Мумия, или Рамзес Проклятый - Райс Энн
Подальше от них! Клеопатре показалось, что она задыхается. Поднявшись на самый верх лестницы, она оглянулась. Те люди входили в дальнюю дверь, завешенную бархатом. А Алекс вел ее в противоположную сторону. Слава богам!
– Да, кажется, наши места в самом дальнем от гардероба углу, – улыбаясь, сказал Алекс. – Почему ты стесняешься? Ведь ты так прекрасна. Ты самая красивая женщина на свете.
– Я ревную тебя, мне дорог каждый час, который мы провели вместе. Поверь, люди все разрушат, лорд Алекс.
– Ну что ты, это невозможно, – возразил он с наивной убежденностью.
Эллиот стоял у дверного занавеса.
– Куда же, черт побери, запропастился Алекс? Что так увлекло его, где он ходит в такое время? Мое терпение вот-вот лопнет.
– Эллиот, неужели вам больше не о чем беспокоиться? – спросила Джулия. – Скорее всего, он нашел очередную американскую наследницу. Третью большую любовь на этой неделе.
Они входили в ложу. Эллиот через силу улыбнулся Джулии. Он мельком увидел в автомобиле женщину: шляпа, ленты, развевающиеся волосы… Может быть, его сыну наконец-то улыбнулась удача.
Полукруглый ярус, гигантский полуовальный крытый амфитеатр. В дальнем конце находится сцена, спрятанная за мягким подрагивающим занавесом; ниже сцены, в огромной яме, целое скопище мужчин и женщин, извлекающих ужасные звуки из струнных инструментов и горнов. Клеопатра приложила руки к ушам.
Алекс повел ее вниз по крутым ступенькам к первому ряду этой маленькой секции. Здесь у самых перил стояли мягкие красные кресла. Клеопатра посмотрела налево. Через тускло освещенный проход она увидела Рамзеса. Увидела бледную женщину с огромными печальными глазами. Лорд Рутерфорд усаживался рядом с ними. По правую руку от него сидел темнокожий египтянин, одетый не менее изысканно, чем другие мужчины.
Она попыталась отвести от них взгляд, но продолжала смотреть, не понимая, почему на душе так тревожно. Потом Рамзес обнял женщину и крепко прижал ее к себе. Женщина опустила глаза, и вдруг на щеках ее засверкали слезы. Рамзес поцеловал эту женщину, а она прильнула к нему и возвратила поцелуй.
Как больно это видеть! Словно острый нож полоснул по лицу. Дрожа, Клеопатра отвернулась и уставилась в темноту перед собой.
Она чуть не закричала от боли. Но почему? Ненависть к этой женщине захлестнула ее, сжигая грудь. «Дай Антонию эликсир!»
Вдруг гигантский театр погрузился во тьму. Перед залом возник какой-то мужчина; зрители разразились аплодисментами, перерастающими в назойливый шум. Впечатляюще, как все в этом новом времени, но очень странно.
Мужчина поклонился, поднял руки вверх, потом повернулся лицом к музыкантам, которые наконец-то успокоились и сидели тихо. По его сигналу они заиграли; звук рос, становился все громче, полнее и прекраснее.
Эти звуки, казалось, растрогали Клеопатру. Она почувствовала, как ладонь Алекса легла на ее руку. Звуки окружили ее, унося с собой боль.
– Новые времена, – прошептала она. Неужели она тоже плачет? Она не хотела никого ненавидеть! Она не хотела этой боли! И снова в ее памяти возникла тьма, а во тьме – Рамзес. Может, это была гробница? Она почувствовала, как в ее рот вливается эликсир. И вдруг он в ужасе отшатнулся от нее. Рамзес! Неужели она на самом деле жалеет, что он сделал это? Неужели она на самом деле проклинает его?
Она жива!
Эллиот выглянул из-за занавески в освещенное фойе, чтобы при свете прочитать записку.
– Она лежала у портье в отеле, сэр, – сказал мальчик, ожидавший монетку, которую Эллиот вытащил из кармана и держал в руке.
«Отец, увидимся в опере или на балу. Извини за таинственность, но я познакомился с совершенно потрясающей женщиной. Алекс».
Эллиот пришел в ярость. Что ж, так оно и есть. Он вернулся в темный зрительный зал.
