Юлия Басова - Ловушки памяти

Последняя фраза, однозначно, была лишней. Стронг презрительно хмыкнул, показывая, что награды его интересуют меньше всего.

– Значит, мой герой должен говорить по-русски без акцента? – переспросил он.

– Да, – я утвердительно кивнула головой, – озвучивать тебя другим голосом будет глупо и неправдоподобно. Поклонники и фанаты твой тембр ни с чем не спутают. Не будем их разочаровывать.

Я переместила взгляд на массивную бронзовую люстру, свисающую с потолка, и бегло подсчитала количество плафонов на ней, чтобы хоть как-то отвлечь себя от нарастающих чувств к Стронгу. Дело превыше всего, Мила! А потом – бежать, бежать из Лондона, пока не стало слишком поздно!

Лицо Стронга, когда я вновь посмотрела на него, было почти непроницаемым. И лишь под тонкой загорелой кожей на щеках проступал румянец. Я почти физически ощутила, что англичанину сейчас очень жарко. И вряд ли оттого, что в зале ресторана вовсю работает система отопления. Напряжение, возникшее между нами, казалось, можно было разглядеть в воздухе, прямо над нашими головами. Тысячи огненных разрядов рассекали пространство под потолком, искрились и переливались, словно новогодняя иллюминация. Я невольно вспомнила ёлку во дворе дома, куда так стремилась попасть, но тут же отогнала от себя ненужные мысли.

– Этот фильм – не про супергероев, – жёстко сказала я после паузы, – не про оборотней, не про вампиров. Это рассказ про тех, кого изменила жизнь, но кто смог, несмотря на это, остаться собой. Ты ЭТО понял, прочитав книгу?

Я метнула свой вопрос в Роберта и резко откинулась назад, ожидая ответа. Однако Стронг молчал, не сводя с меня глаз цвета холодного неба.

Я выдержала заметную паузу и снова заговорила:

– Это рассказ про тех, кто, возможно, живёт рядом с нами. Про наших отцов и матерей, наших возлюбленных, которые могут на поверку оказаться совсем иными, чем мы о них думали. Они – гораздо сильнее, чем кажутся на первый взгляд. Они – среди нас, но не могут рассказать об этом, потому что никто не учил их хвалиться своими подвигами. И ещё потому, что знают – откровенность способна навредить тем, кого они любят. Они созданы, чтобы выполнять своё предназначение. И наверное поэтому, все другие стороны жизни им не познать.

В горле запершило, и я поспешно глотнула сок из стакана. Прошло уже много времени, как мне его принесли, и сок потемнел, став почти безвкусным. Тем не менее, говорить сразу стало легче:

– Любовь. Боль неразделённого чувства. Радость взаимного притяжения. Ревность. Неужели нашим незримым героям никогда не удастся почувствовать всё это? Автор книги усомнился и показал всем, что даже в самом твёрдом сердце может поселиться…

– Любовь, – неожиданно перебил меня Стронг, сам закончив фразу. – Но трава может взойти лишь там, где её посеяли. Так и любовь. Для неё нужна благодатная почва, а не голый асфальт.

– Через асфальт тоже пробиваются былинки, но не все это видят, не все знают. Как правильно показать тот самый миг, когда в каменном сердце расцветает настоящее чувство? Как можно передать мельчайшие оттенки эмоций, не говоря при этом ни слова? – Я почти кричала, распалившись не на шутку. Лавровский с восторгом смотрел на меня, а Кристина почему-то испуганно, вжалась в своё кресло.

– Потому что об этом нельзя говорить, – сказала я уже более спокойно, – и знаешь, Роберт, нужно обладать нечеловеческим даром, чтобы показать всё это. Иначе картина провалится, несмотря на все ухищрения талантливых профессионалов.

Я кивнула в сторону Лавровского, ничуть не стесняясь его.

Странно, меня словно выжали, всю, до последней капли. Я затихла, понимая, что теперь слово за Стронгом.

– Я согласен, – негромко и слегка хрипловато сказал он.

Я повернула голову и устало улыбнулась Николаю. Радость в моей душе не могла вырваться наружу, потому что я чувствовала себя опустошённой. Тем не менее, я думала про себя: ура! Мне удалось так построить свою речь, чтобы она задела Стронга за живое. Наверное, мало кому пришло бы в голову говорить актёру, что если он что-то сделает не так, то картина провалится. Потому что любой другой актёр, но не Стронг, испугался бы такой ответственности. Значит, я почувствовала его, поняла, что он за личность. Ура!..

Только почему так ужасно хочется спать?

В это самое время Лавровский ликовал. Он подозвал официанта и заказал-таки шампанского, чтобы отметить важное событие.

– Роберт, вы не пожалеете! – воскликнул он, протягивая Стронгу руку.

– Надеюсь, – ответил тот, нехотя отвечая на рукопожатие режиссёра, и выразительно посмотрел на меня. Затем он перевёл взгляд на Лавровского и сказал:

– Вы счастливец, Николай. Вам принадлежит настоящее сокровище. Берегите его.

– Вы про Милу? – Режиссёр быстро понял, о чём идёт речь. Пожалуй, чересчур быстро, потому, что я даже встрять не успела в их опасный разговор, как вдруг Лавровский доверительно шепнул Роберту:

– Эту девушку нужно всегда держать рядом с собой. Она – моя удача.

Николай и не подозревал, как на эти слова отреагирует Стронг, иначе бы молчал, словно рыба.

Роберт резко вскинулся и сверкнул глазами. Затем залпом выпил ещё пятьдесят грамм водки и довольно громко сказал:

– Значит, я правильно понял, Мила. Ты принадлежишь этому человеку. И потому сбежала от меня сегодня ночью, не так ли?

Лавровский поперхнулся шампанским, а я буквально остолбенела от нелепости этого предположения.

– Ты дразнила меня, заставила гореть от желания, но потом бросила, словно ненужную вещь. Чего ты добивалась? Или это он попросил тебя так сделать? На что ещё ты готова ради него?

Роберт повернул голову в сторону Лавровского.

– Мне неясны твои чувства, Мила. Я вижу, что Николай тебя любит, но не понимаю, как к нему относишься ты. Это почти невыносимо!

Казалось, Роберт напрочь забыл о том, что нас внимательно слушают. Он попросту плевал на других, целиком сосредоточившись на мне.

А я не понимала, что нужно сказать, и поэтому хранила молчание. Николай попытался что-то объяснять актёру, но тот не слушал, продолжая расстреливать меня в упор своим яростным взглядом.

– А если я попрошу у него разрешения провести с тобой ночь? – с вызовом поинтересовался он. – Ты и на это пойдёшь? Если я захочу любить тебя прямо сейчас, не выпуская из объятий? Трахать тебя несколько часов подряд, без устали? Может, если он разрешит, ты сделаешь это?

С небольшим опозданием, но до меня начали доходить слова Роберта. Стронг думал, что знает теперь, кто он – мой единственный. Но ведь парень ошибался. Жестоко ошибался. И нужно было указать ему на это. Только у меня не было сил.

Пожалуй, я выполнила свой долг перед Николаем, и делать мне здесь больше нечего.