Значит, ты так понимаешь хэппи-энд? Отец мертв, возлюбленный тоже того гляди умрет. Эти двое не поняли и половины из того, что здесь сегодня произошло. И скорее всего никогда не поймут. Единственное, что им остается, это замкнуться в своем маленьком мирке, где они могут прижаться друг к другу, окруженные океаном страданий и безумных страстей. Нет, ты мне скажи, как, по-твоему, это называется?

— Жизнь, — вполголоса ответила Харпер, задумчиво глядя в сторону аббатства. — Это называется жизнь. Бернард.

— Жизнь, — передразнил он. — Теперь, когда Яго смылся с концами, ты, конечно, не в состоянии придумать что-нибудь получше.

Харпер едва заметно кивнула.

— Он делает свое дело, — пробормотала она. — Я — свое.

Какое-то время оба молчали. Там, в тени аббатства, в предрассветной дымке, в тающем свете луны София подняла голову, и Шторм приник к ее губам долгим нежным поцелуем.

Харпер мечтательно улыбнулась:

— Кстати, я бы не сказала, что так уж и «с концами». Не совсем. Остались его люди. Вряд ли все они будут ему верны. Наконец, у нас тоже есть связи в полиции. Триптих уничтожен, и — если я не ошибаюсь — обстоятельства складываются таким образом, что наша «птичка» вскоре будет вынуждена вспорхнуть.

Бернард лишь закатил глаза и покачал головой.

Харпер рассмеялась и похлопала его по плечу.

— Выше нос, малыш! Охота только начинается. — И с этими словами она зашагала прочь, к буковой аллее, оставляя за собой тонкий, ажурный шлейф табачного дыма.

Бернард постоял еще минуту и пошел за ней.

Ричард Шторм обернулся и заметил удаляющихся от дома Харпер и Бернарда.

Он крепче прижал к себе Софию, отдавая ей тепло своего тела и упиваясь ее теплом. Ветер гнал последние клочья тумана. Шторм провожал взглядом худенькую, тщедушную фигурку Харпер Олбрайт — с ее неизменной тростью, в манто и широкополой шляпе — и стройную, поджарую фигуру сопровождавшего ее юноши.

Он держал Софию в объятиях и смотрел им вслед до тех пор, пока их силуэты не растаяли в зыбкой дымке.

Занавес опустился.

Примечания

1

Джон Генри Ньюмен (1801–1890), англ. теолог, педагог, публицист и церковный деятель. В 1845 перешел из англиканской церкви в католическую, с 1879 кардинал. Защищал теорию «развития догматов» и принцип свободной от схоластических рамок «открытой теологии». До перехода в католичество утверждал, что «39 статей» (основных догматов) англиканской церкви вполне совместимы с католицизмом. — Здесь и далее примеч. пер.