Рамзес не думал, что этот спектакль доставит ему удовольствие. Он все еще злился на Эллиота за то, что тот притащил их сюда. И вправду, опера была бы нелепой, не будь она так прекрасна. Толстые «египтяне» где-то внизу пели по-итальянски на фоне нарисованных храмов и статуй, которые казались каким-то жалким гротеском. Но сама музыка покоряла, хотя страдания Джулии, похоже, только усилились. Под прикрытием темноты Джулия прильнула к его плечу. Несущиеся со сцены дивные голоса тронули ее сердце. Эти часы не стали агонией, которую Рамзес представлял в своем воображении; напротив, в его душе затеплилась трусливая надежда, что Клеопатра, скорее всего, уехала из Каира, затерялась в огромном современном мире и теперь не надо искать ее. Эта мысль и радовала его, и ужасала. Пройдут дни и месяцы – и во что выльется ее бесконечное одиночество? На кого обратит она свой гнев?
Клеопатра подняла волшебный оперный бинокль. Посмотрела на Рамзеса и Джулию, поразившись отчетливости изображения. Женщина плакала, в этом не было никаких сомнений. Ее темные глаза были прикованы к сцене, где уродливый коротышка пел прекрасную арию «Божественная Аида». У него был сильный голос, а мелодия была так прекрасна, что сердце могло разорваться от печали.
Она хотела уже опустить бинокль, как вдруг Джулия Стратфорд прошептала что-то своему спутнику. Они оба встали, Джулия Стратфорд скрылась за портьерой, и Рамзес вышел за ней следом.
Клеопатра коснулась руки Алекса.
– Оставайся здесь, – прошептала она ему на ухо.
Кажется, он ничего не заподозрил. Он даже не попытался остановить ее. Клеопатра поспешно прошла через театральную ложу и скользнула в просторный зал второго этажа.
Он был почти пуст. Слуги за высоким длинным прилавком наливали напитки нескольким старичкам, которые выглядели довольно жалко в своих черно-белых мундирах. Один из них раздраженно оттягивал жесткий воротничок.
За дальним столиком, у большого полукруглого окна, завешенного расшитой портьерой, сидели Джулия Стратфорд и Рамзес. Они разговаривали так тихо, что ничего не было слышно. Клеопатра подошла ближе, спряталась за растущими из кадушек высокими деревьями и приложила к глазам театральный бинокль: их лица приблизились, но слов, разумеется, разобрать она не могла.
Джулия Стратфорд покачала головой, отказываясь от чего-то. Рамзес взял ее за руку, не давая уйти. О чем он говорит с такой страстью? Как он умоляет ее. Клеопатре знакома эта настойчивость, эта убежденность. Но Джулия Стратфорд не слабее ее.
Вдруг Джулия вскочила, сжала в руке маленькую сумочку и направилась к выходу. Рамзес в отчаянии схватился за голову.
Клеопатра тихонько пошла следом за Джулией Стратфорд, прижимаясь к стене, молясь про себя, чтобы Рамзес не посмотрел в ее сторону.
Джулия скрылась за деревянной дверью:
ДАМСКАЯ КОМНАТА.
Клеопатра смутилась, не зная, что делать дальше. Вдруг раздался какой-то голос. Это был молодой слуга:
– Ищете дамскую комнату, мисс? Она здесь.
– Благодарю вас. – Клеопатра направилась в ту сторону. Очевидно, это какое-то общественное помещение.
Слава богу, здесь никого нет. Джулия села на самый крайний, обитый бархатом стул возле длинного стола и минуту сидела бездумно, закрыв ладонью глаза.
По улицам бродит чудовище, или тварь – называй как хочешь, а они сидят тут взаперти и тупо слушают музыку, как будто не было этих ужасных убийств, как будто они больше никогда не повторятся.
Но хуже всего то, что Рамзес сам напросился на ссору: держал за руку, говорил, что боится потерять.
А Джулия в ответ выкрикнула.
– Лучше бы я никогда не видела тебя! Лучше бы Генри довел свое дело до конца!
Неужели она так сказала? Он больно сдавил ей запястье – и сейчас еще было больно. Джулия сидела в тишине и лила молчаливые слезы. Ее обиженный шепот отдавался эхом в холодной комнате.
– Джулия, – сказал Рамзес, – я сделал ужасную вещь, да, я знаю. Но сейчас я говорю о нас с тобой. Ты жива, ты красива, здорова, у тебя прекрасная душа…
