Роберт Чемберс - Послание из тьмы

Родственники уходят. По комнате мечется новое действующее лицо: молодой человек, незнакомый и… невидимый. Хватает с серванта лежащее там ручное зеркальце, жадно смотрится в него – и в отчаянии отбрасывает: «Не вижу себя!» Через миг, с изумлением присмотревшись: «А теперь я не вижу и зеркальце!» Берет с полки книгу – и убеждается: «Все, к чему я прикоснусь, становится невидимым!» Кладет книгу на место, но от этого она не становится видимой. В ужасе: «Значит, если я, например, поздороваюсь с человеком за руку – он тоже?..»

Поэкспериментировав (с чем?), приходит к выводу, что «заражение невидимостью» через прикосновение передается только на предметы, а живым объектам оно не страшно.

Видит на столе блюда с едой, какое-то время борется с искушением – и преодолевает его: «Это не мое! Да, мне случалось бродяжничать – но я еще никогда не воровал! Так что же, мне теперь придется голодать? Ужасная ситуация, если честно: я ведь никак не могу заработать на жизнь! Даже просто заговорить с человеком не смогу без риска напугать его до смерти…»

Входят двое цветных слуг, Джим и Салли. Болтают друг с другом, обсуждая предполагаемое убийство Бенсона и предстоящий спиритический сеанс. Наступают на хвост очередной невидимой кошки – и от ужаса вопят громче нее.

«Снова! То ж самое снова: аж четвертый раз с позавчера, вот взаправду тебе говорю!» – «А я тебе скажу еще взаправдее: этот дом проклят, тут завелись эти… при-ви-де-ни-я… ну, нечистики, короче…» – «Точняк! И как ни крутись: это наши хозяева-спиртисты их накликали!» – «Не спиртисты, а, как их, спиртуалы…» – «Да тут что в лоб, что по лбу!»

Несмотря на свой испуг, слуги быстро и умело завершают сервировку стола. Слыша их разговор и видя расставленные на столе яства, человек-невидимка испытывает прилив бодрости.

«Я спасен! Мне нашлась работа! Их хозяева-спириты вызывают духов – значит, я буду работать духом: совсем недорого, за кров и пропитание! Первая плата – авансом!»

Берет кое-что со стола. Слуги, заметив нехватку блюд, обвиняют друг друга, ссорятся, но ничего не подозревают.

Наступает вечер. Хозяева дома проводят спиритический сеанс.

Медиум размещает на столе планшетку с бумагой для «переписки с духами», вставляет в отверстие карандашный грифель. Громко произносит вслух вопросы. Человек-невидимка пишет ответы.

Проверяют записи. Все удивлены: вопросы задавались духам Вебстера, Байрона, Шекспира и пр., а ответы слишком легкомысленны для этих мужей, кроме того содержат грамматические ошибки.

Семья приступает к ужину. Невидимка время от времени «конфискует» еду или питье, но ужинающие списывают это на проделки своих соседей по столу.

Спиритический сеанс продолжается. Невидимка входит во вкус, начинает наслаждаться своей ролью призрака, усложняет ответы, строчит настоящие послания, очень трудные для понимания. Пока спириты бьются над их расшифровкой, похищает со стола запасную планшетку и запас бумаги для нее. Теперь у него есть возможность «выходить на связь» не только во время официального сеанса – чем он и пользуется, «вступая в контакт» с девушкой, которую он увидел за этим спиритическим ужином и влюбился в нее с первого взгляда.

Позже выясняется, что она – дочь пропавшего Бенсона.

Молодой невидимка пишет девушке: «Дорогая, напугает ли вас, если я заговорю?» Нет, не напугает. В результате их общение упрощается, теперь исчезает нужда в планшетке.

Невидимка: «Я не умер – ведь духи живут вечно. И я не всегда бесплотен: могу материализоваться, если вы того хотите… Действительно хотите? Вы меня не увидите, но что с того, ведь слепой тоже не видит окружающих, однако они от этого не перестают существовать… и не перестают любить… Зрячие и слепые могут вступать в брак, это никем не запрещено… Позвольте мне прикоснуться к вам. Позвольте обнять вас… вот так… Вам это неприятно?»

«Это восхитительно!» – отвечает девушка.

«Поцелуй меня, дорогая. Еще раз. И еще раз, пускай даже вот так торопливо. Ты не хотела бы, чтобы на моем месте был кто-то другой? Чтобы вместо призрака за тобой ухаживал живой человек, созданный из бренной плоти, который в любой миг может оставить тебя вдовой?»

«Бренная плоть и прочее – не страшно, а вот чтобы на твоем месте был другой человек – нет, не хотела бы, любимый!»

«Тс-с… Кто-то идет. Сохрани нашу тайну. Я не буду говорить ни с кем, кроме тебя!»

Почти сразу после этого молодому человеку приходится бежать из дома: кто-то случайно сталкивается с ним или, возможно, усаживается в кресло, где он расположился, – и обитатели дома понимают, что, кем бы ни был их загадочный посетитель, он точно не является бесплотным духом.

Спасаясь от преследования, он пробегает по только что натертому мастикой паркету – и все в ужасе видят, как на поверхности пола «из ничего» проступают следы ботинок… а следом за ними тянутся две цепочки кошачьих следов и одна собачьих.

Тот, кого обвиняют в убийстве Бенсона, схвачен – но предстает не перед обычным судом, а перед толпой линчевателей. Сомнений в его вине никаких, и через сук уже переброшена веревка с петлей. Голос невидимки: «Отпустите этого человека! Я – Бенсон, и я умер от своей собственной руки!» Мгновенное замешательство: линчеватели скорее изумлены, чем испуганы, посеять среди них панику нелегко.

Нещадно погоняя лошадь, к толпе подлетает сам Бенсон: «Не вешайте его! Никто не убит!» – «Как же не убит, сэр: вы и убиты, пусть не этим человеком, а сейчас ваш бесплотный дух примчался сюда, обгоняя вас, и принял всю вину на себя… э-э… гм… да, тут и вправду что-то не сходится».

Бенсон, обращаясь к пустоте: «Слава богу, что все обошлось! Где вы? Держите флакон: выпейте поскорее вот эту усовершенствованную микстуру – и все как рукой снимет! Я теперь навеки ваш должник!..» – «Раз так, могу я в качестве уплаты долга жениться на вашей дочери?» – «Ну… Если она согласна – то да!»

Молодой человек выпивает микстуру – и вновь становится видимым.

Счастливый финал.

Грегори Сквайрз

Сквайрз – загадочный автор: о нем как о человеке неизвестно вообще ничего, так что, можно предположить, перед нами псевдоним. Вот только неизвестно чей: какого-нибудь увенчанного лаврами мэтра, решившего попробовать себя в «непрофильном» жанре? Талантливого любителя, не стремящегося к литературной славе под собственным именем? Известного ученого (не все же позволяли себе такую откровенность, как математик, философ и богослов Чарльз Доджсон, никогда не скрывавший, что он и писатель Льюис Кэрролл – одно и то же лицо), опасающегося, что литературные упражнения идут вразрез с основным делом его жизни? Или, может быть, аристократа (опять-таки далеко не все позволяли себе такую откровенность, как 18-й барон Дансени)?