Мумия, или Рамзес Проклятый - Райс Энн
Находясь в каком-то оцепенении, она увидела, как он отходит от нее. Он положил на стол газету с той фотографией. Клеопатра посмотрела на него. Он поднимал со стола какой-то странный предмет. Он говорил в него. Спрашивал лорда Рутерфорда.
Клеопатра тут же вскочила. Мягким движением отобрала у него этот предмет и положила на место.
– Не уходи от меня, юный лорд, – попросила она. – Твой отец может подождать. А мне ты сейчас очень нужен.
Алекс растерянно посмотрел на нее. И когда она обняла его, не стал противиться.
– Давай не сразу вернемся в тот мир, – прошептала она ему на ухо, нежно целуя. – Давай побудем вдвоем.
Как быстро он сдался! Как быстро воспламенился!
– Не стесняйся, – прошептала она. – Ласкай меня, позволь своим рукам делать все, что захочешь, – как прошлой ночью.
И снова он принадлежал только ей, был ее рабом, превращая ее саму в рабыню своими поцелуями, лаская ее грудь через голубую ткань платья.
– Какой волшебник подарил мне тебя? – шептал он. – Только я подумал… когда я подумал… – И он снова осыпал ее поцелуями, а она повела его к постели.
По дороге в спальню она прихватила со стола газету. Когда они упали на простыни и он начал стаскивать с себя одежду, она показала ему газету.
– Скажи мне, – попросила она, указывая на группу людей, стоявших на солнце возле верблюда, – кто эта женщина?
– Джулия. Джулия Стратфорд.
Больше никаких слов не было – только торопливые жаркие объятия; его бедра прижались к ее лону, и он снова овладел ею.
Когда все было кончено и он успокоился, Клеопатра пробежалась рукой по его волосам.
– Эта женщина… Он ее любит?
– Да, – сонно ответил Алекс. – И она его любит. Но теперь это не имеет никакого значения.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что у меня есть ты.
Рамзес выглядел просто превосходно: на людях он всегда становился необыкновенно обаятельным – с прямой спиной, в отлично отутюженном белом костюме, на котором не было ни одной пылинки, с гладко зачесанными волосами. Голубые глаза искрились мальчишеским задором.
– Я пытался образумить его. Когда он взломал витрину и вытащил мумию, я понял, что это бесполезно. Я попытался выбраться оттуда, но меня схватили охранники. Ну, вы знаете всю эту историю.
– Но они сказали, что стреляли в вас, они…
– Сэр, эти люди совсем не такие, как солдаты Древнего Египта. Это лентяи, которые вряд ли знают, как правильно обращаться с оружием. Они бы не смогли победить хеттов.
Уинтроп невольно рассмеялся. Даже Джеральд был покорен. Эллиот посмотрел на Самира, который не осмелился даже улыбнуться.
– Хорошо бы нам удалось найти Генри, – сказал Майлз.
– Нет сомнения, что кредиторы уже ищут его, – откликнулся Рамзес.
– Ну что ж, вернемся к вопросу о тюрьме. Кажется, там был доктор, когда вы…
Наконец Джеральд не выдержал.
– Уинтроп, – сказал он, – ты отлично знаешь, что этот человек невиновен. Это все Генри. Это его рук дело. Все указывает на него. Он вломился в Каирский музей, украл мумию, продал ее и на эти деньги запил. Вы же нашли обмотки с мумии в доме танцовщицы. Имя Генри было вписано в долговую книгу в Лондоне.
– Но эта история…
Эллиот жестом призвал всех к молчанию.
– Мистер Рамсей устал от расспросов, да и мы тоже. Самое важное заявление он уже сделал: Генри сам признался ему в убийстве своего дяди.
– Во всяком случае, именно так: я его понял, – сухо сказал Рамзес.
– Я хочу, чтобы нам немедленно вернули наши паспорта, – проговорил Эллиот.
– Но Британский музей…
– Молодой человек… – начал было Джеральд.
– Лоуренс Стратфорд оказал Британскому музею неоценимую услугу, – заявил Эллиот. Его терпение наконец лопнуло. У него больше не было сил ломать комедию. – Послушай, Майлз, – сказал он, подавшись вперед. – Ты можешь, конечно, все это проверить еще раз, но предупреждаю: побойся общественного мнения. Уверяю тебя, если мои друзья, в том числе и Реджинальд Рамсей, не уедут завтра дневным поездом в Порт-Саид, тебя больше не примут ни в одной приличной семье Каира или Лондона, которая надеется в будущем принимать семнадцатого лорда Рутерфорда. Я понятно выразился?
