Стивен Кинг - Исход (Том 1)
Затем снова мрак, лица и голоса, которые невозможно вспомнить, и, наконец, всплываешь на поверхность здесь, в маленьком домике, построенном своими руками на окраине Маунтин-Сити. Потому что сейчас — это сейчас, огромная волна бунта и протеина, захлестнувшая страну, уже давно отошла, а юные турки теперь уже почти все превратились в стариков с седыми бородами, вот и все уцелевшие обломки кораблекрушения, детка. Мальчик в желтых плавках был давным-давно, а в Боулдере Кит Бредентон жил, когда был еще ребенком.
Господи, неужели я умираю?
С агонизирующим ужасом он зацепился за эту мысль, жар кружился, скручиваясь спиралью в его голове, как смерч. И внезапно его учащенное дыхание остановилось, когда из-за закрытой двери спальни раздался звук. Сначала Бредентону показалось, что это пожарная сирена. По мере приближения звук взлетал и становился громче; сквозь этот звук он слышал клацающие шаги сначала в холле на первом этаже, затем в гостиной, а потом шаги раздались на лестнице, ведущей вверх.
Бредентон откинулся на подушки, его охватила волна ужаса, глаза на опухшем, потемневшем лице округлились. Шаги приближались. Уже не сирена, а крик, высокий непрерывный крик, который не может воспроизвести или выдержать ни одно человеческое горло, определенно вой банши[7] или какого-то черного Харона, пришедшего переправить его через реку, отделяющую землю живых от земли мертвых.
Теперь торопливые шаги направлялись через холл второго этажа прямо к нему, половицы стонали и скрипели, протестуя под тяжестью этих безжалостных ног, и внезапно Кит Бредентон понял, кто это такой, он вздрогнул, когда дверь с треском распахнулась, и мужчина в линялой джинсовой куртке вбежал в спальню, его убийственная ухмылка сверкала на лице, как круг ножей, лицо было радостным, как у безумного Санта-Клауса, он размахивал оцинкованным ведром.
— ХИ-И-И-И-И-И-О-О-О-О-О-У-У-У-У-У!
— Нет! — вскрикнул Бредентон, беспомощно закрывая лицо рукой. — Нет! Не-е-ет!..
Ведро метнулось вперед, из него хлынула вода, застыв на мгновение в желтом свете лампы огромным неотшлифованным бриллиантом, и он увидел, как лицо мужчины, искаженно просматривающееся сквозь поток воды, превратилось в физиономию победоносно усмехающегося тролля, только что выбравшегося из самых темных закоулков ада, чтобы принести неистовство и ярость в этот мир; затем вода обрушилась на Бредентона, такая холодная, что его опухшее горло моментально стало шире, выдавливая кровь из стенок гортани огромными каплями, у него перехватило дыхание, и он одним конвульсивным движением сбросил все покрывала, открывая тело приближающемуся огромному прозрачному ножу, когда неожиданная судорога острыми зубами вонзилась в его тело, измученное этой вынужденной борьбой. Он вскрикнул. И снова закричал. Затем откинулся на подушку, дрожа горящим телом на влажной, сразу ставшей холодной простыне, голову разрывала тупая боль, глаза вылезали из орбит. Дыхательное горло снова резко сузилось, и Бредентон попытался бороться с удушьем. Тело его забилось в конвульсиях.
— Я знал, что это охладит тебя! — весело крикнул человек, которого Кит знал как Ричарда Фрая. Со стуком он поставил ведро на пол. — Я знал, я знал, что это поможет. Золотая рыбка! Благодари меня, парень, благодари за мою услугу. Ты благодаришь меня? Не можешь говорить? Нет? Но я-то знаю, что можешь.
— Йе-е-е-е-а-а-а-х-х-х!
Он подпрыгнул, как Брюс Ли в своих фильмах, раскинув колени в стороны, и завис на мгновение прямо над Китом Бредентоном, как вода до этого. Зловещая тень его застыла на прикрытой промокшей пижамой груди Бредентона, и тот слабо вскрикнул. Затем колени опустились по обе стороны от Кита, и обтянутый потертыми джинсами пах Ричарда Фрая двурогой вилкой завис в нескольких дюймах над грудью, а его лицо вспыхнуло над Бредентоном, как факел из готического романа.
— Я должен был разбудить тебя, — сказал Фрай, — я не хотел, чтобы ты отдал концы, не переговорив со мной напоследок.
— … прочь… прочь… прочь с меня…
— А я не на тебе, парень. Я просто завис над тобой. Как огромный невидимый мир.
Бредентон, охваченный смертельным страхом, мог только задыхаться, дрожать и отводить глаза от этого веселого, вызывающего гнев и раздражение лица.
— Нам необходимо побеседовать о кораблях, тюленях и морских прибоях и о том, есть ли у пчел жало. А также о документах, которые у тебя должны быть для меня, и о машине, и о ключах от машины. Пока что в твоем притоне я видел только пикап-«шеви», и я знаю, что он твой, Кити-Кити, так как насчет этого?
— … они… документы… не могу… не могу говорить… — Кит, хватая ртом воздух, пытался сделать вдох. Зубы его стрекотали, как пичужки на дереве.
— Будет лучше, если ты сможешь заговорить, — произнес Фрай и, угрожающе растопырив большие пальцы, затем согнул их под углом, который, казалось, противоречил всем законам биологии и физики. — Потому что в противном случае твои невинные глазки станут брелком на моих ключах, а ты будешь прыгать в аду, как слепая собака. — Он нажал пальцами на глаза Бредентона, и тот только беспомощно дернулся.
— Ты мне скажешь, — приказал Фрай, — и я дам тебе отличные таблетки. Я даже приподниму тебя, чтобы ты смог проглотить их. Ты поправишься, парень. Таблетки позаботятся обо всем.
Бредентон, теперь уже дрожа как от страха, так и от холода, выдавливал слова сквозь клацающие зубы:
— Документы… на имя Ренделла Флегга. В бюро на первом этаже. Под… под бумагами.
— Машина?
Бредентон мучительно пытался вспомнить, какую машину требует от него этот человек. Это было так далеко, отделено зыбучими песками бреда, этот бред, казалось, повлиял каким-то образом на его мыслительный процесс, обратив в пепел целые блоки памяти. Целые отделения памяти стали выжженными отсеками с дымящимися проводами и обугленными переключателями. Вместо машины, о которой спрашивал этот ужасный человек, всплыло воспоминание о его первой машине, «студебеккере» выпуска 1953 года с закругленным капотом, выкрашенным в розовый цвет.
Очень спокойно одной рукой Фрай закрыл Бредентону рот, а другой зажал ноздри. Бредентон начал выгибаться дугой. Сдавленный стон вырвался из-под руки Фрая. Он отнял обе руки и сказал:
— Это помогло тебе вспомнить?
Странно, но помогло.
— Машина… — сказал Бредентон и задышал, как собака. Мир вокруг него, пошатнувшись, успокоился, и он смог продолжить. — Машина припаркована… позади станции Коноко… кладбище автомобилей… сразу за выездом из города. Шоссе № 51.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});