Саймон Грин - Город, где умирают тени
Сев за письменный стол, Ройс быстро просмотрел скопившиеся за день бумаги, подписывая там, где ему поставила пометку секретарь, но не смог избежать растущей убежденности в том, что где-то что-то упущено. Причем что-то важное. Он еще раз не спеша проштудировал свой мысленный «контрольный список». Прибыли последние штурмовые и десантные вертолеты, и специалисты сейчас проверяли их техническое состояние. Последняя партия оружия и амуниции тоже прибыла — она была собрана с нескольких армейских баз, на которых, скорее всего, пока не заметили недостачи. А самое главное, каждый крестоносец обоего пола ответил на призыв и, прибыв в лагерь, отметился в списке.
Сюда пришли люди самых разнообразных профессий, любых социальных и экономических формаций, объединенные верой в Господа и ненавистью ко всем и каждому, кто вступал в противоречие с верой крестоносцев. Все торговцы развратом, безбожники и не в меру жалостливые политиканы будут держать перед крестоносцами ответ, и все, что безбожники творили, откроется глазам крестоносцев, когда Шэдоуз-Фолл падет под их ударами. Каждый плацдарм был у верховного на связи и сейчас находился в боевой готовности, чтобы по первому приказу начать вторжение. Ройс сделал все возможное для подготовки себя лично и своих людей. Единственное, что оставалось, — молитва. Вот о чем он забыл! Ройс прикрыл глаза, сплел пальцы рук и обратил слова к Господу Богу. К его Богу:
— Возлюбленный Господь, услышь меня. Даруй нам мужество и силу очистить от вредителей и паразитов твой славный город Шэдоуз-Фолл. Направь наше оружие и обрушь проклятия на тех, кто осмелится воспротивиться нам. Каждая смерть будет подарком Тебе, еще одной душой, присланной на Страшный суд. Мы будем торжествовать победу, и не имеет значения, чего она нам будет стоить, потому что в этом славном крестовом походе Ты с нами, Господи. Точь-в-точь, как наши предки боролись за освобождение святых земель от неверных, теперь мы очистим от скверны Шэдоуз-Фолл, а за ним и весь мир. И миром будут править крестоносцы — во славу Твоего имени, Господи. Виновных постигнет кара.
Ройс открыл глаза и взглянул на экран телевизора в углу кабинета. За те годы, что он создавал свою армию, ему пришлось горы свернуть, воскрешая распавшихся крестоносцев и сплачивая их. Кое-кого из собратьев он жалел более остальных. В особенности один все еще тревожил не только его сны, но даже совесть.
Оттолкнув от себя стул, Ройс поднялся из-за стола, вытянул верхний ящик, достал пульт и, как пистолетом, нацелился пультом на телевизор. Во рту пересохло, и рука чуть подрагивала. Он облизал губы и медленно опустил руку с пультом. Сейчас не время — ни для страха, ни для слабости.
— Я ничего не боюсь, потому что мой Бог со мной.
«Ну-ну, вот только который?»
Фраза — не произнесенная вслух чужим голосом — будто сама собой соткалась у него в голове. Ройс крепко зажмурился, затем открыл глаза и уставился на экран телевизора — тот стоял особняком, компактный и простой, в центре нарисованной мелом пентаграммы. Телевизор не был включен, и антенны у него не было. Пытаясь чуть расслабиться, Ройс глубоко вздохнул и нажал кнопку на пульте. Экран ожил, зарябив серыми полосами, затем очистился и явил взору ведущего телеигры в костюме с блестками, стоявшего в море огня: языки пламени плясали вокруг него. Человек с экрана улыбался, и на зубах его виднелись черные точечки. На лбу у него были утолщения, напоминавшие готовые проклюнуться рога.
— Ну-ка, ну-ка, кто это к нам сегодня пришел? Лопни мои глаза! Эй, ребята, да это же Уильям Ройс, верховный главнокомандующий знаменитых (а скорее, печально знаменитых) крестоносцев, образчик добродетели и просто хороший парень. Защитник кротких и смиренных, поскольку они правильно поклоняются правильному Богу; он же — судия и каратель недостойных, плюющий на законы. Что-что вы говорите, ребята? Протянуть ему руку и сердечно поприветствовать? Хорошо, Уильям Ройс — добро пожаловать!
Из-за спины оглушительно рванулись приветственные вопли неисчислимых зрителей. Какое-то мгновение весь экран заполнили сполохи пламени, затем схлынули, и Ройс вновь увидел ведущего, но только уже в облике рокера: с длинными волосами, с ног до головы в коже, заклепках и цепях. Лицо его припухло от неуемного ублажения плоти. На лбу заметно выделялись загибающиеся вверх рога. Рокер улыбнулся, и меж капризно изогнутых пухлых губ мелькнул раздвоенный язык.
— Ну, чему ты так удивлен, Уильям? Разве это не то, о чем ты всегда подозревал? У меня масса образов, форм и личин, и имя мне Легион. Знаю, это старая сплетня, но ведь здесь внизу, на земле, принято чтить традиции, верно? Я всего-навсего простой рокер, только песня моя, может, громковата для твоих драгоценных ушей. А стоит воспроизвести запись задом наперед, можно услышать мой голос, если, конечно, как следует прислушаться. Но это лишь в том случае, если очень хочется его услышать. Ты чего такой неулыбчивый, Уильям? Образ мой не по душе? Знаешь, я на все готов ради тебя, раз уж мы нашли друг друга. Может, вот это тебе больше понравится?
Рокер превратился в мальчика-певчего в девственно белой сутане, прибитого к деревянному кресту. С запястий и лодыжек обильно текла кровь, и в глазах его не было ни капельки жизни. Открыв похожий на бутон розы рот, он запел: «Я нужен Иисусу, как солнечный лучик...»
— Хватит! — Капельки пота сбегали по лицу Ройса, но командный голос был тверд. — Хватит трепаться, сатана. Я призвал тебя от имени Господа Бога и приказываю тебе вести себя более достойно.
— Ну вот, весь кайф сломал, — вздохнул мальчик-певчий.
Языки пламени снова взметнулись, а когда опали, на месте мальчика оказалась девочка-подросток в джинсах и свитере. Она сидела в плетеном кресле, вытянув и скрестив ноги так, что в глаза бросалась их великолепная длина.
— Помнишь меня, Билли? Я была первой девочкой, улыбнувшейся тебе тогда, в школе, помнишь? Ты лелеял обо мне на удивление разнообразные мечты! Однако не отваживался даже заговорить со мной. А сейчас можешь взять меня. Можешь делать со мной все, что захочешь. Всего-то для этого надо стереть пентаграмму и выпустить меня на волю, и тогда я стану всем тем, о чем ты когда-либо мечтал.
— Ты бредишь, — сказал Ройс. — Неужели сам никогда не устаешь от своих жалких кривляний? Я знаю, кто ты и что ты, и не пытайся искушать меня — бесполезно. Я присягнул Господу, и во мне его сила.
— Ни на секунду не сомневаюсь в этом, мальчик Билли. Вот только, раз уж ты такой непорочный и благочестивый, а цель твоя так чертовски праведна, будь добр, скажи мне, как же ты докатился до того, что за подмогой обратился ко мне? И ведь тебе без меня никак, а, Билли? Молитва и пост — это неплохо, да только ими города не взять. Все армии и предатели мира не в состоянии пробить оборону Шэдоуз-Фолла. Для этого тебе нужны я и такие, как я. А когда битва закончится и падет ночь, я буду стоять там, на линии фронта, и требовать платы за все. И тогда тебя не спасут все молитвы мира, мальчик Билли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});