В кабинете стало тихо. Майлз побледнел. Это был удар ниже пояса.
– Да, милорд, – еле слышно сказал он, открыл ящик письменного стола и один за другим вытащил все паспорта.
Джеральд не успел опомниться, как Эллиот протянул руку и сгреб их в охапку.
– Мне самому неприятно то, что я сказал, – пробормотал он. – За всю свою жизнь я не говорил подобных вещей ни одному человеку, но сейчас я очень хочу, чтобы мой сын мог спокойно вернуться в Англию. А я буду жить в этом чертовом городе столько, сколько вам понадобится. И отвечу на любые вопросы.
– Да, милорд, если я доложу губернатору, что вы остаетесь…
– Я же уже пообещал – разве этого мало? Вы хотите, чтобы я произнес страшную клятву?
Похоже, он переборщил. Джеральд успокаивающе похлопал его по руке. Эллиот своего добился.
Самир помог ему встать. Они вышли из приемной в центральный холл.
– Отлично сработано, Джеральд, – сказал Эллиот. – Я позвоню тебе, если понадобится. Пожалуйста, созвонись с Рэндольфом, расскажи ему все. Сейчас я просто не в силах сделать это. Потом я напишу ему подробное письмо.
– Я попробую смягчить удар. Зачем посвящать его в подробности? Арест Генри сам по себе будет для него тяжелым горем.
– Давай будем решать проблемы по мере их возникновения.
Рамзес проявлял нетерпение. Он то и дело поглядывал вниз, на ожидающий у подъезда автомобиль. Эллиот пожал Джеральду руку и стал спускаться по лестнице.
– Можно считать наше маленькое представление оконченным? – спросил Рамзес. – Я теряю драгоценное время.
– Ничего, у вас впереди еще очень много времени, – с вежливой улыбкой проговорил Эллиот. Ему здорово полегчало. Они победили. Дети могут уехать. – Сейчас вы должны вернуться в отель. Пусть все вас увидят.
– Глупости! А сегодняшний поход в оперу вообще кажется мне верхом идиотизма.
– Верхом целесообразности, – поправил Эллиот, первым забираясь на заднее сиденье автомобиля. – Прошу вас, – сказал он.
Рамзес был рассержен и огорчен.
– Сир, но что мы можем сделать, пока не получим какое-нибудь свидетельство о месте ее нахождения? – спросил Самир. – Вот так, наобум, нам ее не найти.
На этот раз движущаяся маленькая комната не испугала Клеопатру. Она уже знала, что это такое, знала, что эта комната служит людям «нового времени» точно так же, как железная дорога, и автомобили, и все эти странные механизмы, которые раньше казались ей воплощением ужаса, орудиями, способными причинять страдания и нести смерть.
Кабины лифта вовсе не были пыточными камерами, в которые запихивали людей, чтобы возить их вверх-вниз. А огромные локомотивы созданы вовсе не для того, чтобы давить наступающие армии противника. Странно, что сначала она истолковывала все увиденное в самом мрачном свете.
А теперь Алекс объяснял ей назначение всех чудес «нового времени» – правда, он способен был болтать часами. Ей не нужно было наводить его на интересующие ее темы, не нужно было задавать какие-то особые вопросы – ему нравилось рассказывать ей о мумии Рамзеса Проклятого, о современной женщине Джулии Стратфорд, о том, как Британия управляет своей великой империей, и так далее, и так далее. Было очевидно, что Джулия Стратфорд ему очень нравилась, что Рамсей «украл» ее у него и что теперь – опять – «это не имеет никакого значения». Вообще. Поскольку то, что он принимал за любовь, было на самом деле не любовью, а ее бледным подобием. Ей правда интересно узнать о его семье? Нет, поговорим об истории, о Каире, о Египте, обо всем мире…
Оказалось очень трудным делом удержать его от звонка отцу. Он чувствовал себя виноватым. Так что Клеопатре пришлось долго уговаривать его. Переодеваться ему было не нужно: рубашка и пиджак выглядели так же свежо и элегантно, как прошлой ночью.
