Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)

Берг приземлился на ноги в дюйме от извивающегося тела дронта и мягко перекатился через плечо, уходя от мечущихся в агонии щупалец чудовища. Хорошая работа! Он повернулся всем телом для того, чтобы добить кошмарную тварь и помимо селенита принести на базу еще и зеленый костяной гребень врага – символ доблести десантника-ветерана…

Последнее, что он увидел в жизни, был обрывок бронированного шланга системы охлаждения, болтающийся перед смотровым стеклом его скафандра. Видимо, дронт все-таки успел достать его… Немного, всего лишь кончиком когтистого щупальца. Немного, но вполне достаточно.

Кровавая, удушающая жара ворвалась в гермошлем. Берг упал на колени и в последний раз поднял голову кверху, туда, где очень далеко, за сотнями тысяч световых миль, была его родная планета… Но в этом небе не было видно никаких планет. В небе были лишь рваные сиреневые облака и чужое солнце, мертво мерцающее с высоты. Квадратное солнце…

– Что с ним, доктор? – спросил полицейский.

Доктор на секунду задумался, подбирая слова.

– К сожалению, сейчас это уже не самый редкий случай, – наконец произнес он, поправляя сползающие с носа очки. – Паранойя. Помешательство на компьютерных играх. Парень уже не живет в этой реальности. Он гоняется за дронтами или как еще там зовут этих компьютерных монстров. Его мозг слишком далеко за квадратом монитора.

Полицейский резиново улыбнулся.

– Так не говорят, док, «за квадратом монитора»… Это стилистически неверно.

– Ну, тогда…

Доктор замялся.

– Как называется это заболевание?

Проклятые очки все ползли и ползли вниз по внезапно вспотевшему носу, и док уже устал поправлять их. Странный полисмен… И улыбка у него странная… Док еще раз бросил взгляд через забранное решеткой маленькое окошко камеры, где о мягкие стены обивки бился молодой парень с горящим от странного возбуждения безумным взглядом.

– Так как это называется? Что мне написать в протоколе?

Доктор почему-то сделал шаг назад.

– М-может быть, игромания?..

Полицейский расхохотался. Доктор сделал еще один шаг, трясущимися руками пытаясь поймать очки. Ему это не удалось, и круглые стекляшки упали вниз, со звоном разбившись о кафельный пол.

У полисмена не было зубов. Его тонкие губы извивались по краям черного провала под носом на том месте, где у людей должен быть рот. Но эта сплошная дырка без намека на язык, нёбо, гланды, то есть без всего того, что полагается иметь человеку во рту, не могла быть ртом, как не была человеческим лицом постепенно сминающаяся и сползающая книзу со лба резиновая маска.

– Вторая ошибка, док! Вам следовало подумать, прежде чем выбрать нужный ответ!

Доктор повернулся и побежал вдоль длинного коридора, скользя подошвами лаковых ботинок по гладкому полу.

– Третья ошибка! – взвизгнул голос сзади него. – Третья ошибка!

Выстрел прозвучал как-то странно – буднично и привычно. Док не почувствовал боли. Что-то мягко, но тяжело ткнулось ему между лопаток, и он упал, ударившись лицом о кафель. Кафель был холодным и мокрым от его крови. Это было неприятно, и доктор перекатился на спину. И тут ему стало больно. Так больно, что он стиснул зубы и закрыл глаза, чтобы не видеть слишком яркого света, льющегося сверху сквозь квадратное окно в потолке коридора. На секунду ему показалось, что все это происходит не с ним, что мир вокруг него какой-то ненастоящий. Ведь разве может быть реальным громадное, испуганное человеческое лицо в сверкающем окне потолка и резиновая, неестественная и страшная гримаса на физиономии защитника правопорядка?

…Дик оттолкнул от себя клавиатуру и ударил по кнопке «POWER» на передней панели компьютера. Дьявольщина! Эта последняя 3D-экиш с видом а-ля Лара Крофт, плавно переходящая в ролевую игру с кошмарным сюжетом, сведет с ума кого угодно! И в чью ненормальную голову мог прийти такой бред? А эти последние взгляды умирающих, слишком уж реально умирающих героев оттуда, из глубины экрана монитора! Эти взгляды снились Дику каждую ночь в течение уже целой недели. Целой недели, в течение которой он пытался пройти это порождение больного воображения. Но игра все время менялась. Менялись роли, пейзажи, сюжеты, менялись герои, порой бросая на Дика оттуда, с другой стороны монитора, мимолетные взгляды. Когда вопросительные, когда недоуменные, а когда – полные смертельной боли…

Все, хватит!

Дик снова включил машину для того, чтобы вытащить диск с записью жуткой игры и сломать его ко всем чертям.

Монитор мигнул чернотой, в которой на секунду отразился интерьер комнаты Дика. Шкаф, забитый дисками, дискетами, проводами и другим компьютерным барахлом, кровать со смятым одеялом, старый телевизор и – за спиной Дика – большой, мерцающий отраженным от монитора светом квадрат, в котором смутно плавало лицо молодой девушки с горящими от странного возбуждения глазами, увлеченно нажимающей на кнопки клавиатуры.

Дик закричал и резко развернулся на вращающемся кресле, сдирая кожу с колена острым углом полуоткрытого ящика стола.

Сзади стояло зеркало. Большое квадратное бабушкино зеркало, которое Дик помнил с детства. И конечно, в зеркале не было никого, кроме самого Дика, судорожно вцепившегося в подлокотники кресла. Кроме Дика и сверкающего монитора его компьютера с логотипом фирмы, изображающим распахнутое окно.

Юлия Зонис

ИГРА В ГОЛЬФ НА КРИКЕТНОМ ПОЛЕ

И интереснее всего в этом вранье то, что оно – вранье от первого до последнего слова.

Толстая негритянка исполняла «Бесаме мучо» на крохотной сцене рядом с баром. Не самый ожидаемый выбор для забегаловки в Вапуе. Среди предков негритянки явно были и индейцы – к плоскому носу прилагались высокие скулы, а влажная кожа отсвечивала бронзой. Голос у нее был сильный, но глуховатый, однако Роквуду нравилось. Цедя из кружки местное слабое пиво, он пристукивал пальцами по столу в такт мелодии. «Besame, besame mucho, que tengo miedo perderte» – «Я так боюсь тебя потерять…». Испанского Роквуд почти не знал, но видел перевод когда-то где-то.

– Амиго!

Роквуд так увлекся песней, что не заметил протолкавшегося к нему сквозь толпу Бореаля. Низенький, тучный, в тропической панаме и с вечными пятнами пота под мышками и на спине, он был одновременно проводником, приятелем и мошенником, который беззастенчиво Роквуда обирал. Как эти противоположности совмещались в небольшом бочкообразном теле индейца, Роквуд мог только догадываться.

Бореаль плюхнулся на стул напротив Роквуда, обмахнулся платком и торжествующе пропыхтел:

– Я зафрахтовал лодку.

Роквуд заломил бровь. Судя по ослепительной улыбке Бореаля, зафрахтовать лодку в этих местах было не меньшим подвигом, чем взобраться на Монблан в инвалидном кресле.